Чтение 46–й страницы книги ~Достаточно времени для любви, или жизни Лазаруса Лонга~

И они иногда спрашивали и не спорили со мной. Но я чувствовал, что
они не во всем верят мне. Это радовало: значит, ребята начинают мыслить
самостоятельно - хоть и не всегда правильно.

Мои рассуждения о Стране Оз Ллита выслушивала лишь из вежливости. Она
верила в Изумрудный город всем сердцем и, будь на то ее воля, лучше
отправилась бы туда, чем на Валгаллу. Если честно - и я тоже.

Главное - им понравилось учиться.

В деле обучения я не колеблясь прибегал к литературе. С ее помощью
быстрее начинаешь сочувствовать чуждым для тебя сторонам человеческого
поведения. Она только на шаг отстает от истинно пережитого - а у меня было
лишь несколько месяцев на то, чтобы сделать людей из этих забитых и
невежественных зверьков. Я предлагал им психологию, социологию,
сравнительную антропологию - таких книг у меня хватало. Но Джо и Ллита не
могли представить прочитанное в образах - я вспомнил, что был такой
учитель, который объяснял идеи с помощью притчей.

Они тратили на чтение каждый час, который я отводил для этого, как
щенята жались возле экрана читальной машины и ворчали друг на друга,
требуя поскорее листать страницы. Обычно Ллита подгоняла Джо, она читала
быстрее. Впрочем, они оба на глазах превращались из неграмотных в умелых
читателей. Я не давал им кинофильмов, потому что хотел, чтобы они
научились читать.

Но тратить все время на чтение было нельзя. Приходилось учиться и
другим вещам. Не ремеслам, а, что более важно, той агрессивной уверенности
в себе, без которой свободным человеком не станешь, а ее-то у них и не
оказалось, когда я ненароком взвалил на плечи эту обузу. Что там, я даже
не представлял, способны ли они стать такими: эта способность могла
затеряться в поколениях рабов. Но если искра в них была, ее следовало
отыскать и раздуть - или я так и не смог бы отпустить их на свободу.

Итак, я поощрял их самостоятельность - насколько возможно, прибегая к
осторожной грубости - и приветствовал любое проявление возмущения, правда,
безмолвно, про себя - как триумфальное свидетельство прогресса.

Я начал обучать Джо драться - просто кулаками, почему что не хотел,
чтобы мы поубивали друг друга. Одно из помещений на корабле я
переоборудовал под гимнастический зал, оборудование можно было
использовать и в гравитационных условиях, и в свободном падении; там мы
занимались час в день, когда температура воздуха была пониже. Я гонял Джо
до изнеможения. Ллита могла приходить, чтобы просто поразмяться. Втайне я
надеялся, что, если сестра увидит, как я выжимаю из Джо соки, это может
подхлестнуть его.

Джо нуждался в стимуле: ему с трудом вползало в голову, что меня
можно пнуть или ударить и что я не рассержусь, если он преуспеет, но
определенно буду не в духе, если он не постарается как следует.

Поначалу он не смел нападать на меня, как бы ни открывался. Я стал
обзывать и дразнить его, однако он все еще медлил, и я успевал
приблизиться первым и вздуть его.

Но однажды его прорвало, и он треснул меня так, что я едва успел
отскочить. И после ужина он получил награду: я разрешил ему почитать книгу
- настоящую, в переплете, со страницами. Я велел ему надеть хирургические
перчатки и предупредил, что отлуплю, если он порвет или запачкает хоть
одну страницу. Ллите я не позволил к ней прикоснуться - это был его приз.
Она приуныла и не желала садиться за читальную машину - пока он не
попросил разрешения почитать ей вслух.

Тогда я объявил, что она тоже может читать вместе с ним, но только
чтобы не прикасалась к страницам. Она устроилась рядом с ним, голова к
голове, и, счастливая, начала читать, время от времени ворча на брата за
то, что он медленно перелистывал страницы.

На следующий день она спросила, нельзя ли и ей научиться драться?

Конечно, ей надоело выделывать свои упражнения в одиночку. Мне тоже
скучно тренироваться одному, но я заставлял себя: кто знает, какими
опасностями чревата следующая посадка. Минерва, я никогда не считал, что
женщин следует учить драться: защищать детей и жену - дело мужское. И
все-таки женщина должна уметь драться - это может пригодиться.

Итак, я согласился, однако пришлось изменить правила. Мы с Джо
придерживались уличных правил - то есть обходились вовсе без правил, за
исключением того, что я не наносил ему тяжелых повреждений и ему позволял
ограничиваться синяками. Но я никогда не говорил об этом - он мог считать,
что вправе выцарапать мой глаз и съесть его. А уж как не позволить ему это
сделать, было моей проблемой.

Но женщины устроены иначе. И я не мог позволить Ллите приступить к
делу вместе с нами, пока не соорудил ей на сиськи специальный нагрудник:
этого добра у нее было многовато, и можно было нечаянно причинить ей боль.
Потом я намекнул Джо с глазу на глаз, что синяки - дело простительное, но
если он сломает ей кость - я сломаю ему, чтобы попрактиковаться.

Но сестру я ограничивать не стал - и напрасно: она оказалась раза в
два агрессивней его. Неумелая, но быстрая и дело знала.

На второй день мы приступили к занятиям - она в нагруднике, а мы в
защитных плавках. И уже вечером того же дня Ллита читала настоящую книгу.

А у Джо проявился талант кулинара, и я поощрял его старания,
насколько позволяли корабельные припасы. Мужчина, знающий поварское дело,
прокормит и себя, и семью, где угодно. И всякий, мужчина или женщина,
должен уметь готовить, содержать в порядке дом и ухаживать за детьми. Для
Ллиты занятия не удалось подобрать, однако после того как я установил меры
поощрения, она обнаружила способности к математике. Это вселяло надежды:
личность, способная читать, писать и считать, может выучить все, что
угодно. И я велел ей заняться бухгалтерией и счетоводством, по книгам, и
не стал помогать. А от Джо я потребовал, чтобы он изучил все приборы,
которыми мог похвастаться корабль, - их было немного, в основном
технологическое оборудование - под моим строгим контролем: я не хотел,
чтобы он потерял пальцы, а я - инструменты.

Я был полон надежд. Но ситуация переменилась...

(Опущено около 3100 слов.)

...проще сказать, что я проявил глупость. А ведь я вырастил столько
славных ребятишек. В первые же два дня я в качестве корабельного хирурга и
прочая, прочая, прочая подверг их самому тщательному обследованию, на
которое были способны мои инструменты. Медициной я не занимался с тех пор,
как оставил Ормузд, однако держал свой лазарет укомплектованным и в полном
порядке. На каждой цивилизованной планете я всегда брал новейшие ленты и
изучал их во время долгих прыжков, Минерва, а ведь я считался когда-то
неплохим коновалом.

Ребята были вполне здоровы - такими они и выглядели, только у
парнишки оказался легкий кариес: две небольшие полости. Я отметил, что
работорговец не ошибся: virgo intacta, полулунная плева - пришлось
воспользоваться самым маленьким инструментом. Ллита не жаловалась, не
напрягалась, не спрашивала, чего это я там ищу. Я сделал вывод, что они
пользовались вниманием медиков, подвергались регулярным осмотрам, не то
что обычные невольники на Благословенной.

У нее оказалось тридцать два зуба, все в идеальном состоянии, однако,
когда вылезли зубы мудрости, она сказать не могла, сообщив только, что это
случилось недавно. У него было двадцать восемь зубов. Места на челюстях
для четырех последних не оставалось, и я уже стал опасаться неприятностей.
Однако рентгеновские снимки показали, что зубов нет в зачатке.

Я вычистил и запломбировал дупла и велел ему не забыть, что на
Валгалле нужно сделать регенерацию и прививку от дальнейших повреждений.
На Валгалле была хорошая зубная техника.

Ллита не могла мне сказать, когда у нее в последний раз была
менструация. Она обсудила этот вопрос с Джо: он попытался сосчитать на
пальцах, сколько дней прошло с тех пор, как они покинули родную планету.
Сошлись они на том, что событие состоялось еще до отлета. Я велел
известить меня в следующий раз, потому что намеревался определить ее цикл.
Я выдал ей коробку с салфетками, оказавшуюся в кладовке и, должно быть,
пролежавшую там лет двадцать - я и забыл, что располагаю таким добром.

Нам с трудом удалось открыть коробку: ни она, ни я никогда не держали
в руках подобной вещи. Крохотные эластичные трусики, оказавшиеся в наборе,
восхитили Ллиту и она часто носила их, когда хотела "приодеться". Девчонка
сходила с ума по тряпкам: будучи рабыней, она ничем не могла потешить свое
тщеславие. Я сказал ей, чтобы не забывала вовремя стирать трусы. Я уделял
особое внимание чистоте: проверял уши, ногти, выгонял из-за стола мыть
руки. Выдрессировать их оказалось не труднее, чем свинью. Ллите никогда не
приходилось повторять дважды, она приглядывала за Джо, чтобы и он отвечал
моим требованиям. В результате оказалось, что я перестарался: нельзя было
подойти с грязными ногтями к столу или не сходить в душ, потому что
хотелось спать. Но... взялся за гуж - не говори, что не дюж.

Портнихой она оказалась такой же неумелой, как и поварихой, однако
шить все-таки выучилась, потому что любила тряпки. Я выкопал откуда-то
штуку яркой ткани, предназначенной для продажи, и дал ей позабавиться,
используя политику кнута и пряника: надеть обновку разрешалось только в
награду за хорошее поведение. Так мне удалось отучить ее подзуживать
брата.

Но в отношении Джо такой подход не срабатывал - одежда его не
интересовала - и я стал налегать на тренировки. Но особо усердствовать не
приходилось - с ним не было таких проблем, как с ней.

Как-то вечером, через три или четыре ее цикла, разглядывая календарь,
я обнаружил, что на сей раз она ничего мне не сказала - забыла, должно
быть. Минерва, я в их каюты без стука не входил, ибо жизнь на корабле
требует определенной приватности, которой и так мало.

Дверь в каюту Ллиты оказалась открытой, внутри никого. Я постучал в
дверь Джо и, не получив ответа, стал искать ее в кают-компании, на
камбузе, даже в нашем крохотном гимнастическом зале. Потом решил, что она,
должно быть, принимает ванну и лучше поговорить с ней завтра утром.

Когда, возвращаясь к себе, я проходил мимо каюты Джо, дверь