министра имущества (последний, подозревал Роланд, учредили специально к их
приезду). Над Роландом он возвышался на добрых пять дюймов, хотя в Галааде
юноша считался высоким, а кожа его цветов напоминала свечной воск. Цвет
этот указывал, что со здоровьем у канцлера далеко не все в порядке. Седые
волосы обрамляли обширную лысину. На переносице притулилось пенсне.
представления. Бархатный, искренний голос, необходимый как политику, так и
владельцу похоронного бюро. - Добро пожаловать в Меджис! В Хэмбри! И в Дом-
на-Набережной, скромное обиталище нашего мэра.
вы можете построить, - ответил Роланд. Эта фраза тянула скорее на
комплимент, чем на остроумное замечание (остроты обычно проходили по
ведомству Катберта), но канцлер Раймер расхохотался. Как и шериф Эвери.
двери. - Я уверен, мэр с нетерпением ожидает вас.
Корал, ретировалась, но Олив Торин осталась и теперь смотрела на
новоприбывших, сложив руки на том месте, где когда-то была талия, губы ее
разошлись в доброй улыбке. - Харт ждет вас с нетерпением, очень ждет. Мне
проводить их, Кимба, или...
внимание другим гостям, благо их хватает, - ответил Раймер.
Роланду и его спутникам.
искренней, но он подумал: Однако она несчастлива. Что-то ее
очень гнетет..
соблаговолите ли пройти?
доводилось бывать в Большом зале Галаада, Зале Предков, как его иногда
называли, смотреть с галереи на большой прием. Танец Пасхи, отмечающий
окончание Широкой Земли и приближение Первого Сева. Большой зал Галаада
освещали пять люстр вместо одной, и горели в них электрические лампы, а не
масляные. Наряды гостей (многие из них, юноши и девушки из богатых семей,
не проработали и дня, о чем при каждой возможности твердил Джон Фарсон)
были богаче, музыка громче, а гуляли они под недремлющим оком короля Артура
из Эльда, изображенного на белом коне с объединяющим мечом.
недоставало Галааду, и не только на Танце Пасхи. Настроение, которое он
ощутил, едва переступив порог зала, относилось к неуловимым флюидам души,
отметил Роланд, их исчезновение сразу можно и не заметить, потому что
ускользали они тихо и безболезненно. Как уходит кровь из вены в ванну,
наполненную горячей водой.
украшали портреты (в большинстве своем плохие) бывших мэров. На возвышении
справа от дверей, что вели в обеденный зал, четыре улыбающихся во весь рот
гитариста в сомбреро играли нечто похожее на быстрый вальс. Середину
комнаты занимал стол, на котором стояли две стеклянные чаши для пунша, одна
большая, красивая, вторая - меньше и проще. Разливал пунш еще один помощник
Эвери, также весь в белом.
повязали талии разноцветными кушаками, но Роланд в белой шелковой рубашке,
черном узком галстуке и прямых черных брюках нисколько не портил картины.
На каждого мужчину с кушаком приходилось трое в коротких пиджаках, а вот
более молодые обходились только рубашкой и брюками. Некоторые дамы носили
украшения, но не столь роскошные, как рубиновые серьги супруги мэра, две-
три выглядели так, словно недоедали уже много дней, но наряды разнообразием
не отличались: длинные платья с круглым воротником, выглядывающие из-под
них разноцветные кружева нижней юбки, темные туфли на низком каблуке,
сеточки на волосах (в большинстве сверкающие алмазной пылью, как у Корал
Торин).
Сюзан Дельгадо, ослепительно красивую в небесно-голубом шелковом платье с
высокой талией и квадратным декольте, открывающем верхние полукружия ее
грудей. А в сравнении с ее сапфировым ожерельем серьги Олив Торин казались
стекляшками. Она стояла рядом с мужчиной, повязавшим талию кушаком цвета
углей в горящем костре. Оранжево-красный цвет присутствовал в гербе феода,
и Роланд предположил, что этот мужчина и есть хозяин Дома-на-Набережной, но
мысли эти тут же вылетали у него из головы. Собственно, он уже и не видел
никого, кроме Сюзан Дельгадо: голубое платье, загорелая кожа, треугольники
румянца на щеках и волосы, золотым дождем падающие на спину. Огонь желания
поглотил его, заставив забыть обо всем. Кроме нее, для Роланда более ничего
не существовало.
самую малость. Он подумал, что румянец стал ярче, губы, те самые губы, что
на ночной дороге коснулись его губ, во что ему до сих пор верилось с
трудом, чуть разошлись. А потом мужчина, стоявший рядом с Торином (тоже
высокий, худощавый, усатый, с длинными седыми волосами, падающими на плечи
черного пиджака) что-то сказал, и она посмотрела на него. Мгновение спустя
все, стоявшие вокруг Торина, смеялись, включая Сюзан. А вот седовласый не
засмеялся, лишь сухо улыбнулся.
лицу этого не видно) повели к этой самой группе, расположившейся в
непосредственной близости от чаш с пуншем. Он почувствовал, как пальцы
Раймера сжали ему руку повыше локтя. До него долетали ароматы духов, запахи
горящего в лампах масла, морской соли. А в голове билась одна непонятно
откуда взявшаяся мысль: О, я умираю, я умираю.
валять дурака, ради твоего отца. Возьми себя в руки!
все старания пойдут прахом, как только она вновь взглянет на него.
глаз цвета плотного тумана. Я не знал, как мне тогда повезло,
обреченно подумал он.
гостей из Внутренних феодов?
него, радостно улыбнулся. Ростом пониже канцлера, такой же тощий, но с
необычной фигурой: короткий торс с узкими плечами покоился на невероятно
длинных и худосочных ногах. Роланд подумал, что мэр очень похож на птиц,
которые на заре расхаживают по болоту, выискивая лягушку на завтрак.
пронзительный. - Скорее представляй, мы с таким нетерпением ждали этого
момента! Наконец-то мы встретились, наконец-то! Добро пожаловать, добро
пожаловать! Пусть ваш вечер в этом доме, в котором я временно поставлен
хозяином, будет счастливым, а ваши дни на земле - долгими!
костяшки пальцев, обеспокоился, что мэр скорчит гримасу, выражая
неудовольствие. Но его тревоги оказались напрасными. И он низко поклонился,
выставив вперед ногу.
прием, и пусть ваши дни на земле будут долгими.
глубоком поклоне улыбка мэра становилась шире. Сиял и Раймер, но
чувствовалось, что улыбаться он не привык. Седовласый мужчина взял стакан с
пуншем, передал его своей даме и продолжал улыбаться одними губами. Роланд
видел, что все гости, числом не меньше пятидесяти, смотрят на них, но
чувствовал на себе лишь ее взгляд, легкий, как пушинка. Боковым зрением он
видел голубой шелк ее платья, но не решался повернуться к ней.
приключения, сталкивались вы с опасностью? За обедом мы надеемся услышать
от вас все подробности. В эти дни гости с Внутренней дуги - большая
редкость. - Улыбка его поблекла, кустистые брови сошлись у переносицы. -
Патрулей Фарсона вы не видели?
и ковбои, которым я служу, этого не потерпят. Просто мэр Торин, к вашим
услугам.
только не добрых людей[Джона Фарсона называли как Благодетелем, так и
Добрым человеком, отсюда его бандиты - добрые люди.].
отчего улыбка напоминала скорее собачий оскал. - Добрые люди, однако!
нетерпении я что-то совсем позабыл о долге хозяина, молодые джентльмены.
Позвольте представить вам моих гостей. С Кимбой вы уже познакомились. Этот
грозный мужчина, что стоит слева от меня, - Элдред Джонас, начальник моей
только что образованной службы безопасности. - Торин чуть поморщился. - Я
не убежден, что мне нужна дополнительная охрана, шериф Эвери поддерживал
порядок в этом уголке мира, но Кимба настаивал. А когда Кимба настаивает,
мэру не остается ничего другого, как соглашаться.
улыбался, а потом кивнул: