хотела лишь выйти из гнетущего оазиса и пуститься в путь через эту
малоприветливую страну, так как чувствовала, что должна это сделать. Меня
переполняло ожидание с легкой примесью страха. Я испытывала неодолимое
притяжение и рассудила, что его, должно быть, вызывал Нефрит или какое-то
место Нефрита.
давящая тишина. Я подошла к двери хижины и выглянула. На плато легли
квадраты приглушенно-красного света. Вход в каждую хижину загораживала
грубая тростниковая ширма, и в них не было огней. Ничто не шевелилось. Я
покинула хижину и прошла между другими, и никто не вышел и даже не
выглянул из слепых провалов окон. Я нашла проход в скале и медленно вошла
в другую часть поселения. Вниз по склону между деревьев, через мост. Здесь
тоже стояла тишина, полная тишина, но когда я перебралась на другой берег
ручья, услышала слабое гудение, словно звук роя пчел, шепот-урчание
глубоко внутри здания в центре поселения. Дверь его теперь была закрыта
кожаной завесой, из-под нее просачивалось слабое оранжевое свечение.
любопытство, а возможно и иное. Но я подошла к ней, ожидая обнаружить там
часового или стоящего на посту караульного, и когда никого не обнаружила,
отодвинула завесу примерно на дюйм и заглянула внутрь.
противоположном конце, где висело мясо - теперь уже одни кости. Среди
грубо высеченных балок клубился дым, а окна закрывали кожаные клапаны.
Освещался зал мрачным и неверным светом, и люди, лежавшие вдоль стен зала
на кожах и шкурах, брошенных поверх утрамбованной земли, казались
неотчетливыми, слабо шевелящимися тенями. В зале клубился туман, а не
просто дым. Я не могла отличить караванщика от хуторянина, но то тут, то
там горбился кто-то из Темнокожего Народа, мальчики или очень молодые
юноши, используемые, кажется, как и в степных племенах, для прислуживания
старшим. Глаза у них были яркими черными линиями на смазанных тенями
лицах, а зубы выглядели заостренными и белыми, как зубы животных.
обнаженных девушек. В первый раз я увидела в этих темнокожих красоту. И
поняла, что она рано приходила и рано умирала, убитая отвратительной
жизнью и изнурительным трудом. Девушкам было не больше тринадцати, но они
выглядели вполне зрелыми - гибкие, пластичные, с полными
идеально-девичьими грудями, трепещущими при малейшем движении. В отличие
от прочих соплеменников они носили украшения - разноцветные бусы,
спадающие на их дымчатые тела, и маленькие осколки кристаллов, вплетенные
в иссиня-черные волосы. Они были прекрасны, но я увидела не только это.
Казалось, я смотрела то ли в свое прошлое, то ли в свое будущее, то ли на
нарисованную картину, которая вечно менялась, и все же сохраняла свои
основные элементы. В центре круга из трех девушек сидела, сверкая при
свете огня чешуей и выпуклыми черными глазами, гигантская ящерица, а
точнее ящер. Ранее я не заметила его, потому что мой взгляд скользнул по
нему и отбросил, не поверив. Он был размером с большого пса, даже с волка,
какая-то мутация адского характера. Его собственная самоцветная красота
вспыхивала, когда пламя стеклянно поблескивало на его броне, а его
холодные глаза переходили с одной из танцующих девушек на другую, и тут я
ясно определила смысл их танца, чувственного и влекущего, и жесты
танцовщиц обращались к нему. Внезапно одна девушка встала на колени, а
затем сделала мостик, опустив голову к собственным лодыжкам и ступням,
пока ее волосы не коснулись пола. Ее бедра широко распахнулись перед
ящером, она начала напевать и гладить себя. Ящер поднялся, накренился над
ней, при этом его фаллос - гигантский и все же странно похожий на
человеческий - высунулся из чешуйчатых ножен. Я думала, девушка завопит от
боли, когда он вонзился в нее, но она лишь застонала и опустилась еще ниже
к собственным лодыжкам. Другие девушки пристроились вокруг ящера, лаская
его, когда начался противоестественный акт совокупления.
затуманила мне взор и исчезла. Я впервые почувствовала густой
горько-сладкий запах. Наркотик. Да, теперь я узнала поднимающиеся над
костром голубоватые пары; но дело было не только в этом - нездоровая магия
таилась также и в их чашах, и в пище. Я шагнула назад, и кожаный полог
упал на место. Вокруг прохладная темнота и безмолвие. И все же я стала
возбужденной и сонливой - я вдохнула сущность их черного пира. Я пошла
обратно через оазис, переступая ногами, словно налившимися свинцом, и ко
мне тянулись бледные руки, и слышался старый и древний смех мертвых,
которые не умерли, а продолжали жить в разложении всех, кто пришел позже.
и становилось прудом, в котором бил из огромного каменного шпиля яркий,
игольно-острый фонтан. Уже стемнело, и в небе взошла луна. Я сообразила,
что оставила скальную изгородь позади и шагаю по плоской пустой равнине.
Деревья все еще стояли, как рекруты на часах, но впереди, казалось, не
было ничего, кроме безрадостной, выбеленной луною пустыни. И вдруг -
стремительный серебряный блеск по отвесу скалы передо мной. И темнота, с
блеском перемещающаяся, и слабые приглушенные звуки осторожно двигающихся
людей и животных.
извилистый проселок, ведущий под игольные струи и мимо пруда. Спрятавшись
в тени одного из деревьев-скелетов, я следила, как они приблизились, около
сорока человек, одетых все как один сплошь в черное, на черных конях с
обмотанными копытами. Луна на мгновение скрылась за облаком, и когда она
вышла вновь, я испытала потрясение, и под воздействием наркотика чуть не
вскрикнула, так как от их голов и от голов их коней не осталось ничего,
кроме черной гривы и начищенного до блеска серебряного черепа.
а затем я увидала в масках всего лишь маски и поняла наконец, что
послужило образцом для черепастых охранников Севера.
они могли ехать к какому-то иному пункту в этой пустыне. Но этим дело не
ограничивалось. Я знала, что они приехали за караванщиками, чтобы увезти
их - не знаю, куда и зачем. И вдруг я рассердилась и испугалась. Я стала
их целительницей, Уасти. В мое существо внезапно впилась ответственность
за их презренные жизни.
масках-черепах напились. Я заскользила обратно от тени к тени, от дерева к
дереву. Это потребовало больше времени, чем я полагала, так как теперь все
стало мрачным и реальным. Вот, наконец, и зал, но уже без света из-под
кожаной завесы. Я побежала к нему, мимо двери, во тьму. Там мерцала
искорка света - в противоположном конце, где находились костры для
поджаривания мяса. Я споткнулась о лежащего; тот шевельнулся, но,
казалось, на заметил меня. Был слышен легкий шум и слабые рыдания.
Сексуальный пик пира наступил с темнотой и, несомненно, повсюду вокруг
меня сминали красоту других девушек их Темнокожего народа. Я пробралась к
огоньку и обнаружила длинный тканый занавес, заслонивший последний костер.
Свет за занавесом отливал алым, и здесь на меня уставился сидевший на
железной цепи гигантский ящер. Около столба с цепью сидели трое темнокожих
и среди них тот, который, вероятно, был их вождем и носил ожерелье из
белых камней. Они сидели совершенно неподвижно и смотрели на меня без
всякого выражения на темных лицах. Я знала, что их язык иной, но слышала
его мало. Опустошив свой мозг, я сумела найти слова.
выхватила из костра длинную тонкую ветку, горящего на одном конце. Ею я
ткнула в них, и они вскочили и попятились, а на их лицах появилось
какое-то подобие эмоции. Глаза ящера нервно завращались и заморгали. Я
повернулась и побежала обратно в зал, содрав по ходу дела занавес.
часть зала, и все же никто не шевельнулся. Люди лежали вповалку и,
казалось, спали, хотя огонь отражался в их открытых глазах. Они сонно
улыбались моему призыву.
наружу, и она упала за моей спиной. Стоя неподвижно в безлунной черноте,
вглядываясь в черноту, я высоко подняла горящую ветку дерева. Вскоре
появились они и не столь уж бесшумно; глухой стук лошадиных копыт,
позвякивание сбруи. Моя ветка, а не луна осветила серебро на их темных
силуэтах. Всего пятнадцать футов отделяло их от меня.
единственное слово:
ехавший во глава - их капитан, подумала я, - отделился от остальных и
подъехал немного ближе. На его правой руке был массивный браслет из
черного металла и золота в виде переплетенных змей. Сквозь глазницы черепа
в его маске я не смогла разглядеть глаз, ибо их закрывало черное стекло.
Старинная речь, но нечто, настолько близкое к ней, насколько мне вообще
доводилось слышать в мире живых.
заговорил он. - А вы явились увести людей, находящихся на моем попечении.
шорох, но быстро стих.
ко мне медленным угрожающим шагом, свободно положив руки на яркие рукояти