взрывами стаккато.
локтя золотую рукоятку, усеянную рубинами, но тут увидел в дальнем конце
лавки сияющую стену. Из чего она может быть сделана? Из бесчисленного
числа крошечных алмазов, вплавленных в дымчатое стекло? Из черного опала?
Черного жемчуга? Затвердевшего черного лунного света?
заложив книгу девятиколенной трубкой - кстати сказать, на весьма
увлекательном месте, касающемся фехтования, где описывался универсальный
отбив с пятью ложными вариантами, а также три истинных разновидности
секретного выпада, - и лишь шутливо погрозив пальцем золотоволосой
чаровнице в красном бархате, поспешно направился в конец лавки.
выходит серебристое привидение, вернее, серебристый скелет, однако Мышелов
тут же сообразил, что это всего-навсего его собственное отражение,
несколько приукрашенное глянцевитым материалом стены. То, что он принял
было за ребра, было просто серебристой шнуровкой его туники.
желая дотронуться до отражавшегося в стене серебристого пальца, но тут - о
чудо! - его рука свободно прошла сквозь стену, и он ощутил при этом лишь
приятный холодок, словно от свежих простынь на только что постланной
кровати.
чудо! - увидел, что она сделалась серебристой и как будто покрылась
мелкими чешуйками. И хотя это была явно его рука - он убедился в этом,
сжав пальцы в кулак, - на ней теперь не осталось ни единого шрама, она
сделалась изящнее, пальцы чуть длиннее - словом, стала красивее, чем миг
назад.
серебристых рыбок.
устроен пруд, вернее бассейн с темной свежей жидкостью, стоящей
вертикально, так что в нее можно войти непринужденно и грациозно, а не
нырять с шумом и брызгами.
темновато-лунной квинтэссенцией сна! Квинтэссенцией, имеющей косметические
и лечебные свойства - что-то вроде грязевых ванн без грязи. Мышелов решил,
что должен тотчас же искупаться в чудесном бассейне, но тут взгляд его
упал на длинное и высокое черное ложе, стоявшее у другого конца темной
жидкой стены; рядом с ложем помещался небольшой столик на высоких ножках,
на котором были приготовлены всевозможные яства, а также хрустальный
кувшин и кубок.
великолепие, и его прекрасное отражение зашагало рядом.
тут же исчезли, вновь появились знакомые шрамы.
высокими стенками, обитым изнутри стеганым черным атласом и с горкой
подушечек из такого же материала в одном конце. Выглядел гроб заманчиво
удобным и покойным - не таким соблазнительным, как черная стена, но все же
очень привлекательно; в одной из обитых черным атласом стенок гроба была
даже полочка с тонкими черными книжечками для развлечения его обитателя,
рядом стояла незажженная черная свеча.
цвета. Сначала на взгляд, а потом и на вкус Мышелов определил, что это
такое: тонкие ломтики очень темного рисового хлеба с маковой корочкой,
намазанные черным маслом; куски зажаренного до угольной черноты мяса;
тонкие ломтики точно так же зажаренной телячьей печенки в каком-то темном
соусе с каперсами; желе из черного винограда; очень тонко нарезанные
жареные трюфеля и другие грибы; маринованные каштаны; и, разумеется,
зрелые маслины и черная икра. Пенящийся черный напиток оказался крепким
портером, смешанным с илтхмарским игристым.
изнутри, поскольку у него от губ к животу уже прокатывалась мягкая волна
голода.
осторожно, зажав между указательным и большим пальцами левой руки
потрепанный шарф-невидимку, а между теми же пальцами правой, только с еще
большей опаской - мерцающую паутинку повязки прозрения. Он не был вполне
уверен, что на этом невесомом шестиугольнике не осталось ни одного паука.
лавку - форпост грозных Пожирателей, как ему сказали - и около него
волнующуюся толпу, над которой плыл хриплый возбужденный шепот.
разглядеть с такого расстояния, был привратник в красной шапочке и туфлях
и пузырящихся штанах: теперь он не скакал, а опершись на длинную метлу,
стоял у сводчатого дверного проема.
Концы потрепанной ленты легли на грудь его куртки из волчьего меха, не
доходя до широкого пояса, на котором висел длинный меч и небольшой боевой
топор. Насколько Северянин видел, тело его никуда не исчезло, поэтому он
засомневался, в исправности ли шарф. Как и многие другие чародеи, Нингобль
мог без колебаний подсунуть человеку никуда не годный амулет, причем вовсе
не обязательно из вероломства, а просто чтобы как-то подбодрить своего
подопечного. Тем не менее Фафхрд смело направился к лавке.
сверхцивилизованном Ланкмаре его варварское одеяние и вооружение лишь
подчеркивали это впечатление, поэтому он привык, что горожане обычно
расступаются перед ним: не было еще случая, чтобы кто-нибудь не уступил
ему дорогу.
лица, судомойки, студенты, рабы, второразрядные купцы и захудалые
куртизанки - словом все, кто обычно мгновенно уходил у него с пути
(последние, правда, не преминув призывно вильнуть бедрами), теперь шли
прямо на него, так что ему приходилось то и дело отступать в сторону,
останавливаться и даже делать шаг назад, чтобы кто-нибудь в него не
врезался или не отдавил ногу. А какой-то наглый толстяк с гордо выпяченным
пузом чуть даже не унес на себе его паутинку, на которой, как разглядел
Фафхрд в ярком свете из дверей лавки, действительно не осталось ни одного
паука - если только совсем крохотные.
столкнуться, что рассмотреть как следует лавку он смог лишь тогда, когда
оказался у самых ее дверей. Во не успел он оглядеться, как обнаружил, что
стоит, склонив голову к левому плечу и надевает на глаза паутинку,
подаренную Шильбой.
можно натолкнуться, продираясь на заре сквозь заросли кустов. Все вокруг
слегка замерцало, словно он смотрел сквозь тонкую хрустальную сетку. Потом
мерцание прекратилось, паутинку на лице он тоже перестал ощущать, и зрение
Фафхрда - насколько он мог об этом судить - вновь стало нормальным.
мусора, притом самого оскорбительного свойства: старые кости, дохлая рыба,
мясные отбросы, полусгнившие саваны, сложенные неровными стопками и
напоминавшими скверно переплетенные книги с необрезанными краями, битое
стекло и глиняные черепки, ломаные ящики, большие гниющие листья с пятнами
оранжевой плесени, окровавленное тряпье, проношенные до дыр набедренные
повязки, и во всем этом копошились длинные черви, сновали сороконожки,
ползали тараканы и личинки, не говоря уж о еще менее приятных насекомых.
что скончался от какой-то птичьей экземы. Во всяком случае, Фафхрд решил,
что птица издохла, но она вдруг приоткрыла один глаз, подернутый белой
пленкой.
контраст со всем остальным, была большая статуя из вороненого железа,
изображавшая худого воина - немного больше, чем в натуральную величину - с
грозным и вместе с тем грустным лицом. Стоя у самой двери на своем
квадратном пьедестале, воин наклонился вперед, опираясь на длинный
двуручный меч, и скорбно глядел на площадь.
совсем недавнее, как сагу показалось, однако оно тут же пропало, и
Северянин не стал больше ломать над ним голову. В таких налетах, какой ему
предстоял, прежде всего необходимы быстрота и натиск. Фафхрд высвободил из
петли топор, бесшумно вытащил Серый Прутик и, слегка отпрянув от вонючей
груды мусора, вошел в "Склад Странных Услад".
крепкой, тоже черной, выпивки, подошел к черной стене и сунул в нее правую
руку по самое плечо. Затем слегка помахал ею, наслаждаясь приятным текучим
холодком, словно бальзамом, и восхищаясь мелкими серебряными чешуйками на
руке и ее нечеловеческой красотой. Потом он проделал ту же манипуляцию
правой ногой и принялся раскачивать ею, словно танцовщик у станка. И
наконец, тихо, но глубоко вдохнул и вступил в стену.
роскошно переплетенных книг и полки с блестящими зрительными трубками и
хрустальными линзами - обстоятельство, на первый взгляд сводившее на нет