Чтение 46–й страницы книги ~Захватчики из Центра~

внимание и все силы, за исключением малой части, делу самовосстановления.

Разумеется, мои отношения с Девяткой имели более специфический характер,
чем ее отношения с Мирлином или любым другим существом моего типа. У нас
имелся общий секрет; обстоятельства связали нас узами, и слово "узы" в
данном случае не являлось абсолютной метафорой. Каким-то образом Девятка
была во мне.., и огненные глаза тоже были во мне, какое бы сознание за ними
ни стояло.

Не имело значения, что я только-только начал понимать Девятку. Она
естественным образом выбрала мое лицо для последующих визуальных проявлений.
Она признала, что каким-то неуловимым, но явным образом мы частично
обменялись сущностями, и теперь часть меня жила в ней, а часть ее - во мне.
Это взаимное признание было краеугольным камнем, на котором мы могли строить
доверие и делать общие дела.

Но она, как и я, понятия не имела, что можно и что должно сделать в ответ
на якобы полученный мной призыв.

Томясь в неведении, мы колебались, выжидая, когда произойдет что-нибудь
еще. Но мы надеялись не только на третий контакт: Девятка с удовольствием
избежала бы очередного столь травмирующего эксперимента. Мы ожидали некоего
процесса изменения во мне. Мы ждали и боялись, что мой опыт может иметь
непредсказуемые последствия.

В конце концов я действительно ощущал, что здорово изменился по сравнению
с тем, каким был раньше, хотя описать словами, на что это походило, было
очень трудно.

Пока я бодрствовал, я был самим собой, а когда первичное ликование
испарилось, то оказалось, что внутренне я остался тем, кем был раньше -
упрямым, замкнутым, часто насмешливым и грубоватым, но все же с человеческим
сердцем в нужном месте.

Правда, во сне меня иногда посещало странное чувство, затягивающее в
более глубинные слои моей личности, чем те, с которыми я привык повседневно
иметь дело и которые я использовал для общения с миром. Но в призрачную
пустыню я больше никогда не возвращался и никогда больше не видел
отшлифованных эрозией монолитов, не видел огненных глаз, хотя какие-то
смутные ощущения таились во мне. И даже больше, чем ощущения. Иногда
слышались слабые, хрупкие голоса, бормотавшие ворчливым шепотом, словно
пытаясь что-то сказать, вспомнить или даже чем-то стать. Я стал опасаться,
что эти сны начнут вторгаться в реальность. Время шло, но этого не
происходило.

Очень часто я возвращался в комнату, где стояли кресла с подголовниками,
чтобы вновь и вновь войти в прямой контакт с раненой Девяткой, чтобы
испытать наяву еще более экзотические сны, чем виделись мне по ночам. Но
начать серьезную работу по организации канала связи было, как я уже
объяснял, совсем непросто.

Хотя Девятка уже знала пароль и английский, но между нашей речью и
странным, не существующим нигде миром электронной информации существовало
еще много преград. Девятка же страстно хотела говорить. На самом деле она
хотела, чтобы я хоть чуть-чуть прикоснулся к их сообществу. Разумеется, ей
не было никакого смысла принимать меня к себе, сделав Десятым, но она
действительно хотела меня знать, и совсем не так, как знала Мирлина.

Я думаю, что ожидание и проводившаяся во время него работа имели большое
значение. Я думаю, что по-своему имела значение даже неопределенность.

Нельзя было развернуться и уйти. Ни я, ни Девятка не знали, что нам или
мне надо совершить. Нам было известно наверняка; что путь вперед - это путь
вниз, и, кто бы нас ни встретил в самом сердце Асгарда, дорогу туда
необходимо найти.

Один очень умный человек сказал: "Если бы Бога не было, его следовало бы
выдумать". Он мог бы здесь добавить, что придет время, когда всего лишь
выдумать окажется недостаточным. Необходимо еще и встретить. Даже если наши
боги - выдуманные, в нас все равно живет потребность узнать, чего они от нас
хотят.

Вот поэтому, окончив писать второй том своих приключений, я собрался
вновь продолжить путешествие к Центру Асгарда, чтобы узнать, не найдется ли
для меня местечка в чертогах Валгаллы и какую задачу я должен выполнить,
чтобы это местечко получить.

Я буду, как всегда, героем по недоразумению и оставляю на суд читателя,
хорошо это, или плохо.