зале он не мог разглядеть Лиди. Кто-то потянул его на стул. Вадин
подчинился неизбежному и выпил то немногое, что оставалось в кубке.
Компания встретила это радостными возгласами. Он поймал себя на том, что
широко улыбается. Лиди опять вернулась к нему, и очень скоро он пойдет к
ней, а теперь и его друзья вспомнили о былой дружбе.
нежнее. Иногда, на вершине любви, ему чудилось, что он видит ее душу,
подобную стеклу, наполненному светом, невыразимо прекрасную. А здесь,
сидя в компании буйных молодых людей, окруженных парами вина, эля и
клубами одурманивающего дыма, Вадин думал только о том, как бы выбраться
отсюда. И не то чтобы ему не нравились его товарищи. Некоторых он почти
любил. Только... они казались такими дурашливыми, как дети, играющие во
взрослых мужчин. Разве не приходило им в голову, что утром, с восходом
солнца, участь их будет достойна жалости?
Остальные становились неуправляемыми. Нуран начал танцевать на столе
танец войны .под дробь кулаков и рукояток мечей.
свалился со стола на колени к полудюжине товарищей. Олван вспрыгнул на
его место и возопил: - Мужчины!
только оруженосцев, но и многих сидящих вокруг. - Мы преданы нашему
королю? - Да! - гаркнули в ответ оруженосцы. - Мы будем сражаться за
него? Мы убьем предателя? Мы утвердим короля на его троне? - Да!
Мы должны продемонстрировать ему нашу преданность. Давайте совершим
что-нибудь такое, чтобы весь Янон заметил нас. От ударов кулаками
тяжелый стол пошатнулся. - Весь Янон! - радостным хором ответили они. Но
Аян нахмурил брови.
Солнце, который сияет на плащах. Мы пойдем с ним в поход и будем
прислуживать ему и смотреть за его оружием. Что же еще мы можем
сделать?
и одного. Давайте покажем ему, как мы его любим. Давайте пожертвуем ему
наши бороды. Все пооткрывали рты.
вырастить которую старался так долго и так упорно. - Олван, ты сошел с
ума.
тобой! Ну-ка, у кого самый острый нож?
последним и только из любви к Олвану. Вадин молчал, да его никто и не
спрашивал. Когда они высыпали во двор, чтобы достать воды, требуя
светильники, полотенца и мыло для бритья, он молча направился за ними в
окружении шумных зевак.
на казнь. Кав, руки которого крепче всех держали нож, превращал друзей в
незнакомцев. Аян был красив, как девушка. У Олвана, огромного и крепко
сложенного, до самых глаз заросшего бородой, оказалось под ней
мужественное приятное лицо. Аян посмотрел на него, увидел кого-то
незнакомого и сразу же безоглядно полюбил его.
Нурану и сам занялся водой и мылом. Его борода, густая и поблескивающая
медью, была уже бородой мужчины; все взревели, когда она исчезла. Он
ответил тем же. Нуран поранил его. - Кровь богам! - завопил кто-то.
Вадина передернуло. Друзья повернулись к нему. - Эй, человек короля!
Давай же, присоединяйся к нашему братству.
священнодействие. Сотни жертв приносились на этот невидимый алтарь. Все
были совершенно пьяны, и казалось бы чудом, если бы утром не нашли
кого-нибудь с перерезанным горлом.
надо...
сильны, и эль все еще управлял их поступками, делая их жестокими.
Разве не тебя он так любит?
землю и сели на него верхом. Кав опять взял остро отточенный сверкающий
нож. Вадин лежал неподвижно. - Кав, - произнес он, - не надо. Его старый
друг смотрел на него чужим лицом. Кав ничего не выиграл, принеся эту
жертву: без своей прекрасной бороды он стал даже менее привлекателен,
чем прежде, - огромный, грубый мужик, с челюстью, выступающей, как
гранитная скала. Он нагнулся и приложил к щеке Вадина обжигающе холодное
лезвие ножа. Вадин подставил свою скулу. С резким смехом Кав заткнул нож
себе за пояс. - Отпустите его, - сказал он и повторял до тех пор, пока
они не повиновались, рыча.
подались назад. Теперь они поняли то, что он знал с самого начала, когда
сел рядом с ними. Он больше не был одним из них. Они сами пожелали
служить королю; он же принадлежал Мирейну полностью, помимо своей воли и
до глубины души. Он кивнул головой Каву, даже слегка улыбнулся - и ушел.
Они не пытались удержать его.
***
пошевелилась, чтобы пропустить его. Она уставилась на него, как будто не
узнавая. - Кого ты хочешь?
Конди должна была впасть в маразм. - А кого ты думаешь? Конечно, Лиди. -
Ее нельзя.
для меня.
ее. Заплатил за нее золотой солнечный диск.
горло и тряс до тех пор, пока она не взвизгнула от страха. - Кто? Кто? О
боги, я убью его! Она не захотела сказать ему. Или не могла. Если
сначала она прикидывалась тупой, то теперь его гнев заставил ее шептать
правду; скорчившись, она стонала и молила его уйти. В конце концов
пришел хозяин таверны с одним из своих людей, а у Вадина еще осталось
достаточно соображения. С горьким проклятием он развернулся и бросился в
ночь.
***
человек! У него была своя женщина; она любила его и принадлежала ему, и
никто другой не мог купить ее. Вадин прошагал мимо насмешливо молчащих
стражей к себе в комнату, сбрасывая по пути свой роскошный наряд. Совсем
недавно он надевал его с такой радостью, думая о Лиди, о том, как она
посмотрит на него, улыбнется и объявит его самым красивым из ее
любовников; а потом они бы устроили целую игру, снимая это все.
поклажу, сваленную в кучу под дверью в ожидании утра. Он пнул ее ногой и
опять выругался, потому что поврежденное колено бурно запротестовало.
Еще немного и он бы разрыдался.
меча и с тихим свистящим звуком доставая его из ножен.
кроватью. Лиди, моргая, смотрела на его явление в блеске украшений и с
мечом в руке. Она была в чем мать родила, за исключением нитки бус,
голубых как небо. Она поднялась, подошла к Вадину и обняла вместе с
мечом.
весточку, но сначала не было времени, а потом ты ушел, и они не
позволили мне пойти за тобой.
сказала, что тебя продали.
торговались, но взяли его, хотя я спорила, и проклинала их, и даже
кричала. Но что я могла сделать? В конце концов, я была только рабыней.
Потом, - сказала она, - потом человек увел меня и был очень добр ко мне.
Он привел меня в замок. Я уже начала бояться. Человек провел меня в
комнату, полную надменных женщин, которые вели себя как королевы, хотя
на самом деле были служанками. Они заставили меня вымыться с головы до
ног, а потом искали у меня вшей и чего-то еще похуже, и я стала злиться.
подчинился Лиди, которая увлекла его к кровати и устроилась у него на
коленях. Она поцеловала его в грудь прямо над сердцем и вздохнула.
Она приложила пальчик к его губам, чтобы не дать ему возразить. - Такой
я и была, любовь моя, хотя я пыталась оставаться чистой и не принимала