никто в ту пору вообще не решался. Мы полностью полагались на эзопов язык и
на понимание читателя, умевшего читать между строк.
дверью все боялись. Но знали (как и сегодня все знают), что наш Леонид Ильич
Брежнев уже откровенно маразматирует, что не вяжет языком, что не всегда
адекватен, а правит за него камарилья. Мы всех из его "команды" знали по
именам и даже по прозвищам. Главным для нас, журналистов, было только одно:
вякнуть (написать), и вякали многие. Но обнародовать наш писк могли только
очень умные или слишком глупые главные редакторы изданий, мой Главный (из
числа умных) решился, но я почти уверен, сначала подстраховавшись "наверху".
Там тоже шла своя игра, от которой вся наша храбрость и зависела. Но это мои
догадки. Истину обо всем сказанном не знаю.
остро и блистательно выступал в "Известиях" мудрый Анатолий Аграновский и,
кстати, не только он один. А тут - чистая идеология и (главное!) нравы,
нравственность руководителей всех рангов! Почти недоступные для печати темы
("говорю - комсомол, подразумеваю - партию" - работала крылатая формула
Маяковского). Я уж не говорю о том, что пресса на "героев" почти не
воздействовала: они, как святые коровы в Индии, недосягаемо шествовали по
главным магистралям общественного мнения: попробуй, тронь их! Косточки потом
не соберешь. Вот и появилась однажды тема, совершенно случайно обнаруженная
мною на периферии: "Вольская аномалия". Не "областная и не столичная": упаси
вас Бог!
донос (с именем и фамилией главного героя), причем даже без попытки
анализировать явление и без просчета последствий для общества. Полный обвал!
В ту пору, правда, о политике иначе писать не разрешили бы никому: могли
позволить журналисту только прокукарекать, полагаясь на то, что хронические
болезни общества можно лечить точечным воздействием, как это делает
иглотерапия: поштучно искоренять зло. А сегодня, когда мы дожили наконец до
возможности анализировать, искать причины и прогнозировать следствия,
пользоваться доносом как журналистским жанром - стыдно. Я уже имел честь
говорить об этом в центральной печати, не грех повториться: превращать
газеты в пропыленный склад негативных поступков-проступков-преступлений
негоже, отбирая при этом хлеб у правоохранительных органов. Печать не
"наводчик", не "агент-информатор", не телефонный и адресный справочник для
судебной власти и следственных органов.
даже цитировать неприлично, но ради примера добровольно ложусь на плаху. Там
мой отрицательный герой, понимая, что после публикации его "попросят" с
должности, пришел ко мне в гостиницу прощаться (я написал: на сей раз без
бутылочки) и сказал: в Вольске только что начали строить молокозавод, так не
могу ли я походатайствовать перед партийным руководством, чтоб его туда
директором направили? И я завершил материал словами (которые, произнесенные
со сцены актерами, называют "в сторону"): "Поскольку мой герой вреден для
комсомола, почему бы ему за вредность действительно молока не дать?" Ах,
какой я остроумный! Реплика прямо рассчитана на аплодисменты при финале
спектакля и уходе артиста за кулисы. Занавес!
причем палкой меня туда не гнали: чистосердечное добровольное движение. Едва
стукнуло четырнадцать (август сорок третьего военного года), я тут же подал
заявление и с гордостью стал членом армии комсомольцев. Кстати, до сих пор
среди множества мер измерения (тонна, сажень, миллиард, миллиметр, дюйм,
поллитровка, локоть, минута, килограмм, секунда, уйма) прижилась у нас
чудо-юдо "армия": армия безработных, чиновников, студентов, расстрелянных
врагов народа, школьников, "челноков" и "коробейников", спортсменов, даже
только что родившихся на свет грудничков. Через полгода после "принятия
присяги" родной комсомол расстался со мной по первому разряду, отлучив меня
на три недели от себя, хотя мною не было совершено ни одного проступка, даже
дерзости. Я прилюдно выступил в защиту чести одноклассника Яши Брука,
оскорбленного на уроке истории нашей училкой привычным и "гордым" званием
"жид" (пламенный привет от генерала Альберта Макашова!), немедленно призвав
свой восьмой класс уйти с урока и объявить бойкот истґоричке, правда, назвав
ее истґеричкой. Моим недругам было обидно "за идею", и я пробкой вылетел из
родного комсомола и еще из школы; но этот сюжет был уже из другой оперы.
Тогда я впервые (но не в последний раз) понял, какая безжалостная и грубая
сила перешла по наследству от отца к сыну (позже о кровной родственности
между компартией и комсомолом мы специально поговорим).
зрелости": ее написала работающая тогда сотрудница местного радиокомитета,
невольный свидетель моей недетской драмы. Правда, Лее Борисовне Гераскиной
пришлось назвать меня Валентином Листов-ским, прибавить два года возраста и
преподнести зрителю конфликт между школьником и учительницей из
нравственно-национального аспекта в бытовой (юноша, столичная "штучка",
сцепился с провинциальным педагогом); за все за это, кстати, обид у меня на
автора не было и тогда, и сегодня, тем более что "героя" в киноверсии, потом
снятой, играл молоденький Василий Лановой (какая, представьте, честь для
прототипа!), да и вообще: я "профессионально" оценил и понял автора,
искренно простив творческую душу и порыв драматургии.
коллегам. Только не торопите меня, читатель, я стал за минувшие двадцать два
года если не умнее, то требовательнее к журналистской профессии: сообразил,
что писать газетчику всегда следует экологически чистыми текстами, это я
говорю, имея в виду юридическую выверенность, чтобы не позволить новомодным
опровергателям пользоваться чуть ли не единственными достижениями нашего
общества в итоге последних крупных перемен, а именно: демократией и свободой
слова. В суд подадут на журналиста и по миру без штанов пустят, обобрав до
нитки за одну неосторожность. И правильно сделают, чтобы мы научились быть
доказательными. И чтоб еще другим неповадно было.
комсомола, непорочного зачатия. Младенцев-близнецов Ромула и Рэма вскормила,
как вы знаете, волчица: с едой, понятное дело, проблема решилась. Хуже было
дело с идеологическим воспитанием. Папой нашего комсомола, самостийно
родившегося, объявила себя коммунистическая партия, присвоив имя Ленина. Вы
вправе спросить: почему компартия не мама, если она женского рода? Отвечаю:
вы спросили бы у Владимира Маяковского, почему он крылато сочинил: "народ и
партия - близнецы-братья"? Возникает у меня странный вопрос: если в древние
времена, как пишет Мишель Монтень, все люди одного возраста - братья, а кто
старше годами - отцы, кто младше - дети [4], то как быть с рождением "вечно
молодого" восьмидесятилетнего юбиляра - комсомола? Полагаю, что и
Маяковского, и меня надо оставить в покое, тем более что ерничать с зачатием
"сына компартии" я не намерен, и Маяковский тоже не кокетничал. Монтень
вообще ни при чем и за наше время не в ответе.
может. А с партией разобраться следует. Кто она? Пренебрежем идеологическим
аспектом, оставим только пол и ориентацию с первичными половыми признаками.
Попытаемся размышлять так: очень скоро выяснилась строгая, жесткая и даже
кровавая иерархия в самой партии: возникли низы, которые беспрекословно
подчинялись вышестоящим, а те совсем высокому этажу, и небожителями были,
как известно, Владимир Ильич Ленин, потом сам Иосиф Виссарионович Сталин.
Диктатура? Репрессии, ГУЛАГи, массовые расстрелы, террор идеологический и
физический, межнациональная дружба народов (не на жизнь, а на смерть),
подавление права на религиозные верования. Если так, то при чем братство
людей?
явились одновременно и папа и мама. Специалисты такую "комбинацию", учитывая
внутреннюю политическую жизнь, весьма напоминающую самодостаточность и
замкнутость, называют по аналогии, по образу и подобию бисексуальной.
Впрочем, если обратиться к истории, внутренние отношения в партии
складывались так, что сегодня "те" имели "этих", а завтра эти - вождей,
послезавтра вожди - друг друга, а в конечном итоге, партия, не разделяя
должностей, возраста и пола, будь то мужского или женского, поимела всех,
как при свальном грехе. А над всеми царствовал Вождь Всех Народов, который
мог поставить всю партию и народ в позу, известную нам по истории, по жизни,
по художественной литературе. Ну что, развести в недоумении руками и дружным
хором воскликнуть: что сие означает: диктатура партии или диктатура
личности? Кому от этого легче?
было с нами и в нашей стране. А что есть сегодня, сами можете посмотреть. А
чем сердце успокоится? Иными словами: чего всем нам еще ждать от будущего?
На наших с вами глазах стихийно (стихийно ли?) возрождается или
реанимируется вечно молодой дедушка-комсомол, недавно вспомнив о своем 80-м
юбилее, и этот процесс следует полагать естественным. Тем более что в его
основе лежит ностальгическая тоска по легендарному прошлому и по желанному
завтрашнему дню, который, как ни крутите, все же в их молодых руках. Будущее
общества и страны уже показывает всем нам свое лицо: нет, не звериный оскал,
не наивную улыбку, не легкомысленную уверенность, а всего лишь недоумение, а
то и растерянность. Только что мы отметили День молодежи; разве вновь на
всех на них "положат глаз" монархисты, национал-патриоты, сектанты,
бритоголовые неофашисты, невнятные либеральные демократы, неоперившиеся
нашдомовцы, ортодоксальные левые вкупе со странными "чистыми" демократами да
еще с "яблочниками"?
комсомол лицом к кому-то из мною перечисленных? Или из молодых, как уже было
когда-то в СССР, именно коммунисты, пойдя отработанным путем, начнут
готовить свежие кадры для передачи по инстанции: от пионеров-бойскаутов в
комсомол, из комсомола в инструкторы райкомов, оттуда в города, области и
республики, оттуда прямой дорогой властям: в Думу, в правительство, в
средства массовой информации, в судебные и прокурорские должности, а там
Корнев Павел
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Маккарти Кормак
Каргалов Вадим