готовясь к летней страде, и они получались несколько крупнее и более
интенсивно раскрашенными: она благодаря своей творческой неудаче кое-чему
научилась за зиму. И такой вот помолодевшей, Александра, на беду, поспешно
разделила возмущение Джейн; сочувствие к детям Гэбриела, приехавшим в дом,
который она ощущала отчасти своим, медленно ослабевало. Она всегда
придерживалась тщеславной фантазии, что, несмотря на недосягаемую красоту
и живость Сьюки и на большую энергичность и увлеченность колдовством
Джейн, она, Александра, была любимицей Даррила - по определенной
физической крепости, почти такой же, как у него, и по тому, что им было
предназначено властвовать. Это само собой разумелось.
коренастый, того же типа, что Реймонд Нефф, но без учительской мягкости и
той манеры запугивать до испарины, которую приобретают учителя; солидный и
уверенный в себе, скорее оттого, что имеет дело с деньгами. Он был
совершенно, красиво лыс, со свежеотчеканенным блеском головы и обнаженной
розоватостью ушей, век и ноздрей и даже тонких, быстрых пальцев, как будто
он только что вышел из парной.
как ответить.
за ней, один-два раза оставался, чтобы выпить пива. Знаешь, какая зануда
Харриет Осгуд; бедный Боб, она его просто достает!
Джейн звучало немного фальшиво и резко. Но Джейн и была грубой, как,
впрочем, все в Массачусетсе. Пуританизм в свое время обломал зубы на этой
грубоватости обитателей Массачусетса, но за счет мягкосердечных индейцев
разбросал свои колокольни и понастроил каменные стены своих цитаделей по
всему Коннектикуту, оставив Род-Айленд квакерам, иудеям, поборникам
свободной морали и женщинам.
Александра.
и каждому в городе, кто только готов ее выслушать, и, фактически, так и
сказала парню-кассиру из супермаркета, чтобы они приходили и вытрахали ее.
колдовство вдруг становится неуправляемым, выходит из-под контроля тех,
кто его вызвал, в своей обретенной свободе путает жертву и мучителя.
дьяволята терзали ее желудок, она почувствовала беспокойство, захотела
вернуться к своим малышкам и потом, как только она устроит их в шведской
печи для обжига, сгрести с лужайки нападавшие за зиму ветки и, взяв
грабли, энергично приняться за сухую траву.
как ударила. - Что нам делать с переездом Дженнифер?
все над нами только посмеются. Впрочем, город так или иначе позабавит эта
история. Джо пересказывает мне, о чем шепчутся люди. Джина открыто
называет нас ведьмами и боится, что мы превратим ребенка в ее животике в
поросенка, уродца или кого-нибудь еще.
говоришь, Дженни там. Она под его защитой.
слетела с ее дрогнувших губ, как стрела с тетивы.
змею на своей груди, моя дорогая. И, надо сказать, настоящую гадюку.
самом деле случались все реже, по мере того как тянулась зима), когда все
они, обнаженные, погруженные в воду и вялые от марихуаны и калифорнийского
шабли, в стереофонической темноте слушали множество голосов Тайни Тима,
издающего трели, и орущего, и массирующего их внутренности;
стереофонические вибрации приносили облегчение их сердцам, легким и
кишечнику, их скользким телам, помещенным внутри того пурпурного
пространства, для которого слабо освещенная комната с асимметричными
подушками была чем-то вроде усилителя.
Он любит _нас_, несмотря ни на что. И Дженни не делает для него и половины
того, что делаем для него мы; это _нам_ она любила угождать. Но это не
значит, что они будут делить все с нами на четыре части или что-то вроде
того.
действительно сама невинность.
Надежда, что пришелец из тьмы в конце концов потребует ее, съежившуюся в
углу своего воображения, постепенно угасала. Может Ли так случиться, что
ее царственное терпение не заслужило никакой другой награды, чем быть
использованным и выброшенным? В тот октябрьский день, когда он подвез ее
ко входу в дом, как к общему владению, и когда она должна была выбираться
вброд во время прилива, как будто сами стихии просили ее остаться, - могли
ли столь драгоценные предзнаменования быть напрасными? Как коротка жизнь,
как быстро ее знамения исчерпывают свои значения. Она погладила себя под
левой грудью и, кажется, обнаружила там небольшую опухоль. Обеспокоенная,
испуганная, она повстречалась с блестящими, как бусинки, глазами серой
белки, которая забралась в кормушку, чтобы покопаться среди шелухи семян
подсолнечника, - это был плотный маленький джентльмен в сером костюме и
белой рубашке, пришедший пообедать. Его крошечные серые ручки, сухие, как
птичьи лапки, дернулись и задержались на полпути к груди, наткнувшись на
ее понимающий пристальный взгляд, в котором таилась угроза; его быстрые
блестящие глаза были посажены по бокам овальной головы так, что казались
выпуклыми темными башенками. Инстинкт самосохранения внутри крошечного
черепа побуждал бежать, спасаться, но неожиданная сосредоточенность
Александры заморозила эту искру жизни даже через стекло. Маленькая слабая
душа, запрограммированная на еду, бегство и сезонное спаривание,
встретилась с большей. "Morte, morte, morte", - произнесла Александра про
себя твердо, и белка упала, как мгновенно опустошенный мешочек. Последние
судороги ее конечностей сбили шелуху от семечек с края пластикового лотка
кормушки, и роскошный седой султан хвоста дергался туда-сюда еще несколько
секунд; потом животное успокоилось, вес трупика раскачал кормушку под
конической пластиковой зеленой крышей на проволоке, натянутой между двумя
ветвями дерева. Программа была аннулирована.
ощущением силы, угнетало только то, что сейчас нужно будет надеть высокие
сапоги, выйти наружу и собственной рукой поднять кишащую паразитами тушку
за хвост, пойти на край двора и кинуть ее в кусты через каменную стену,
туда, где начиналось болото. В жизни было так много грязи, так много
крошек от ластика, просыпанных кофейных зерен и мертвых ос, попавших в
западню оконных рам, что все это постоянно требовало чьего-то времени - во
всяком случае, этим должна была заниматься женщина - нужно было постоянно
убирать мусор. Грязь, как сказала ее мать, это просто вещество не на своем
месте.
Александры, требуя, в зависимости от возраста, то машины, то помощи в
домашних заданиях или чтобы их уложили спать, ей позвонил Ван Хорн, что
было довольно необычно после того, как его шабаши, обычно протекавшие
будто бы спонтанно, прекратились. Он не удостаивал их личного приглашения,
но они находили друг друга там, не совсем понимая, как они туда попали,
словно их машины - цвета тыквы "субару" Александры, серый "корве" Сьюки,
болотно-зеленый "вэлиант" Джейн - привозили их, увлеченных потоком
психических сил.
таксист. - Будет чертовски унылый день, а я получил одно вещество, которое
хочу опробовать в нашей шайке.
с утра должны идти в школу. И захотят остаться дома и смотреть Арчи
Банкера. - В своем беспрецедентном сопротивлении она услышала гнев,
посеянный в ее душе Джейн Смарт, который подпитывал теперь ее собственные
жилы.
тому же она может поехать к друзьям, и я не вправе лишать ее этого,
несправедливо обременять ребенка собственными обязанностями.
грубиянов.
времени, можно сказать, пренебрегаю ими.
раньше такого не бывало: возможно, это был путь к его сердцу.
моя мать побольше мною пренебрегала, я мог бы стать хорошим,
разносторонним парнем.
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Пехов Алексей
Громыко Ольга
Маккэфри Энн