твердостью в крупной походке, с достоинством знающего себе цену человека,
несуетливо и серьезно выполняющего долг. Незнакомые командиры из дивизии,
встречаясь в траншее, провожали его взглядами, стараясь угадать, кто он и с
каким приказом прибыл в этот час.
Божичко почему-то с веселым полуудивлением доложил о прибытии начальника
контрразведки, неширокая спина Бессонова зашевелилась лопатками, он
повернулся, опершись на палочку, внимательно посмотрел в крепкощекое,
лоснящееся потом лицо Осина, подождав несколько, произнес недоверчиво:
текучим говорком, смягченным приятным северным оканьем, и заулыбался
простодушно и широко, ладонью стер пот со щек. - Все об обстановке у Деева
говорят - и я не вытерпел. Сначала на машине, а тут в станице - ползком,
перебежками... С приключениями добрался. Стреляют со всех сторон, но
обошлось!
россыпью трасс над высотой, улыбка истаивала на крупно очерченных губах его.
- Немцы-то что делают! Неужто надеются прорваться к Паулюсу, товарищ
командующий?
приезда малознакомого ему полковника Осина, который совершенно не нужен был
здесь, ответил коротко:
появлением начальника контрразведки, и вышел к нему из темноты траншеи,
потрогал пальцем дужку очков, поднял брови. - У вас какие-то дела на энпэ?
Что-нибудь важное?
и, предупредительно глянув через плечо назад, на командиров в траншее, на
Божичко, который, опираясь одним локтем на бровку, с независимым видом
играл, пощелкивал ремнем автомата, он произнес, не договаривая мысль до
конца:
все-таки... Не хочу мешать командующему, разрешите поговорить с вами?
Разговор буквально натри минуты.
его, гораздо важнее было выяснить другое - каким образом он добрался сюда
через станицу, в которой везде шел бой.
дорога, по которой еще можно проехать, товарищ командующий. Проверил на
себе.
проговорил Бессонов и, прислонив палочку к стене траншеи, склонился к
стереотрубе, показывая этим, что разговор окончен, а про себя усмехнулся:
"Не из робкого десятка оказался этот Осин".
навытяжку, глядя в спину Бессонова.
выражая удовольствия, но тоном своим смягчая обижающую холодную
безразличность Бессонова. - Тут блиндаж.
Бессонова, неподвижная фигура которого темнела подле стереотрубы, сливаясь
со стеной траншеи.
траншеи, было пусто, пахло стылой землей, светила "летучая мышь",
прицепленная крючком к наголовнику. Крошки земли, стекая из-под накатов,
позванивали о стекло лампы, легонько покачивали ее.
папирос и, доставая папиросу, сказал:
на нарах кучей брошенный возле чехлов от буссоли и стереотрубы брезент,
затем задернул плащ-палатку над входом; лишь тогда сел к столу, снял шапку,
освободил верхний крючок полушубка - ему было жарко, он был потен после
перебежек и ползания в снегу, - заговорил, снизив голос:
оцениваете положение дивизии в данный момент?
сами, вероятно, убедились, как сложилась обстановка в дивизии к вечеру. А в
связи с чем этот вопрос?
прервал Осина, но поторопил его и, выпуская дым к огню "летучей мыши",
кивнул ему, на самом деле по-прежнему не понимая причину приезда начальника
контрразведки: присутствие на НП во время боя не входило в его прямые
обязанности. - Да, продолжайте. Зачем, собственно, вы приехали? Это меня
интересует. Сами понимаете, что это выглядит не очень привычно.
кудрявые волосы слиплись; выступающие, хорошо выбритые скулы казались
кирпичными. Он втянул носом воздух, проговорил окрепшим голосом:
не только я встревожен положением в дивизии Деева в данный момент. Я слышал
мнение и генерала Яценко, и члена Военного совета фронта Голубкова.
Он-в штабе армии? Вы виделись с ним?
положения дивизии. Голубков находится сейчас не в штабе, а на энпэ армии.
Хотел вас видеть, товарищ член Военного совета, но вы здесь...
улыбнулся Веснину голубоватыми, неуловимо цепляющимися за его глаза глазами.
В них не было того выражения защитного деревенского простодушия, какое было,
когда разговаривал с Бессоновым; в них просвечивало желание деликатно не
обидеть, желание не переступать определенных субординацией граней.
руководства боем сейчас находиться там, где нет все-таки такой угрозы вашей
безопасности. На энпэ армии, например.
станицы. Я проехал именно этим путем. Там еще сравнительно спокойно. Другой
дороги уже нет. Своими глазами видел немецкие танки на улицах. Но и эту
дорогу с часу на час могут перерезать...
обязанности? - спросил Веснин и пожал плечами.
наивной прямоте дивизионного комиссара, ответил Осин, - в данном случае, как
я сказал, это не мое личное мнение. Но нередко некоторые превратности боя
заставляют проявлять беспокойство и меня.
обеспокоен, товарищ Осин. И командующий - не менее меня. Это же естественно.
Думаю, что и ему известно, что пехота - это руки, танки - ноги, а полководец
- голова... Потеряешь голову - потеряешь все. Бессонов не из тех, кто теряет
голову, рискует без надобности.
разглядывал кудрявые, слегка примятые шапкой белокурые, еще влажные волосы
Осина, его широкий лоб, немного крючковатый нос, его округлое здоровой
полнотой лицо от природы сильного, с крепким током крови и крепкими нервами
человека и вроде бы впервые разглядел прямые белые ресницы и льдистые
искорки упорства в голубоватых глазах полковника, который в то же время был
мягок в каждом своем слове. И щеки Веснина начали гореть, покрываться
пятнами, и что-то неприязненное, как разочарование, подымалось в нем против
Осина - против его спокойного и прочного здоровья, покатого просторного лба,
белых ресниц, против этих его, казалось безобидных, полусоветов и этой
сдержанности и вежливости, за которой была скрыта осторожная и деликатная
принадлежность к особой охранительной власти, что в силу многих
обстоятельств нужна была, существовала рядом, в одной армии с Весниным,
выполняя необходимые функции, никогда не вмешиваясь в обстановку боя, и
Веснин, подавляя раздражение, поднялся от стола.
руки в карманы полушубка, прошелся по блиндажу, - значит, в связи с
обстановкой в дивизии генералу Бессонову и мне нужно оставить этот энпэ? Но
в конце концов вы же знаете, что на войне никто, нигде и никогда не
гарантирован ни от осколков, ни от пули. Ни на энпэ армии, ни на энпэ
дивизии. - Веснин вдруг увидел белокурый затылок Осина, его круглую
подбритую шею, плоские уши, внимательные и чуткие, и продолжал с
прорвавшимся в голосе раздражением: - Что за вздор? О чем вы мне говорите?
Не могу понять этого. Кто вам посоветовал - это Голубков? Не верю, чтобы он
мог посоветовать подобное! Никак не верю!
в моих правилах. И потом, кроме поручения Голубкова, у меня есть еще одно