глазу бревен стало вовсе неимоверным.
Меловом перед бескрайним картофельным полем.
Матвеенков, -- в смысле... поднатужиться.
Климцов. -- А на самом деле может быть и больше.
подсчитал Артамонов.
невозможно убрать.
поговоркой.
вам подъедет мастер и все объяснит.
потребительскую норму. Он всегда очень ревностно относился к обрамлению
ночлегов и обставлял дело так, что ему для покоя уступали лучшее место.
вниз. Здешний багровый диск был вдвое больше обычного среднеширотного. Его
быстрое падение за горизонт отслеживалось невооруженным глазом. Какая-то
минута, -- и щеки неба уже натерты бураком заката.
внутренностей комнат пришлось развести под окнами костер.
слежавшиеся и утрамбованные подстилки разделили по-честному.
самосохранения. Нарушив равновесность отношений, он стянул с Пунтуса матрац
и набросил себе на ноги. Проснувшись от дрожи, Пунтус возвысился до лиризма,
проклиная друга, чем навлек много интересных слов со стороны остальных
"дикарей". Вороны корчились в гнездах от исконно народных выражений,
которых, как виновник ложной побудки, удостоился Пунтус. Потому что сон
человеческий на свежем воздухе тягуч и сладок и не взирает ни на какие
рассветы.
массу историй об этом звере. Кота звали Пидор. Он был старожилом в таежных
местах. Его знали все местные сплавщики. Вместе с ними кот исходил вдоль и
поперек берега не только Выми. Однажды он заплыл на бревне в Вычегду, откуда
добирался назад полгода. В детстве Пидора кто-то перепутал с бульдогом и
оттяпал хвост и уши, что обеспечило ему адскую внешность. Кота никто никогда
не кормил. Он сам добывал себе пропитание. На плавучем бревне Пидор держался
не хуже Мазаевых зайцев, был изощрен в методах ловли рыбы, а мышей и крыс
бил, как мух. В человеческих компаниях этот чудовищный котяра держался
подчеркнуто независимо, ни с кем не заводил дружб и в соответствии с
литературой гулял сам по себе.
Посуда загремела. Густой звук пометался по бараку и, собравшись в комок,
выскочил в тайгу.
работу!
Налившиеся кровью комары образовывали на стенах и потолке барака сплошной
хитиновый покров. Сытые твари вели себя спокойно, а вот оставшиеся голодными
экземпляры звенели так громко, что им в резонанс изредка заходились оконные
стекла.
поварским хозяйством не справиться. К ней в помощники навязался Матвеенков,
заикнувшись, что запросто готовит на скорую руку некоторые блюда. При этом
он густо-густо покраснел. Как известно, Матвеенков делился всего на две
части -- желудок и все остальное. Завтрак, как и полагалось, он всегда
съедал сам, обедом никогда не делился с товарищем и, словно специально для
того, чтобы некому было отдавать ужин, вообще не имел врагов. Нельзя
сказать, что Матвеенков жил кому-то в ущерб, но любые горы он мог сдвинуть,
только плотно покушав.
так что от большой любви Матвеенков вроде бы был застрахован, но он все-таки
умудрился высыпать в блюдо, название которому натощак придумать можно было
не сразу, весь запас пряностей, в которых доминировал перец. От остроты у
"дикарей", как у пагод, стремились завернуться кверху ногти и кепки.
чоха, героически доедал солидные остатки своего первого таежного творения.
ему перекусить, но кот с вызовом прошел мимо миски и улегся на рюкзаках.
Мнение о блюде осталось субъективным.
и показал, как пользоваться рабочим инструментом.
лежащую рядом гнилушку, -- а крюк вонзают в тело ствола вот так, -- крутанул
он рифленой железякой высохший пень.
курс дела. -- Учреждение АН-243, дробь 8, запань Пяткое. Письма буду
отсылать я. Привозить ответы -- тоже, -- сказал он на прощание и отбыл на
противоположный берег, где неподалеку виднелась деревня Шошки.
-- вчера на складе в спешке хватали все подряд, и некоторым спецовка
пришлась не в пору.
огороде. Усов вставил ремень в две петли брезентовых брюк и затянул на
животе. Взрыв хохота смыл со штабелей свору ондатр, потому что брюки
спокойно стояли сами -- настолько они были тверды и велики, -- а Усов, легко
удерживаемый ремнем, висел в них, как в колодце. Было спорным -- касались
земли его ноги или нет.
которые выделялись у него только от смеха.
стал походить на роту пожарных.
измерив проделанное, прикинули, что при таких темпах окатку можно будет
закончить только к зиме.
ночь напролет, да таких невообразимых пород и сортиментов, что "дикари"
вскрикивали во сне.
Матвеенкову на предмет поменяться рабочими местами. Фельдман, как тающий
сталактит, неустанно бил в одну точку, капля за каплей, и скоро Лешу списали
с кухни от Татьяны на берег. Как только Фельдман заступил на пищевую вахту,
в блюдах заметно поубавилось свиной тушенки и обеды с ужинами стали
принимать вегетарианское направление.
приспособились после первых мозолей. Климцов, имеющий самые нежные руки, был
вынужден сделать и запатентовать изобретение. Рифленые ручки орудий труда по
его подсказке стали обматывать тряпками. За догадку и проявленную смекалку
Климцову пообещали установить на родине каменный бюст пятого размера. Но
посмертно.
случае будет нам доплачивать за переработку? -- тормознул народ Нынкин. --
Мы работаем почти по двадцать часов в сутки!
всяческих эпистолярных приспособлений. К нему ежевечерне плелись кто за
конвертом, кто за листом бумаги. Он, конечно, делился, но очень сильно
скрипя всеми органами. Он боялся, что из-за нехватки почтовых мелочей он не
сможет в полной мере высказаться своей радиодиспетчерше с Ямала, с которой
так ни разу и не увиделся после дембеля.
отбиваться от комаров.
серийным производством писем, и от насекомых ему доставалось больше всех. --
А что если закрыть комнату на двадцать четыре часа? Вымрут они все или нет?
домашние, в квартире или здесь у нас, живут, пока не убьешь!
отмахиваясь от гнуса. -- Вчера поймал одного породистого, зажал в кулаке,
пощупал: с одной стороны кулака -- ноги, с другой -- голова. Бросил я этого
молодца с размаху о землю -- даже шлепок был слышен, настолько тяжелым
оказался этот пискун. Огромный, ну прямо как ласточка!
что липнущие к тебе комары -- самые большие на земле.
Никитин Юрий
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Володихин Дмитрий
Беляев Александр
Смит Кордвейнер