продолжали дело кормильца-поильца.
классик советской поэзии брал за ухо молодого, голодного, да еще с "пятым
пунктом" (не надо думать, что "еврей" -- это худшее, что можно было отыскать
в "пятой графе" -- были ведь и "наказанные народы", принадлежность к которым
грозила гибелью), и говорил: "Мне за строку платят четырнадцать рублей, тебе
-- если вообще захотят тебя печатать -- заплатят семь. Подстрочник -- за
счет издательства. Твой гонорар -- тебе, разницу -- мне, потому что я
подпись ставлю". Куда было идти "молодому и голодному"? Он соглашался. Из
таких объятий освобождала или смерть нанимателя, или -- реже -- случайность,
при которой "негр" как-то сам по себе выбивался в люди. Где возможно, я
старался "Строфы века -- 2" от "негритянских" переводов очистить. Но
закулисная сторона издательского дела темна, и не всем рассказам можно
верить. Наверняка подобные примеры в антологию проскользнули. Известно, что
кое-какие переводы Ахматовой сделаны не ею лично. Но это не повод менять
подпись: сама Ахматова тоже переводила. Поэтому я предлагаю многие имена
рассматривать как некий коллективный псевдоним: примеров правомерности
такого подхода множество и в оригинальном творчестве: две последние строки
мандельштамовского "На каменных отрогах Пиэрии..." сочинил Владимир
Маккавейский, но от этого стихотворение не стало менее мандельштамовским.
при составлении собственно "Строф века", то есть антологии Евгения
Евтушенко. Следовало объединить под одной обложкой все три основные школы
поэтического перевода -- московскую, петербургскую, эмигрантскую
(объединенную в основном тем, что вся она в советское время была запретной)
-- с робкими ростками этого искусства, жившими в советской провинции,
выявить тысячи непошедших в печать переводов, а с пошедших в печать
максимально снять "конъюнктурную" правку, сделанную редактором или цензором
против воли переводчика. Работа может показаться неподъемной, но начал ее
составитель -- без малейшей надежды на публикацию подобной антологии, просто
как историк перевода -- тридцать лет назад, так что многое оказалось готово:
скопируй да вложи в папку. Но еще год в архивах поработать пришлось.
нередко попадали осколки издательских и журнальных архивов, мне часто
встречались папки с однотипным грифом "Непошедшие переводы" -- в них
отыскивалось то, что по тем или иным причинам не было пропущено в печать.
Образец таких материалов -- перевод басни Пьера Лашамбоди "Стрекоза, муравей
и голубь", выполненный Александром Гатовым. Перевод испещрен карандашом:
"Неуместное издевательство над Крыловым!", "Нежелательное прочтение" -- и
что-то еще. Роль Гатова, специалиста по "революционной" поэзии Франции, в
биографиях множества поэтов требует дополнительного исследования -- но, как
мы видим, самому ему тоже отнюдь не все было позволено.
иные папки -- с тем материалом, который никогда и никуда вовсе не "шел".
Никакой надежды опубликовать в даже самой обширной американской поэтической
антологии Эзру Паунда, осужденного за сотрудничество с итальянскими
фашистами, у Михаила Зенкевича не было. Но, верный антологической полноте,
Зенкевич Паунда "в стол" все же переводил. Переводил и Роя Кэмпбелла, белого
южноафриканского поэта, воевавшего в Испании в гражданской войне на стороне
Франко. Притом эти переводы даже в печать проскользнули -- у цензоров не
хватало квалификации. По множеству причин впервые публикуются в "Строфах
века -- 2" многие переводы Ариадны Эфрон. Из папок с неизданным извлечены
многие переводы Аркадия Штейнберга, Сергея Петрова, Александра Голембы.
Многое найдено там, где и вовсе никто ничего не ожидал найти: приоткрылось
целое поколение, которое по известной аналогии можно было бы назвать
"переводчиками, погибшими на Великой Отечественной войне", Вс.
Римский-Корсаков, Е. Садовский, Э. Люмкис; сделали они немного, а то, что
сделано, -- чаще всего утрачено, но есть исключения: например, при разборе
немногих сохранившихся стихотворений погибшего под родным Киевом Эмиля
Люмкиса среди оригинальных стихов многое оказалось переводным -- и включено
в "Строфы века -- 2". Даже в архиве прославленного китаиста, академика
Василия Алексеева, отыскалась большая тетрадь никогда не печатавшихся
переводов. Впрочем, всего не перечислишь, да и ни к чему -- антология перед
вами, читайте.
перевод в 60-е годы XX века (наконец-то!) привлек к себе исследовательское
внимание. Почти одновременно вышли две антологии (1968) -- "Зарубежная
поэзия в русских переводах" (Москва, "Прогресс") и двухтомник "Мастера
русского поэтического перевода" в "Библиотеке поэта" (Ленинград, "Советский
писатель"). Первую составили Е. Винокуров и Л. Гинзбург, вторую -- Е. Г.
Эткинд. Этим, увы, всеохватные антологии поэтического перевода
исчерпываются. Зато вышло немало антологий но странам и языкам: иногда, как
югославская и польская, без параллельной публикации оригинала, иногда слева
был представлен текст перевода, справа -- оригинал ("Золотое перо", 1974,
"Прогресс" -- немецкая, австрийская и швейцарская поэзия в русских
переводах). Но вообще-то излишнее внимание к личности поэта-переводчика не
приветствовалось. Распространение получил иной вид антологий: "Французские
стихи в переводе русских поэтов Х1Х-ХХ веков" (от Ломоносова до Эренбурга)
были составлены Е. Г. Эткиндом по прижившейся в дальнейшем схеме: слева --
оригинал, антология "в оригинале", справа -- перевод, в конце книги --
вторые и третьи варианты тех же переводов (если таковые имелись), а также
справки о поэтах и о переводчиках. Второй том этой антологии (советский, от
Эренбурга до Елены Баевской) дошел до корректуры, но так и не был издан:
составителя, Е. Г. Эткинда, принудили покинуть СССР и поселиться в Париже.
"Американская поэзия в русских переводах" (1983), "Английская поэзия в
русских переводах. XX век" (1984, здесь уже была новинка -- обошлись без
справок о поэтах-переводчиках!), "Испанская поэзия в русских переводах"
(второе, исправленное издание -- 1984); "Золотое сечение. Австрийская поэзия
Х1Х-ХХ веков в русских переводах" (1988), наконец, "Итальянская поэзия в
русских переводах" (1992): лишь в предпоследней книге цензура уже почти не
давила, в последней -- не давила вовсе. Вышло множество отдельных изданий по
жанрам с параллельным текстом (английский сонет, английская и шотландская
баллада и т. д.), ряд подобных же книг отдельных авторов, отражающих историю
их переводов в России; по нескольку переводов одного и того же стихотворения
часто печатали и "Литературные памятники". Вышло великое множество книг,
возвративших на свет Божий невероятный пласт известных и неизвестных
переводов, старых и новых; наконец, стали появляться диссертации на тему
"Китс в русских переводах", "Рильке в русских переводах" и т. д. Примерно
четверть века длилось увлекательное "открывание жанра", точней, поднятие
материалов к его истории -- дабы затихнуть, когда иссякли дотации. Но
слишком многое к тому времени уже стало ясно.
добавляет к переводу, а чаще демонстрирует его в обнаженном -- то есть вовсе
не обязательно наилучшем -- виде.
птицы -- никак не приближение к оригиналу, а лишь вариации на его тему,
подтверждающие давно выведенный первым русским переводчиком Рильке
Александром Биском закон: "Качество перевода определяется качеством
допущенной в него отсебятины" (ибо то, что не отсебятина, -- то "оригинал",
и в разных переводах будет повторяться).
оригинального творчества поэтов. Количество "только переводивших" поэтов, не
писавших или не желавших печатать свои собственные стихи, в русской поэзии
очень мало -- 5-6 % от общего числа тех, кто попал в "Строфы века -- 2".
Зато поэты, прославившиеся (широко или нет -- в данном случае не особенно
важно) оригинальным творчеством, охотно включали переводы в собственные
поэтические сборники: к примеру, один из разделов книги "Чужое небо" Гумилев
так и озаглавил -- "Из Теофиля Готье". Особенно это заметно в эмиграции, где
цензура никак не давила, но Иван Елагин и Николай Моршен вставили в свои
оригинальные сборники по одному переводу из Рильке, Александр Неймирок --
перевод из Леконта де Лиля, Глеб Глинка -- перевод из Джеймса Стивенса,
наконец, Бахыт Кенжеев -- единственный свой перевод из Дилана Томаса. Все
это использовано как строительный материал при составлении "Строф века --
2".
редактором, но хозяином книги, хранителем принципов оставался составитель) в
"Строфах века -- 2" я не принял во внимание то, какова национальность поэта
и какой язык для него -- родной. В этой антологии есть переводы Юргиса
Балтрушайтиса -- и переводы из Юргиса Балтрушайтиса, с литовского. Есть
переводы Николая Зерова -- и переводы из Миколы Зерова, с украинского. Есть
переводы Геннадия Айги -- и есть переводы из Геннадия Ай-ги, с чувашского.
Нет разве что автопереводов: Рильке некогда сознавался, что пытается
разрабатывать одну и ту же тему по-немецки и по-французски, и каждый раз
выходит разное. Ну, а если нет в "Строфах века -- 2" переводов с английского
-- из Владимира Набокова или из Иосифа Бродского, так лишь потому, что не
встретились достойные переводы.
верю в казахскую или киргизскую поэзию, а именно потому, что прожил в
Киргизии пять лет и знаю, что эта поэзия есть, и заслуживает она лучшей
участи, чем та, которую уготовили ей советские издатели. Практически
исключена народная поэзия, в особенности эпическая: для нее потребовалось бы
еще два-три тома. Почти нет отрывков из больших поэм, хотя этот принцип
Сертаков Виталий
Березин Федор
Роллинс Джеймс
Гуревич Георгий
Никитин Юрий
Шилова Юлия