кутерьма.
открывалкой и еще чем-то для выковыривания камней из лошадиных подков -
торговцы ножами народ консервативный, школьники тоже. Вордсворт сложил нож
и спрятал в карман.
прямо подходит к Вордсворт на улице перед кинотеатр и говорит: "О дитя, ты
диво!". Вордсворт любит ваш тетя, мистер Пуллен. Пускай тетя поднял
пальчик и говорит: "Вордсворт, умирай", и Вордсворт готовый умирать всякий
минута.
забаррикадировались в моей каюте?
не то твоя нога больше здесь не бывает.
свече, спрятано золото? Или же под фотографией скрыты банкноты очень
высокого достоинства? Ни то, ни другое не казалось правдоподобным, но,
имея дело с тетушкой, ожидать можно было чего угодно.
обдурачить Вордсворт, а вы чужой тут, мистер Пуллен.
люди. Галстук не надо. Руки мыть вперед еда не надо. Вордсворт хочет лучше
котлета без мыла.
сигарету.
теперь. Слишком много заботы.
безопасный. Вордсворт дешевый стоит. Но теперь тетя другой друг, он стоит
много-много. Он слишком старый, мистер Пуллен. Ваш тетя не молоденький.
Ему нужен моложе друг.
Вордсворт не доверяет этот друг. Когда мы сюда приехал, он шибко больной
был. Он говорил: "Вордсворт, пожалуйста, Вордсворт, пожалуйста", полный
рот сладкий сахар. Он жил дешевый гостиница, и деньги у него было мало.
Гостиница хотел его выгнать, и он очень боялся. Когда приехал ваш тетя,
друг плакал, как маленький малютка. Он не мужчина, нет, не мужчина, шибко
нечестный. Сладко-сладко говорит, но делает все время нечестный. Зачем ваш
тетя хочет покидать Вордсворт для такой нечестный человек? Скажите, нет,
скажите Вордсворт зачем.
было такое, будто подземный источник с трудом пробился сквозь каменную
породу на поверхность и теперь стекал ручьями по расщелинам.
она разбивал мое сердце маленькие кусочки.
привозил вас, а потом совсем уехал. Она говорил: "Я дам тебе очень большой
дашбаш, самый большой, ты вернешься Фритаун и найдешь себе девушка", но
Вордсворт не хочет ее деньги, мистер Пуллен, не хочет больше Фритаун и не
хочет никакой девушка. Вордсворт любит ваша тетя. Он хочет оставаться с
ней, как поет песня "Пребудь со мной: темнеет звездный путь, кругом
густеет мрак, со мной пребудь... Нет горечи в слезах..." [здесь и ниже
строки гимна, сочиненного Г.Ф.Лайтом (1793-1847)] Нет, это не так, мистер
Пуллен, этот слезы очень горький, Вордсворт говорит точно.
звездный путь". Много всякий печальный песня там пели, и все песни теперь
напоминал моя маленькая девочка. "Пока мы здесь, мы ни о чем не просим,
тебя мы чтим, тебе хвалу возносим". Что правильный, то правильный. Но
теперь она хочет Вордсворт уйти, совсем чтоб Вордсворт уехал и никогда на
нее больше не смотрел.
говорит его имя. Ох, ох, давно уже Вордсворт верный ваш тетя.
сказал:
плохой не делал, нет-нет. Она проплыл мимо как кораблик, она слишком
молодой для старый Вордсворт.
Ходит в спортивном твидовом пиджаке.
берегайтесь, как чума.
ваша тетя... он не хочет этот человек близко.
крепко сжал мне руку, покидая каюту и унося за пазухой фотографию.
мной пребудь.
4
Асунсьону. Появились красные утесы, изрытые пещерами. На краю обрыва
лепились покосившиеся лачуги, и голые ребятишки со вздутыми от недоедания
животами глядели сверху на наш пароход, который двигался с трудом, тяжело,
издавая короткие гудки-отрыжки, как объевшийся человек, который
возвращается домой после обильного обеда. Над лачугами, точно
средневековый замок над жалкой глинобитной деревушкой, вздымались белые
бастионы нефтехранилища компании "Шелл". Рядом со мной возник О'Тул, как
раз когда на борт поднялись иммиграционные чиновники. Он спросил:
меня найдете в посольстве. Там меня для удобства именуют вторым
секретарем.
ждет письмо.
высматривая. - Вон там не ваш приятель?
увидел Вордсворта.
багажом на углу улицы, названной в честь Бенжамена Констана [французский
писатель, политический деятель, публицист (1767-1830)], и тщетно принялся
искать глазами Вордсворта. Семьи раскланивались друг с другом и отъезжали
в машинах. Чех, производящий пластмассы, предложил подвезти меня на такси.
Какой-то мальчик хотел почистить мне ботинки, а другой пытался продать мне
американские сигареты. Длинная улица с крытыми галереями с двух сторон,
отлого поднимавшаяся передо мной вверх, почти сплошь состояла из винных
лавок, вдоль стен сидели старухи с большими корзинами и продавали хлеб и
фрукты. Несмотря на грязь и автомобильные выхлопы машин старого образца, в
воздухе сладко пахло цветущими апельсинами.