– У тебя по шкафам пар сорок найдется, хватит до конца жизни. Впрочем, можешь пойти работать, насколько помню, у тебя диплом филфака.
– Обалдел, да?! Работать?! Я похожа на дуру?
Головкин молча пошел к двери, но на пороге обернулся и грустно сказал:
– Я с себя вины не снимаю. Надо было не создавать тебе тепличные условия, а отправить делать карьеру, да что теперь говорить. Мой совет – бросай пить, если можешь, конечно.
Больше они не виделись. Я разочарованно спросил:
– Это все?
– Да.
– Ваш муж не упоминал имен Олега Колпакова и Алены Шергиной?
– Не помню, вроде нет.
– А про газету «Микроскоп» не вспоминал?
– Он читает из российских изданий только профессиональные журналы.
– Может, знаете его лондонский телефон?
Инга покачала головой.
– Он вам его не дал?
– Нет, впрочем, адрес тоже.
– Как же вы общаетесь?
– Никак, двадцатого числа он вечером звонит, спрашивает: «Получила деньги?» – и бросает трубку.
– Содержание по почте приходит?
– Баба привозит, – скривилась Инга, – курьерша.
– Кто ей дает деньги?
– А мне за каким хреном знать?
Чувствуя, как головная боль от висков спускается к затылку, я без всякой надежды на ответ спросил:
– Естественно, вы не в курсе, как зовут курьершу и в какой фирме она работает?
– Почему? – возразила хозяйка. – Девка, когда приходит, всегда говорит: «Откройте, Инга Владимировна, это Зинаида Колобкова, принесла вам конверт».
– Кто? – подскочил я. – Зинаида Колобкова? Точно припоминаете?
– Чего же странного, – недовольно протянула Инга, – Зинаида Колобкова, простое имя. Ладно, хватит трепаться, дуй за коньяком.
Я вышел из подъезда, сел в машину и поехал домой. Конечно, нехорошо нарушать данное обещание, но коньяк Инге покупать не стану, хватит ей пить. Женщине явно пора обратиться к наркологу, правда, милые дамы с трудом признают себя алкоголичками, и им намного труднее избавиться от пьянства, чем мужчинам.
ГЛАВА 29
Не успел я войти в прихожую, как из комнаты выехала на кресле Нора.
– Где ты был?
– Э-э… простите, так вышло.
– Можешь проводить свободное время как заблагорассудится, – заявила хозяйка, – но не сочти впредь за труд позвонить и предупредить, что не придешь ночевать.
– Мы подумали, что тебя убили! – заорала, выскакивая в коридор, Миранда.
Потом она подергала носом, словно рассерженный ежик, и в полном негодовании сказала:
– Ваня! Ты пил водку!
Я отметил, что бриллиантовая сережка из ее ноздри исчезла, и осторожно сказал:
– Нет.
– Не ври, – топнула ногой девочка, – от тебя жутко воняет.
– Не отрицаю, выпил вчера немного, только не водку, а коньяк.
– Это однофигственно, – возмущалась Миранда, – не смей больше лакать ханку.
Нора попыталась сделать серьезное лицо, но не сумела.
На ее губах заиграла улыбка.
– Правильно, дорогая, отчихвость Ивана Павловича, совсем от рук отбился. Пьяный секретарь – позор хозяйки.
Но Миранда была полна праведного гнева.
– Ну, хорош, – фыркнула она, – просто отвратительно!
– Ты находишь? – ухмыльнулась Нора. – А мне всегда казалось, что у мужчины должны быть мелкие недостатки, иначе с ним скучно.
– Между прочим, ты обещал устроить меня в колледж, – не успокаивалась Миранда.
– Да, прости, дорогая, сейчас позвоню, – устыдился я, – очень некрасиво вышло.
– Перестань делать из себя гречневую кашу, – топнула ногой девочка.
Я осторожно, стараясь особо не вертеть головой, снял куртку и удивился:
– При чем тут гречка?
– При том, – гневно воскликнула Миранда, – она такая жидкая, по тарелке размазывается!
Нора закашлялась и решила прийти мне на помощь:
– Ну, не нападай так на Ивана Павловича. – И обратилась ко мне: – Кстати, вот чемодан, держи.
Я уставился на кожаный, очень дорогой саквояж, перехваченный ремнями, и совсем изумился:
– Зачем он мне?
Нора нахмурилась:
– Не помнишь, что ты вчера обещал?
Я вновь почувствовал приступ дурноты и честно признался:
– Нет.
Элеонора покачала головой:
– Вчера вечером я позвонила тебе на мобильный и предупредила, что надо отвезти в Шереметьево посылку для Кати Гельфман. Вот тут на бумажке все написано, номер рейса, кто заберет чемодан…
– Хотите сказать, что я проспал? – испугался я.
– Нет, – успокоила меня хозяйка, – времени полно, еще успеешь привести себя в порядок, умыться и отчитаться о проделанной работе. Кстати, Ленке сегодня удалось сделать вполне нормальный геркулес, хочешь?
Я сглотнул слюну:
– Нет, ни в коем случае.
– Ага, – кивнула Нора, – тогда жду через полчаса в кабинете.
Я прошел в свою комнату, стащил грязную рубашку, бросил ее в кресло и увидел на кровати Василия и Филимона. Сладкая парочка опять спала вместе.
– Ну, ребятки, добрый день. Вас без меня кормили?
Василий недовольно открыл глаза, коротко мяукнул, пару секунд смотрел на меня, потом встал и потянулся. Я сел возле зверушек на кровать. Честно говоря, больше всего хотелось упасть на подушку и заснуть. Кот подошел ко мне и потерся головой о руки. Я наклонился. Василий чихнул и коротко сказал:
– Мяу.
Затем он уставился на меня и вдруг разразился странными звуками, меньше всего напоминавшими мурлыканье. Я бы сравнил их скорей с горловым пением ненцев. Потом кот издал утробный рык, шерсть вспушилась, хвост угрожающе забил по бокам, глаза прищурились, уши прижались к голове. Не понимая, что обозлило Василия, я спросил:
– У вас дурное настроение, сэр?
Животное зашипело и прыгнуло в кресло. Сбоку послышалось равномерное пофыркиванье. Я осторожно повернул голову. Филимон недовольно дергал носом.
– И ты не настроен улыбаться, – пробормотал я и сделал попытку взять длинноухого.