унынии.
девицами, разве только грусть, которую она проявила, прощаясь с мистером
Пекснифом. Вероятно, никто и никогда еще не вынимал носовой платок из
ридикюля так часто, как миссис Тоджерс; стоя на тротуаре у самой дверцы
дилижанса, причем два коммерческих джентльмена справа и слева поддерживали
ее под руки, а она при свете фонарей взирала на лицо добродетельного
Пекснифа в те редкие и краткие мгновения, когда его не заслоняла спина
мистера Джинкинса, ибо Джинкинс, являвший собою камень преткновения на
жизненном пути младшего из джентльменов, стоял на подножке, беседуя с
девицами. На другой подножке стоял мистер Джонас, занимавший эту позицию по
праву родства; а самый младший из джентльменов, который первым прибежал на
остановку, прятался в глубине конторы, среди черных с красным плакатов и
изображений скорых дилижансов, где его бессовестно толкали носильщики и где
ему приходилось поминутно вступать в единоборство с тяжелыми чемоданами. Это
ложное положение вместе с расстройством нервов привело к катастрофе,
завершившей все его несчастья: в минуту расставания он бросил цветок -
оранжерейный цветок, который стоил денег, - намереваясь попасть в лилейную
ручку Мерри, а вместо того угодил в кучера, который поблагодарил его и
воткнул цветок в петлицу.
каждая в своем углу, были заняты собственными мыслями и сожалениями. Один
только мистер Пексниф, презрев эфемерные соблазны светских удовольствий и
развлечений, сосредоточил все свои помыслы на единой добродетельной цели,
которую он себе поставил, а именно: вышвырнуть за дверь этого
неблагодарного, этого обманщика, чье присутствие до сих пор омрачает его
домашний очаг и святотатственно оскверняет алтарь
ГЛАВА XIT,
рано или поздно. Мистер Пексниф стоит на страже оскорбленной добродетели.
Молодой Мартин принимает бсзрассудное решение
себя очень уютно в Пекснифовых чертогах и с каждым днем сходились все ближе
и ближе. Мартин работал с необыкновенной легкостью, придумывал и осуществлял
придуманное, и план начальной школы весьма энергично двигался вперед; Том
постоянно твердил, что если бы в человеческих расчетах было сколько-нибудь
надежности или в судьях сколько-нибудь беспристрастия, то проект,
отличающийся такой новизной и высокими достоинствами, непременно получил бы
первую премию на будущем конкурсе. Мартин, хотя и настроенный гораздо более
трезво, тоже возлагал много надежд на будущее, и эти надежды позволяли ему
работать быстро и с увлечением.
новый ученик, отходя на несколько шагов от своего чертежа и разглядывая его
с большим удовольствием, - сказать вам, что я построю в первую очередь?
сделано. - Неужели? Как это мило с вашей стороны!
- что вам хватит на всю вашу жизнь, и вашим детям тоже, и внукам. Я буду
вашим покровителем, Том. Я возьму вас под свою защиту. Пусть-ка кто-нибудь
попробует обойтись пренебрежительно с тем, кого я возьму под свою защиту и
покровительство, если мне удастся выйти в люди!
был так доволен. Право, не помню.
откровенным снисхождением к собеседнику и даже как бы с сожалением, как
будто его уже назначили первым придворным архитектором всех коронованных
особ Европы. - Я это сделаю. Я вас пристрою.
пристроить.
сказать: "Пинч дельный малый, я высоко ценю Пинча", хотел бы я видеть, кто
осмелится мне противоречить. А кроме того, черт возьми, Том, вы мне тоже
можете быть полезны во многих отношениях!
- отвечал Том Пинч.
можете ну хотя бы следить за тем, чтобы мои планы выполнялись как следует;
наблюдать за ходом работ, пока они не продвинутся настолько, что будут
интересны для меня самого; одним словом, вы мне понадобитесь везде, где
нужна черновая работа. Потом вы прекрасно можете показывать посетителям мою
мастерскую и беседовать с ними об искусстве, если мне самому будет некогда,
ну и так далее, в том же роде. Для моей репутации было бы очень полезно (я
говорю совершенно серьезно, даю вам слово) иметь около себя человека с вашим
образованием, вместо какого-нибудь заурядного тупицы. Да, я о вас
позабочусь. Вы будете мне полезны, не беспокойтесь!
был вполне доволен, если ему указывали стопятидесятое место в нем, значило
бы дать весьма неполное представление о его скромности. Он был очень рад
слышать эти слова Мартина.
радости краска залила его честное лицо и раскаяние закралось в его честное
сердце, будто он недостоин уважения своего друга?
на свет, - и у нас, я надеюсь, будут дети. Они вас будут очень любить, Том.
произнести, замерли на его устах и ожили в его душе, в самоотверженных
мыслях.
конечно, будут любить вас. Может быть, одного ребенка я назову в вашу честь
Томом, а? Не знаю, право. Неплохое имя - Том! Томас Пинч Чезлвит. Т. П. Ч. -
на передничках. Вы не возражаете?
чувства, - продолжал Мартин, опершись подбородком на руку и глядя в окно
так, как будто читал в нем. - Я ее хорошо знаю. Сначала она будет часто
улыбаться, глядя на вас, Том, или, разговаривая с вами, - весело улыбаться;
но вы на нее не обидитесь, - такой ясной улыбки вы еще не видели.
сами были ребенком. Да так оно и есть, в некоторых отношениях вы совсем
ребенок, Том, ведь правда?
сказал Мартин, - а когда она узнает хорошенько, что вы за человек (что будет
очень скоро), она нарочно станет давать вам всякие поручения и просить,
чтобы вы оказывали ей маленькие услуги, зная, что вы сами рветесь их
оказывать; и, стараясь доставить вам удовольствие, будет делать вид, что это
вы ей доставили удовольствие. Она к вам ужасно привяжется, Том, и будет
понимать вас гораздо лучше, чем я; и часто будет говорить. Это уж я наверно
знаю, какой вы кроткий, безобидный, добрый и ко всем благожелательный
человек.
она слушала вашу игру в этой затхлой маленькой церковке - да еще
безвозмездную, - у нас в доме тоже будет орган. Я выстрою концертный зал по
собственному плану, и орган будет выглядеть совсем неплохо в глубине зала. И
вы будете играть на нем, сколько сами захотите, а так как вам нравится
играть в темноте, там будет темно; и летними вечерами мы с ней будем сидеть
и слушать вас, Том, вот увидите.
чтобы с ясным лицом, выражающим одну только благодарность, подняться со
стула и пожать своему другу обе руки от чистого сердца, чем для свершения
многих и многих подвигов, к которым призывает нас мощными звуками неверная
труба Славы. Потому неверная, что от парения над смертными схватками, в дыму
и огне сражений засорились клапаны этого благородного инструмента, и далеко
не всегда он звучит верно и стройно.
свойственной ему скромностью избегая говорить о себе: - все, кто бы сюда ни
приехал, относятся ко мне гораздо лучше и внимательнее, чем я мог бы
надеяться - если б был первым оптимистом на свете, или мог бы выразить -
если б был первым оратором. Я просто не нахожу слов. Но верьте мне, - сказал
Том, - что я вам благодарен, что я этого ввек не забуду и когда-нибудь
докажу вам всю правду моих слов, если смогу.
откинулся на спинку стула и зевнул от скуки. - Неплохо сказано, Том; только
я все еще у Пекснифа, сколько помнится, и скорее в тупике, чем на торной
дороге славы. Так вы нынче утром опять получили письмо от этого... как его?
роде, имеет отношение к компасу. Ну, так что же пишет этот Уэстлок?