будет меньше есть, то повредит своему здоровью. Мы должны помнить, мадам,
что мистер Филипп еще растет.
года он еще растет, следует опасаться серьезного заболевания желез.
принести в гостиную, Райнальди пристально разглядывал меня, пока мне и
впрямь не стало казаться, будто во мне семь футов роста, как в бедном
слабоумном Джеке Тревозе, которого мать таскала по бодминской ярмарке, чтобы
люди глазели на него и подавали мелкие монеты.
здоровье? И не перенесли в детстве серьезной болезни, которая могла бы
способствовать возникновению опухоли?
никаких заболеваний, становится жертвой первого же удара, который наносит
ему Природа. Разве я не прав, Сиком?
Сиком, но я заметил, что, выходя из комнаты, он взглянул на меня с некоторым
сомнением, как будто я уже заболел оспой.
мере еще лет тридцать. Он будет годен к употреблению не раньше, чем дети
Филиппа достигнут совершеннолетия. Рейчел, вы помните тот вечер на вилле,
когда Козимо принимал всю Флоренцию - во всяком случае, у многих создалось
именно такое впечатление - и настоял, чтобы мы надели домино и маски, как
на венецианском карнавале? А ваша матушка, да будет ей земля пухом, дурно
обошлась с князем... как его там... ах, кажется, вспомнил - с Лоренцо
Амманати, не так ли?
был не Лоренцо, он слишком усердно ухаживал за мной.
мы были до смешного молоды и крайне легкомысленны. Куда лучше быть степенным
и спокойным, как сейчас. Думаю, в Англии никогда не дают таких балов.
Конечно, виною тому климат. Если бы не он, возможно, юный Филипп и счел бы
забавным, облачившись в домино и надев маску, обшаривать кусты в поисках
мисс Луизы.
итальянский; в его голосе звучал вопрос, она ответила и весело рассмеялась.
Я догадался, что они обсуждают меня, может быть, Луизу и, уж конечно, эти
проклятые сплетни о нашей будущей помолвке, которые, по словам Рейчел, ходят
по всей округе. Господи! Сколько еще он намерен здесь пробыть? Сколько дней
и ночей предстоит мне терпеть все это?!
приехали к нам на обед. Вечер прошел гладко, во всяком случае внешне.
Райнальди проявил по отношению к крестному редкостную учтивость, что стоило
ему немалого труда, и эта троица - он, крестный и Рейчел, - увлекшись
общим разговором, предоставили нам с Луизой занимать друг друга. Иногда я
замечал, что Райнальди смотрит в нашу сторону с улыбкой снисходительной
благожелательности, и даже услышал, как он сказал крестному sotto
voce\footnote{Sotto voce - вполголоса \textit{(итал.)}.}: . Луиза тоже услышала эти слова.
Бедная девушка покраснела, и я тут же принялся расспрашивать ее о том, когда
она снова собирается в Лондон. Я хотел успокоить ее, но, сам не знаю почему,
сделал только хуже. После обеда разговор снова зашел о Лондоне, и Рейчел
сказала:
одно время (это Луизе), вы должны показать мне все, что заслуживает
внимания, ведь я никогда не бывала там.
же, вы отлично перенесли все неудобства, связанные с посещением Корнуолла
зимой. Лондон вы найдете более привлекательным.
- Но если Рейчел решит приехать, я, естественно, буду в ее распоряжении. Я
не впервые приезжаю в вашу столицу и очень хорошо знаю ее. Надеюсь, вы и
ваша дочь доставите нам удовольствие отобедать с нами, когда приедете в
Лондон.
был готов расшибить головы всей этой компании, но больше всего меня взбесило
слово в устах Райнальди. Я разгадал его план. Заманить ее в Лондон,
развлекать там, пока не закончит свои дела, а потом уговорить вернуться в
Италию. А крестный, руководствуясь собственными соображениями, способствует
этому плану.
закончился тем, что Райнальди отвел крестного в сторону минут на двадцать, а
то и больше, с тем - как я легко мог себе представить - чтобы подпустить
какого-нибудь яда по моему адресу.
открытой, чтобы слышать, когда Рейчел и Райнальди поднимутся наверх, я лег в
постель. Они не спешили. Пробило полночь, а они все еще сидели внизу. Я
встал, вышел на площадку лестницы и прислушался. Через приоткрытую дверь
гостиной до меня долетали приглушенные голоса. Опираясь о перила, чтобы
перенести на них часть своего веса, я босиком спустился до середины
лестницы. Мальчиком я проделывал то же самое, если Эмброз засиживался с
компанией за обедом. И теперь, как тогда, меня пронзило чувство вины. Голоса
не смолкали. Но слушать Рейчел и Райнальди было бесполезно - они говорили
по-итальянски. То и дело до меня долетало мое собственное имя - ,
несколько раз имя крестного - . Они разговаривали обо мне или о
нем, может быть - о нас обоих. В голосе Рейчел звучала непривычная
настойчивость, а он, Райнальди, говорил таким тоном, будто о чем-то
расспрашивал ее. Я вдруг с отвращением подумал, не рассказал ли крестный
Райнальди о своих друзьях-путешественниках из Флоренции, а тот, в свою
очередь, поведал об этом Рейчел. Насколько бесполезно сейчас образование,
полученное мною в Харроу и в Оксфорде, изучение латыни, греческого! Здесь, в
моем доме, два человека разговаривают по- итальянски, возможно, обсуждают
вопросы, которые имеют для меня огромное значение, а я не могу разобрать
ничего, кроме собственного имени.
Что, если он подошел к ней, обнял и она поцеловала его, как поцеловала меня
в канун Рождества? При этой мысли меня захлестнула волна такой ненависти к
Райнальди, что я едва не забыл об осторожности, чуть было не бросился вниз
по лестнице и не распахнул дверь гостиной. Затем я вновь услышал ее голос и
шуршание платья, приближающееся к двери. Я увидел колеблющийся свет ее
свечи. Долгое совещание наконец закончилось. Они шли спать. Совсем как
ребенок в те далекие годы, я крадучись вернулся в свою комнату Я слышал, как
Рейчел по коридору прошла в свои комнаты, а он повернул в другую сторону и
направился к себе. Вероятно, я никогда не узнаю, что они так долго обсуждали
вдвоем, но, подумал я, это его последняя ночь под моей крышей и завтра я
лягу спать с легким сердцем.
поскорее выпроводить незваного гостя. Под окнами застучали колеса почтовой
кареты, и Рейчел, которая, как мне казалось, простилась с ним еще ночью,
спустилась проводить его, одетая для работы в саду.
отношению ко мне, хозяину дома, он произнес слова прощания по- английски.
Помните, когда соберетесь приехать, я буду ждать вас в Лондоне.
планов.
садясь в почтовую карету. - Надеюсь, он хорошо проведет его и съест не
слишком большой пирог.
такую своеобразную дату. День всех дураков, кажется? Но, вероятно, в
двадцать пять лет вы сочтете себя слишком старым, чтобы вам напоминали о
ней?
к этому дню и принять участие в празднике?
остролиста, которую носила на платье, и продела мне в петлицу.
невнимательна к своим обязанностям. Вы рады, что мы опять вдвоем?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
большую уверенность в будущем, и на сердце у меня становилось легче и легче.
Казалось, мое настроение передалось и Рейчел.
рождения. Неужели для вас так много значит освободиться от бедного мистера
Кендалла и его опеки? Уверена, у вас не могло бы быть более покладистого