Чтение 46–й страницы книги ~Любимец женщин~

Он плачет и смеется в одно время, качая головой, а я выхожу наружу и
почти всю ночь бегаю туда-сюда, чтобы подкармливать дровами огонь, и пламя
поднимается до небес, и я ору всем:
- Я не забываю, я не забываю, пусть ваши души вернутся в горы!
Иногда я падаю. А иногда у меня на лице песок и сажа. Но я прошу
прощения, и поднимаюсь, и бегаю туда-сюда все время, и я устраиваю хорошие
похороны - насколько это, конечно, возможно.
После, недели две, а может, три, я живу с одним Йоширо. Он до вечера
сидит в кресле-качалке с автоматом на коленях и с патронными поясами,
обмотанными вокруг груди, думая о смертоубийстве и открывая рот только
чтобы попросить есть или пить. Я, Йоко, каждый день хожу на гряду желтых
скал и бросаю в океан венки, которые делаю из цветов. Здесь же я раньше
бросаю и пепел от костра, и я тщательно убираю то место на пляже, где
горят наши мертвецы, и остров остается в чистоте.
Я одна хожу в джунгли, выглядывая везде цветы для венков и следы
грызунов, чтобы ставить силки. Кимоно у меня уже совсем без рукавов и
длиной до задницы, но под низ я сшить трусы из парашютной ткани. На пляже
и в джунглях мне очень жарко, а когда солнце садится, у меня толстая
меховая куртка американца. Сапоги очень велики для моих ног, а Йоширо
отказывается одевать вещи врага. Надо сказать, что с тех пор, как нас
выбрасывает на этот остров, мы все время шлепаем босиком. Поэтому я
вырезаю из этих сапог хорошие сандалии, чтобы ходить в джунгли.
Так я продолжаю свою жизнь, "на войне как на войне", и я еще смеюсь и
делаю вкусную еду для Йоширо и чистоту в доме. К великому несчастью,
Йоширо, печальный и молчаливый, целыми днями без единого слова раскачивает
свое тело на веранде, а ночь проводит далеко от меня на своей циновке,
несмотря на мое горячее желание любиться. После он уже не знает, что
Нажиса и остальные мертвы и их пепел - в великом океане, он иногда
заговаривает с Нажисой, который не делает, что он приказывает, или с
Тадаши, который считает, что нужно строить корабль, и он говорит:
- Я думаю, это хорошая идея, Тадаши, нужно построить его завтра и
возвращаться домой.
Все это очень мучительно, а еще немного дней погодя он превращается в
ребенка, который насчитывает сорок лет, мне приходится его бранить и
водить на границу джунглей, чтобы он опорожнил живот.
Тогда наступает сезон дождей. В тот день, что я говорю, вода ручьями
течет везде в джунглях и по пляжу. Йоширо сидит на веранде, тихонько
раскачивая свое тело и храня дух внутри, а я, Йоко, мою пол в доме и могу
видеть Йоширо через открытую дверь. Тут Йоширо жалобно стонет, и я своими
глазами вижу, как он падает из кресла и лежит мертвым на полу веранды. В
его окровавленной спине торчит топор, а кресло все качается и качается, а
мне не дает кричать дикий ужас. Я только выпрямляюсь и вижу своими
глазами, как к двери подходит очень высокий мужчина в изодранной
солдатской одежде и с красными волосами и бородой. А потом я вижу другого
западного солдата, пониже, с желтой бородой и со шляпой на голове, какую я
вижу у австралийцев в их стране.
Тогда я быстро-быстро отступаю назад к стене, и оба они молча и долго
смотрят на меня и видят, что у меня нет оружия и сил, чтобы на них
напасть, они стирают с себя суровый вид и склоняют головы в почтительном
приветствии.
Я вам говорю, кто они такие: австралийский пехотный солдат Уильям
Коллинсон, двадцать пять лет, - это с красными волосами, и австралийский
пехотный солдат Ричард Бенедикт, двадцать семь лет, - это желтоволосый в
шапке. В тот день, что я говорю, они первым делом просят кушать, и я даю
им еду, плача при виде несчастного мертвого Йоширо, из которого они
вытаскивают топор, но оставляют лежать на полу веранды. Потом они тащат
его тело с моих глаз, и закрывают дверь, и говорят мне, чтобы я снимаю с
себя кимоно и что я сохраняю свою жизнь, если даю им сделать с собой то,
что они хотят. Я отвечаю, что я даю им сделать это после, когда я обмываю
своего несчастного спутника и устраиваю ему приличные похороны. Они
довольны, что я говорю по-английски, хотя и скромно, но для похорон им
надо дождаться вечера и чтобы дождь немного унимается, и они очень-очень
хотят меня, потому что много дней не имеют женщины. Тогда я прошу дать
слово, и каждый мне его дает, и я даю им делать с собой, что они хотят.
При этом мне как никогда больно, особенно с Красноволосым, который слишком
велик, когда вставляет в меня, и он дрючит меня вовсю, закинув мои ноги
себе на плечи, и мне стыдно стонать перед другим солдатом, который
присутствует здесь.
Потом, когда они получают свое удовольствие, они тщательно осматривают
автомат и пояса с патронами, взятые у Йоширо, и я рассказываю им, как у
нас происходит то смертоубийство, а они рассказывают мне в подробностях
катастрофу самолета. Правда в том, что в самолете они летят пятеро, из
Австралии на Гавайские острова: два американца, два австралийца и один
британский раненый полковник, но моторы умолкают, и они пытаются сесть на
этот остров. Тогда, видя, что ничего не получается, полковник, раненный за
игрой в поло, приказывает им прыгать на парашютах, что они и делают.
Самолет падает в океан по ту сторону острова, а стоит ночь, и Билл с Диком
теряют своих спутников. Утром они ищут их в джунглях и на берегу. Тогда
они своими глазами видят наш дом, и меня, и шестерых моих
соотечественников, которых слишком много, чтобы напасть на них с одним
топором, и они уходят и прячутся там, где падают со своими парашютами.
В дни после они кушают корни и плоды, потому что они неумелые поймать
рыбу, а от крабов, которые ходят по земле, они тошнят. Они строят укрытие
из веток, боясь, что их видят мои соотечественники, а однажды они решают
плавать в океан, найти место, где падает самолет. После многих плаваний
они находит его под водой, но глубоко, в двух минутах без дыхания, и они
не могут до него дотронуться. Они во всем не такие умелые, как мои
соотечественники-моряки, даже Нажиса, самый молодой. Все это время они не
знают про смертоубийство, до сегодняшнего вечера. Правда в том, что они не
хотят на нас нападать, а хотят воровать оружие и еду. Поэтому они
пользуются шумом дождя и крадутся к самому дому, и долго смотрят и
понимают, что Йоширо один со мной, и они убивают его топором.
Так мне рассказывают два вражеских солдата. Они недовольны, что
американский летчик убит, но на меня не сердятся, только качают головой и
говорят "Шит!", что по их значит дерьмо, а потом они говорят, что дают
мне помощь в похоронах Йоширо.
Они и правда дают помощь. Когда ночь уже черная, дождь перестает, и мы
несем спиртовые лампы на пляж, чтобы светить. Билл и Дик идут рубить дрова
топором и разложить костер - я им говорю, как надо делать, - а пока они
кладут, я мою целиком своего несчастного спутника и тихонько разговариваю
с ним, чтобы его дух всегда пребывает в довольстве вместе с остальными
умершими родственниками или со своими друзьями-моряками, если ему так
больше нравится, а чтобы обмануть его страх, я передаю ему много посланий
для Нажисы, и для Кимуры, и для других наших спутников.
После Билл и Дик поднимают его тело на костер вместе с копьем, которое
он делает своими руками, и большой чашей спирта Кимуры, а я, Йоко,
очищаюсь в океане и крашу свое лицо белым и красным, и черным вокруг глаз,
и делаю все эти грустные вещи. Долгое время костер отказывается от огня,
намоченный дождем, но потом пламя взбирается высоко, и я бегаю вокруг,
следя за тем, чтобы дрова горят хорошо. Двое врагов сидят на лестнице
перед домом, молчаливые от уважения к похоронам, а потом они засыпают, и,
когда огонь умирает, уже почти день и мне можно сбежать, но куда?
В то утро, что я говорю, Билл и Дик помогают мне носить пепел на гряду
желтых скал, и я тщательно мою пляж и веранду, чтобы стереть нечистоту.
После они хотят спустить флаг моей страны, который на срезанном дереве. Я
говорю:
- Я, Йоко, не могу вам помешать, я всего только женщина двадцати лет и
одна в ваших руках, вот почему я даю вам совать в меня не кусаясь, не
царапаясь и не сердясь, но если вы спускаете флаг, то теряете мое доброе
согласие.
Они совещаются вдали от меня, и наконец Билл, Красноволосый, говорит:
- Ладно, скоро снова дождь, и плевать нам на этот кусок материи для
женской менструации. Пусть она висит, раз ты так хочешь.
Он говорит это по-другому, грубо, я не знаю такта слов на вашем языке,
но флаг моей страны остается на все то время, пока я живу с ними.
Потом больше недели идет дождь, и мы остаемся в доме - или бунгало, как
они его называют, - без выхода наружу. Хотя они враги и не такие умные и
спокойные, как мои соотечественники, они хорошие спутники. Никогда не
говорят мне обидных слов и не ударяют. Еды вдоволь, и я учу их играм с
камушками, которые я знаю, и иногда они ржут, но иногда и рычат, как звери
в клетке. В меня всаживает каждый из них, и днем и ночью, а иногда оба
вместе, и мне стыдно получать так удовольствие, но потом мне на все
плевать и растереть. Но так длится совсем недолго, а потом они становятся
злые и не хотят больше делать это вместе, и, когда в меня всаживает Дик,
другой уходит на веранду, сильно закрывая дверь и говоря себе в бороду
гадкие слова, а когда со мной Билл, Дик нарочно смотрит на нас с насмешкой
и все время говорит:
- Ты плохо работать, она наверняка получает больше удовольствия одна со
своим пальцем.
И вот наступает первый день без дождя. Я иду с ними в намокшие джунгли,
где с листьев падают холодные капли. Билл с Диком - в своей драной
солдатской одежде, я - в рубашке мертвого американца и с матросской
шапочкой Нажисы на волосах, и мы идем к месту их укрытия. Это пляж,
похожий на наш, но без желтых скал, и волны там очень сильные. Мы режем и
вяжем вместе веревки от парашютов - такие новые и очень прочные нити, - и
они обматывают этой длинной веревкой мое тело, и я иду в океан. Они плывут
со мной посреди очень сильных волн, а потом океан становится спокойней, и
они указывают мне место, где падает самолет. Я одна плыву под воду, и вижу
там самолет со сломанной рукой, и с силой опускаюсь к нему, все это время
тщательно осматриваясь вокруг. Океан не такой глубокий, как говорят эти