Чтение 46–й страницы книги ~Рип ван Винкль~

последним его оплотом, огородом предков; что же станется с его бедной женою
и дочерью? Как-то утром на глаза его, провожавшие взглядом выходившую из
комнаты хлопотунью Эми, навернулись слезы. Дирк Вальдрон сидел возле него;
Вольферт схватил его за руку, указал на дочь и впервые за всю болезнь
нарушил молчание.

- Я ухожу, - сказал он, покачивая головой, - и когда я уйду, моя бедная
дочь...

- Оставьте ее на меня, отец, - мужественно сказал Дирк, - я позабочусь
о ней.

Вольферт взглянул в лицо этому энергичному статному юноше и понял, что
он, как никто, в состоянии взять на себя заботу о женщине.

- Хорошо, - сказал он, - она твоя; а теперь позови мне нотариуса - я
сделаю завещание и умру.

Явился нотариус - щегольски одетый, суетливый, круглоголовый маленький
человечек - Роорбах или Роллебук, как принято было произносить его имя.
Увидев его, женщины принялись всхлипывать и причитать, ибо они считали, что
если человек подписывает свое завещание, - значит, он подписывает себе
смертный приговор. Вольферт слабым жестом велел им замолчать. Бедняжка Эми
скрыла свое лицо и свое горе в пологе постели. Госпожа Веббер, дабы скрыть
отчаяние, принялась снова вязать, но оно выдало себя прозрачной слезой,
соскользнувшей вниз и повисшей на кончике ее острого носа, между тем как
кошка, единственный беззаботный член этой семьи, играла с клубком шерсти,
упавшим на пол.

Вольферт лежал на спине; ночной колпак сполз на его лоб, глаза были
полузакрыты, на лице лежала печать близкой смерти. Он обратился к нотариусу
с просьбой быть покороче, ибо конец его близок и он больше не может мешкать.
Нотариус очинил перо, развернул бумагу и приготовился писать под диктовку.

- Дарю и завещаю, - едва слышным голосом произнес Вольферт, - мою
небольшую ферму...

- Что вы, неужели всю? - воскликнул нотариус. Вольферт приоткрыл глаза
и посмотрел на юриста.

- Да... всю, - повторил он.

- Как! Этот обширный участок земли, засаженный капустою и
подсолнечниками, через который городское управление намерено проложить
главную улицу?

- Да, он самый, - тяжко вздыхая и откидываясь на подушку, проговорил
Вольферт.

- В таком случае, от души поздравляю того, кто станет вашим
наследником, - заявил маленький нотариус, расплывшись в улыбку и потирая
руки.

- Что вы хотите этим сказать? - спросил Вольферт, открывая глаза.

- А то, что он сделается одним из богатейших людей в нашем городе, -
вскричал маленький Роллебук.

Умирающий Вольферт словно отпрянул от порога небытия, над которым успел
уже занести ногу; глаза его загорелись; он сел на постели, сдвинул назад
красный ночной колпак и уставился на нотариуса.

- Вы это всерьез? - воскликнул он.

- Совершенно всерьез, - ответил нотариус. - Да, когда по этому
обширному полю и лугу пройдет улица и они будут разбиты на строительные
участки, их владельцу, наверное, не придется гнуть спину перед богатыми.

- Вы не шутите? - вскричал Вольферт, спустив одну ногу с кровати. -
Знаете, пожалуй, я пока повременю с завещанием.

К изумлению всех, умирающий мгновенно преобразился и в самом деле
воскрес. Искорка жизни, что едва теплилась в его теле, получила новый запас
горючего; она разгорелась, когда маленький суетливый нотариус влил масло
радости в его душу. И она снова вспыхнула ярким пламенем. Ищите,
следовательно, лекарство для сердца, вы, которые тщитесь оживить тело
удрученного человека!

Прошло несколько дней, и Вольферт восстал со своего одра; еще через
несколько дней на столе его появилась груда папок с делами, планы
строительных участков и улиц. Маленький Роллебук - его правая рука и
советник - был неотлучно при нем и, вместо того чтобы составлять его
завещание, помогал ему в гораздо более приятном занятии - в сколачивании
богатства.

В самом деле, Вольферт Веббер оказался одним из тех довольно
многочисленных почтенных голландцев, состояния которых составились без
всякого участия с их стороны: они цепко держались за наследственные акры
земли, сажали на окраине города турнепс и капусту и кое-как сводили концы с
концами, пока, наконец, городская община безжалостною рукою не провела через
их владения новых улиц, и они внезапно пробудились от летаргии, обнаружив, к
своему изумлению, что они богаты.

Прошло несколько месяцев, и широкая, шумная улица пролегла посередине
огорода династии Вебберов, захватив то самое место, где Вольферт мечтал
выкопать клад. Его золотые сны сбылись. Он и впрямь наткнулся на нежданный
источник богатства, ибо когда его наследственная земля была разбита на
небольшие участки и на них были выстроены дома, сданные в надежные руки, то
вместо жалкого урожая капусты она начала приносить тучные урожаи ренты, так
что в день платежа приятно было смотреть, как его арендаторы стучались к
нему с утра и до самого вечера и каждый из них держал в руках пузатый
мешочек с деньгами - золотой плод земли.

Родовое обиталище предков было, впрочем, сохранено в целости, но вместо
маленького, желтого по фасаду голландского домика посреди огорода теперь,
выходя прямо на улицу, гордо высился самый большой дом в предместье, ибо
Вольферт расширил его, пристроив с обеих сторон по крылу и добавив наверху
купол или чайную комнату, куда он поднимался в жаркие дни и где выкуривал
свою трубку. С течением времени весь дом наполнился толстощекими отпрысками
Эми Веббер и Дирка Вальдрона.

И так как Вольферт был стар, богат и дороден, он завел себе большую
расписную карету, запряженную парою вороных фландрских кобыл, хвосты которых
волочились по мостовой. В память о происхождении своего величия и богатства
он избрал себе герб - круглую капустную голову, которая и была намалевана на
стенках кареты вместе с девизом, гласившим: "Alles Kopf", то есть "Все
голова", чем он хотел подчеркнуть, что разбогател исключительно благодаря
своей голове.

К вящему величию Вольферта знаменитый в свое время Рамм Рапли отошел к
праотцам, и он унаследовал его кресло с кожаным сиденьем в кабачке на
Корлировом мысе, где и царил долгие годы, пользуясь великим почетом и
уважением, так что всякой истории, которую он рассказывал, верили
безоговорочно и любую шутку, изреченную им, неизменно встречали смехом.