СТРАШНАЯ МИНУТА
первая, не останавливаясь ни на секунду, прочитала снова. Изумление,
растерянность, неловкость, перемешанная с сожалением, налетели и закружились
в душе. Мы были друзьями, и это была не мимолетная, а верная, старая дружба,
когда, ничего не скрывая, можно рассказать о самых затаенных мечтах. Почему
же мне так трудно пойти к нему и сказать, что я смотрю на него как на друга?
Потому, что Андрей - добрый, милый, стремящийся все на свете объяснить себе
и другим, Андрей, глазами которого я с детства привыкла смотреть на самое
главное в жизни, сразу окажется где-то далеко, и я расстанусь с ним
навсегда.
свои чувства тогда и теперь. Но я только придумывала разные теории - вроде
той например, которую часто развивала Нине, что любовь - это такой же
талант, как художество или наука. Нельзя сказать, что я не могу больше жить
без Андрея, хотя, без сомнения, буду смертельно скучать, когда мы
расстанемся, да еще на неопределенное время. Здесь, в Анзерском посаде, мы
расставались на два-три часа, и меня уже тянуло посмотреть, что он делает и
не нужно ли ему помочь, и в эту минуту он как раз приходил ко мне с этой же
мыслью! Но ведь этого все-таки мало, чтобы сказать ему: "Да".
приезда Андрей, - прежде он жил и работал в баньке, - и останавливаюсь в
дверях с протянутыми руками. О, с какой нежностью он сжимает их, целует и
прикладывает к горящим щекам! И мы начинаем говорить - быстро, бессвязно,
неизвестно о чем, но о том, что прежде касалось только его или меня, а
теперь касается нас обоих. Мы говорим о том, как станем работать в этой
маленькой баньке и как со временем она станет настоящей лабораторией, -
разве великие открытия не приходят из глухих деревень? У меня нет никого,
кроме отца, который бесконечно далек от меня, а теперь у меня будет муж. Муж
- какое странное слово!
мыслями, которые то вспыхивали, то гасли в темноте, как освещенные пламенем
тени.
и поймет, что я пришла, чтобы сказать ему: "Нет", я подошла к избе, в
которой он ночевал, и негромко постучала в окошко. Никто не ответил, только
в сердце, в ответ на этот осторожный стук, отозвалось такое же осторожное:
"Нет".
постучала еще раз, потом поднялась на крыльцо, заглянула в сени. Машенька,
бледная, расстроенная, стояла в сенях.
очень редко и протекает так легко, что врачи часто даже путают ее с
катаральной ангиной. У Андрея не было кашля, горло почти не болело, он
свободно глотал, и вообще не было ничего, кроме головной боли, сменявшейся
время от времени пугавшим нас с Машенькой возбуждением. Но температура
каждый вечер поднималась до сорока, а к утру резко падала, и это было плохо,
потому что у Андрея, несмотря на его сильное, плотное сложение, оказалось
маленькое - значительно меньше нормального - сердце. Он с трудом переносил
жар, и я думала, что по этой причине. Впрочем, в течение первых трех дней не
произошло ничего особенного, кроме страшного спора, когда мы с Машенькой
напали на Андрея, чтобы он позволил впрыснуть ему сыворотку, а он не дал.
Три года назад на практике под Батуми он впервые захворал малярией,
повторявшейся с тех пор каждое лето. "Это малярия", - упрямо повторял он, а
когда мы начали доказывать, что он легко мог заразиться хотя бы от того
мальчика, которому делал интубацию в день моего приезда, он смеялся и
советовал нам заняться теорией вероятности. В конце концов я все-таки
впрыснула ему сыворотку, но лишь на четвертый день, когда он потерял
сознание.
при самом незначительном повышении температуры. Но такого странного бреда я
не слышала еще никогда.
спешить. То он ждал экзамена - сейчас вызовут, а он не готов, не успел
прочесть последнюю страницу. Но все это было совсем не то, чего он
действительно ждал, когда возвращалось сознание.
сердце разрывалось, когда я встречалась с этими большими глазами на
похудевшем лице.
что я читала в его тревожном, неуверенном взгляде.
постели, в душной избе, при слабом свете лампады, я поняла, что хотя он
дорог мне, но все-таки это не любовь, не любовь!
не знаю с кем. С Митей? Может быть! С тем, кого я люблю. Тихо вокруг, лес
притаился под снегом. Мы едем - куда? Не все ли равно! Лишь бы долго еще
звенел колокольчик да снежный дымок вылетал из-под ног лошадей. Лишь бы
долго еще мелькали по сторонам дороги деревья, мохнатые, полусонные, под
голубым светом луны. Лишь бы долго-долго еще он был рядом со мной.
Заиндевевшая полсть сползает с колен, он поправляет ее, кутает мои ноги:
"Что, радость, счастье мое? Озябла? Что молчишь? Скажи что-нибудь. Ты любишь
меня?" А я только смеюсь и говорю ему "нет", а сама так люблю, что сильнее,
кажется, любить невозможно...
белели на стуле вата, бинты. Машенька, бледная, тонкая, бесшумная, осторожно
будила меня.
было много работы, приходилось следить за выздоравливающими, вести прием.
Машенька помогала мне, но это была лишь тень той энергичной, внимательной,
нежной, мягко-настойчивой Машеньки, какой она была у Андрея. Уходя от него,
она переставала существовать. Она двигалась, разговаривала, ела, пила, но
это были движения и слова автомата.
у него действительно малярия, соединившаяся с катаральной ангиной. Я не
возразила, только пожала плечами, и в ответ он накричал на нас за то, что мы
до сих пор не отправили Андрея в больницу, точно В-ск был под боком и не
нужно было везти тяжелобольного больше ста километров по неудобной дороге.
которые я услышала от этого человека.
гораздо лучше.
накормили?
ангины можно лечить дифтерию.
он. - Для этого мы слишком давно знакомы.
наших больных. Температура упала к вечеру, впервые до нормы. Словом, это был
совсем хороший день, и я подумала, что поступила очень умно, отложив
телеграмму до завтра.
прошлую ночь я так расстроилась из-за в-ского доктора, что не спала ни
минуты. Помнится, вернувшись в баньку, я подумала: чего больше хочется -
есть или спать? И решила, что спать.
никогда не засыпала так скоро - точно упала в мягкую, темную пропасть.
уснула, - вот что огорчило меня! Кто-то ворвался в баньку, бросился ко мне и
сказал взволнованным голосом: "Проснитесь! Он умирает!"
на голые плечи.
толкнула Машеньку, что она чуть не упала, потом побежала на улицу и,
вернувшись с порога, стала искать в чемодане новую иглу для шприца.
двери. Халатик, в котором я спала, зацепился за торчавший в скважине ключ, я
рванула халатик...
глазами. Уже наступило утро - мне лишь показалось, что я почти не спала, - и
как страшно выступало его побелевшее лицо в этом резком утреннем свете!
собралась застелить и не успела. Теперь она стояла в стороне. Ребенок
заплакал. Она торопливо взяла его из кровати.
слышишь меня?
нему и уже таилось в этих брошенных на пол одеялах, в том, что хозяйка,
Семенова Мария
Шилова Юлия
Русанов Владислав
Гюго Виктор
Бажанов Олег
Белогорский Евгений