поговорим об Оводе. Дело ведь меньше всего в том, что он хромает...- Она
внезапно смешалась.
Колоброда - книгу Ильиной о Гуле Королевой "Четвертая высота". Сурен Арзумян,
неутомимый книгочей, ухитрился написать сразу про три книги: про "Тимура", про
"Тома Сойера" да присоединил еще к этим двум Гаврика из "Белеет парус
одинокий" Катаева. Он, конечно, получил пятерку. А Сене сейчас было не до
собственных отметок. Он испытывал очень сложное чувство, когда Ксана, после
того как были розданы с отметками домашние задания, подошла к нему и сказала:
все мы...
уши горели еще жарче. Ему было и хорошо, и ужасно совестно. Что же, он сделал
так, как просила Ксана. Он подтянул двоих отстающих, правдой или неправдой, но
подтянул. Он вернул в команду двух лучших бегунов. Если бы только знала Ксана,
как это было все достигнуто? А впрочем, что же тут такого? Вот Никифор
Колоброда, знаменитый шахтер, прославленный бригадир, он тоже помогает
отстающим и, наверное, за них не раз делает проходку, чтобы не отставала вся
бригада. А слава у всех у них общая. Ничего тут такого и нет, если
разобраться!.. Так размышлял Сеня.
дней не выходили из головы у Пьера. "На случай моей смерти..." Неужели дед
Артем чувствует приближение конца? А он казался еще таким бравым. Грузная сила
чувствовалась в каждом его движении и в том, как без всякой натуги вскидывал
он, выходя на прогулку, свою тяжеловесную дубинку на весу, или двигал дома
одним плечом дубовый шкаф, переставляя его на другое место. Правда, в
последнее время дед стал заметно сдавать. Почти не делал обычной гимнастики по
утрам, объяснял, что уже не под силу. То и дело жаловался на сердце, принимал
валидол, капая на сахарок, по нескольку раз в день принимался считать пульс и
с какой-то непривычной грустной внимательностью поглядывал иногда на Пьера и
при этом качал, озабоченно вздыхая, головой. И все же таким прочным,
несокрушимо могучим и по-особому красивым выглядел дед, когда в своей
широкополой шляпе, поигрывая полу-торапудовой дубинкой, шел он по улице,
покручивая сивые усы, величественно кивая с высоты своего роста людям, которые
его приветствовали...
смерти..."
землю" и сидел дома за столом Артема Ивановича, переписывая набело с Сениного
черновика сочинение "Моя любимая книга", ему нечаянно попалась эта бумажка. Он
сразу узнал почерк деда. Это тоже, должно быть, был черновик, столько в нем
было помарок, зачеркнутых слов. Запись обрывалась на полуслове. Может быть,
дед Артем взялся писать все заново, либо еще не дописал начатого. Но Пьера как
холодом обдало от слов, крупно написанных сверху листка: "На случай моей
смерти..."
будут обнаружены разные ценные предметы, которые награбили и захоронили
фашисты, как сообщали некоторые лица, и если среди этих предметов будет, как
сказали те же лица, второй кубок "Могила гладиатора", парный к тому, который у
меня имеется, то прошу людей верить мне, что хотя я и сильно виноватый перед
Родиной и людьми, но тут я был вполне честный, Родину не предавал, и в данном
отношении все произошло без всякого умысла с моей стороны, потому и про..."
которых и слышать не хотел дед. Видно, знал дед Артем, что второй кубок может
оказаться спрятанным среди зарытых где-то сокровищ и с ними хоронится что-то
такое, что дед скрывает в глубокой тайне и что, появившись снова на свет,
может угрожать ему смертным позором... Что-то еще было написано сбоку на той
бумажке. Почерк был торопливый, бесконечные помарки затрудняли чтение. Пьер
так и не успел узнать, что написано сбоку, потому что явился внезапно с
прогулки дед. Он увидел за своим столом Пьера. Хорошо еще, что тот догадался,
едва заслышав шаги деда, положить сверху одну из книг, прикрыв ею листок.
Артем Иванович сразу, беспокойно глянув на стол, как бы торопясь прибрать его,
снял и книгу и ту бумажку и запер в ящик стола.
назвали",- думал Пьер. Написать, сообщить, что он готов поделиться... Нет,
ничего ему не надо, все готов он отдать, только чтобы вернули тот второй
кубок, чтобы деду ничего больше не угрожало ни бесславием, ни позором, который
почему-то таился на дне оливиновой вазы, где-то припрятанной.
Пьер уже начинал привыкать, что можно думать не только о себе. Вот, например,
хорошо бы поставить новый, красивый, настоящий памятник Григорию Тулубею. И,
конечно, совсем не ради Ксанки. Если уж пошел об этом разговор, то Милка
нравилась ему больше. Она была девчонка видная, умела и глазом повести при
разговоре. А Ксана уж больно птенчик, бабушкина внучка... Можно было бы также
на эти средства, если их раскопать, сделать в новой школе, когда переедут на
"большую землю", морской кабинет. И чтобы там была мастерская, где делали бы
красивые модели кораблей. Тоже неплохо. А на худой конец, угостить весь класс
- если уж гулять, так гулять,- всю школу мороженым по три порции на человека.
Это тоже неплохо!..
раз и навсегда из головы все это. Ладно ли будет, если он сейчас тайком затеет
эти поиски?
еще на столе у деда кубок не покинул Сухоярки. Кубок ныне звался уже
официально: приз имени Героя Советского Союза Тулубея, учрежденный Артемом
Незабудным. Он должен был оставаться в школе имени Героя. Незаметно для себя
Пьер уже привык к новым товарищам, понемножку научился дорожить их уважением,
и ему хотелось показать себя перед ребятами с лучшей стороны.
таких случаях, будто на заказ. Солнечный, не жаркий, по-весеннему пахучий. Он
словно посмотрелся в зеркало разлившейся под Сухояркой воды и, прихорашиваясь,
становился с каждой минутой все прекраснее. Последние облака канули за
горизонт, очистив небо, которое теперь сияло всей своей голубой лазурью.
Ветерок погуливал по глади водохранилища, мелодично наигрывал что-то на
проводах стоявших у воды мачт электропередачи и перебирал, как клавиши,
пестрые, развешанные над лодочной станцией флажки свода морских сигналов или,
как объяснил хорошо осведомленный во всех морских делах Пьер, флаги
расцвечивания. И все дышало запахом, который еще никогда прежде не знали эти
места,- запахом просторной воды, уже прогревшейся на солнце.
нарядные, веселые, возбужденные, заполнили места для зрителей, отделенные
канатом, укрепленным на стойках вдоль берега, который здесь полукругом
охватывал залив водохранилища. В самом центре береговой излучины была
сколочена из досок трибуна.
гости из райцентра. Сеня разглядел за барьером трибуны и Галину Петровну
Ту-лубей, и Богдана Анисимовича, и Никифора Колоброду, и других знатных людей
поселка. Он видел там, над толпой, красивую голову отца. Тарас Андреевич
смеялся и все почему-то наклонялся и весело смотрел куда-то вниз. Когда там
зрители немножко пораздвинулись, Сеня увидал, что рядом с отцом, облокотившись
на перила, стоит Ирина Николаевна. И Сене тоже стало почему-то весело.
земле". И Милица Геннадиевна все шипела и так грохала посудой на кухне, что
один раз даже перестаралась и разбила розетку для варенья. При этом она,
повернувшись к двери, ведущей из кухни в комнату, что-то бубнила насчет
некоторых чересчур образованных и о себе воображающих, но без стыда так и
лезущих в чужой дом... Но давно уже Сеня не видел у отца тех красных, мутных и
плутающих глаз, взор которых было неловко встречать. И не примешивался больше
к прекрасному запаху бензина, к дорожному ветру, витавшему вокруг отца, тот
ненавистный душок, который с таким отвращением чуял Сеня сразу, когда отец,
бывало, приходил навеселе.
- отец отодвигал ее в сторону. "Зарок,- говорил он смущенно, но твердо.-
Извините. Слово дал".- "Это кому ж такое, интересно?" - "Кому дал - тот знает.
А я помню и держу".- "Вот вам какую запятую поставили",- язвила Милица
Геннадиевна. "Нет, то не запятая, а точка! - отрезал Тарас Андреевич.- А после
точки большая буква ставится. Теперь у меня, Милица Геннадиевна, новая строка
в жизни. С большой буквы. Это вам понять трудно".- "Где уж нам...- обижалась
Милица.- Мы институтов не кончали".
с тыльной стороны ее, от самой лодочной станции, где хозяйничал теперь Махан,
до маленького плота, зачаленного метрах в трехстах от нее у противоположной
стороны врезавшегося здесь в берег залива.
должны были передать девочкам, от которых на новом этапе жезл переходил опять
в руки бегунов. От них жезл принимали велосипедисты, потом снова бежали
школьницы, сменявшиеся на следующем этапе мальчиками.
после водного этапа был один этап девчачий и, наконец, заключительный этап -
мальчиков.
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Орлов Алекс
Березин Федор
Суворов Виктор
Корнев Павел