но Котт молчала, а потом ее вырвало. Все ее тело мучительно извивалось.
точно чистая вода вымыла из него всю лесную грязь.
Майкл, это _святая вода_! - и она упала в судорогах. Ее снова стошнило.
увидел на дне крест, выложенный из черных камней.
с трудом проговорила Котт. По ее подбородку ползли блестящие капли слюны.
пили в здешних Богом забытых местах.
щипали траву. Им она не вредила. Он положил ладонь на плечо Котт, но она
стряхнула ее, поглощенная своими страданиями. Майкл выругался и
отвернулся.
А Котт его не слышит!
от ручья.
основания валялись поперечины, свалившиеся с вертикального ствола и
догнивающие на земле с медлительным упорством дуба. Майкл ощутил прилив...
чего? Облегчения? Остатки благочестия, память о молившемся в церкви
ребенке, которым он когда-то был. Он прикоснулся к старому столбу почти с
нежностью. Значит, братья и рыцари прошли этим путем несчитанные века тому
назад. Они пили из ручья и оставили свои знаки.
нем боролось с раздражением.
и вновь их окутал лесной сумрак. Котт была бледна, молчалива, и время от
времени ее все еще сотрясала дрожь. Но Майкл все равно наполнил свой
бурдюк чудесной водой.
девушкой - пусть своевольной, необузданной, но все-таки обычной. Но теперь
он уже не мог убеждать себя в этом.
тишина, сама по себе превратившись в единый непрерывный звук. Майкла
томило желание услышать песню, смех - хоть что-нибудь чуждое строю
деревьев и гниющим листьям на земле. Хоть что-нибудь, чтобы рассеять чары
безмолвия. Но не было ничего. Хотя места эти и звались Волчьим Краем, они
уже недели и недели не видели и не слышали ни единого волка, что было бы
странным даже в обитаемых частях Дикого Леса. Майкл уже спрашивал себя,
сколько сказаний и легенд об этом месте было порождением невежества и
фантазии. Эта мертвая пустота, заполненная только давящим присутствием
деревьев, была почему-то страшнее всех волков и гоблинов в мире.
бурдюке, чувствовал себя по-прежнему скверно. Он быстро терял вес, фунт за
фунтом, его томила летаргическая слабость, и по вечерам ему требовалась
помощь Котт, чтобы расседлать и растереть лошадей. Словно лес проникал в
его плоть, высасывал его.
ладонях, глядя на него с тревогой.
нет, а я чувствую себя стариком. Все лес. Этот проклятый лес!
что мы идем к нему, - она внимательно посмотрела на него, и он понял, о
чем она спрашивает.
почти не разговаривали.
прозрачный ручей, из которого Майкл мог вдоволь напиться и запастись
водой, но почти все время лес оставался однообразным и сумрачным. Огромные
стволы, в петлях плюща и прядях мха, грибы-наросты, точно ступеньки,
множество поганок у корней, а по ночам единственным светом было
фосфоресцирующее сияние гниющей древесины.
переплетены точно плющ и остролист, и тут ее волосы откинулись, и в свете
маленького костра он увидел, что уши у нее острые, длинные, с бахромкой из
тонких черных волосиков. А из глаз у нее, повернутых от костра, вырывался
свет, зеленый, точно сердце пронзенного солнцем изумруда.
Котт человеком, смертной, вроде него самого, но здесь, в Волчьем Краю она
возвращалась ко второй половине своей натуры. Сбрасывала с себя
человечность.
следы вроде бы крупного оленя, и Котт держала лук наготове на случай, если
им встретится такая дичь. Иногда по ночам за границей света от костра
слышались шорохи и царапанье, а один раз мигнули горящие глаза.
заметил что-то впереди, какое-то движение. Издали донеслись крики - первые
звуки, кроме их собственных голосов, которые они услышали после нескольких
недель. Они с Котт сразу же остановили лошадей и осторожно спешились.
чем-то. Четверо... или пятеро? Майкл выхватил меч и краем глаза заметил,
что Котт оттягивает тетиву своего лука.
земле. В шее у него торчала стрела. Остальные выпрямились, и Майкл ринулся
вперед, занося Ульфберт. Он ударил по клыкастому полуночно черному лицу,
уже обагренному кровью, и оно распалось. Второму он разрубил хребет, когда
тот повернулся, чтобы убежать, а третьего, прыгнувшего с намерением
вцепиться ему в горло, он отшвырнул ногой и пригвоздил к земле, когда тот
попытался подняться. Последнего поразила в глаз еще одна стрела. Котт
оглядела окружающие деревья, натягивая тетиву, но лес вновь погрузился в
безмолвие. Майкл нагнулся и осмотрел добычу, из-за которой подрались
гоблины.
куски. Среди них что-то поблескивало. Майкл сунул руку в липкое волосатое
месиво и вытащил металлический предмет, который звякнул у него в пальцах.
был ошейник.
ведут на запад. Эти явились оттуда, - она вопросительно посмотрела на
него, и он кивнул.
давно не доводилось видеть. Деревья тут словно расступились, а между ними
росли папоротник и шиповник, тысячелистник и калужница, а у самой земли
голубой ковер колокольчиков, цветущие примулы, напомнившие им, что давно
наступила весна, и лиловые анемоны. Но главное - свет. Балдахин вверху был
весь в прорехах и благословенные лучи солнца лились на них потоками. Майкл
засмеялся и откинул лицо, словно ловя их губами. Солнце после стольких
недель полумрака. Оно пьянило больше вина.
вперед, держа оружие наготове.
сложенная поленница и бронзовый топор на ней. По небольшой поляне были
разбросаны небольшие навесы, некоторые прибитые к могучим стволам, крытые
корой и дерном, как в деревнях дальше на севере, с подпорками из толстых
жердей. Без стен. С трех сторон открытые воздуху. Один, несомненно, служил
кузницей - плоский камень вместо наковальни, кожаные меха, прислоненные к
каменному горну.
уставились на нее голодным взглядом.
в ней - крест, к которому еще льнула кора. Перед деревом спиной к ним
стоял человек в шерстяном одеянии, воздев вверх руки. Котт подняла лук, но
опустила его, нахмурясь, когда Майкл обжег ее взглядом.