примешался запах гари. Ямадзаки инстинктивно почувствовал опасность.
Оставаться здесь опасно.
Пятясь задом, он едва выбрался из-под стола. Зацепился рукавом за что-то
острое, пиджак треснул у проймы.
который нырнул Ясукава. Ямадзаки чуть отодвинул стол, и Ясукава с трудом
выполз из-под него. Кровь из раны на лбу залила ему пол-лица.
А мы сумеем выйти?
железобетонная громада и так перекосилась, - недоверчиво произнес Ясукава.
- Может, строители напортачили?
невольно потянулся к окну. Горели столкнувшиеся машины. Их было три.
Видно, в средней загорелся пропан. Раздался взрыв, пламя взметнулось
высоко вверх.
что на первом этаже здания находится небольшой ресторан. Возможно, там
загорелось масло...
хрустело стекло рухнувших перегородок. В полутьме можно было различить
трещины на потолке и стенах. Ямадзаки зябко поежился.
хотела открываться. Ямадзаки ударил в нее плечом. После второго удара
дверь подалась, и он едва не вылетел наружу. Но Ясукава, тонко взвизгнув,
схватил его за рукав пиджака. В лицо пахнуло дымом и жаром. Горел
кафетерий в соседнем трехэтажном деревянном доме. Из его окон выглядывали
языки пламени. Полумрак внизу был наполнен беспорядочным топотом, стонами,
криками. На станции Харадзюку вдоль перекосившихся рельсов и сошедшей с
них электрички потерянно метались люди. Выли сирены пожарных машин.
лестнице. Под ногами раздражающе грохотали ступеньки, за спиной слышались
шаги Ясукавы. Лестница вместе со зданием накренилась, и неверный шаг
грозил падением. Когда, кружась, прошли пятый и четвертый этаж и дошли до
третьего, небо и земля опять загудели.
секунду он удержался на площадке, попытался подняться, но это ему не
удалось - ступеньки качались и гудели, как гигантский гонг. Он едва сумел
ухватиться за поручни. Повторный толчок был такой силы, что, казалось,
небо и земля с диким воем смешались в одном водовороте. Деревянный дом,
находившийся всего в нескольких метрах от них, развалился словно
карточный. По щеке царапнуло не то осколком черепицы, не то куском железа,
взвился столб огненных искр. В гудящем серо-черном воздухе запасная
лестница тряслась с таким звоном, что казалось, вот-вот лопнут барабанные
перепонки. Сотни железных листов и труб, прикрепленных к бетону, дрожали,
плясали, готовые оторваться и рухнуть в бездну.
изо всех сил держался за трясущиеся, как пневматический молот, трубчатые
поручни. Но голова его была удивительно ясной. Он смотрел на стену и
думал, что лестница, наверное, не оторвется. Потом он глянул вниз и даже
испытал чувство удивления: земля на улице раскололась и один кран разлома
был выше другого. Разлом бежал в сторону железнодорожной линии с
перекореженными рельсами. Запахло газом. Оглушительно грохнул взрыв, и из
земли вырвалось бледно-голубое пламя. Ямадзаки, разинув рот, смотрел, как
высоко в небо, словно листок бумаги, поднялась чугунная крышка люка.
Похожее на башню здание, построенное в конце пятидесятых годов, клонилось
все сильнее и сильнее...
Ибараги, Токио и Иокогаму, произошло тогда, когда только-только загораются
фонари и начинаются вечерние часы пик. Поэтому человеческие жертвы были
огромны. Особенно много народа погибло на токийских вокзалах в Маруноути,
Юраку-те, Канда, Регоку, Уэно, Икэбукуро и Синдзюку. Люди, застигнутые
внезапным толчком на улицах, не могли устоять на ногах, началась давка,
паника, а сверху на обезумевшую толпу посыпались тысячи стекол, кирпич,
рекламные щиты. На станциях творилось нечто невообразимое. Людей
сбрасывало с платформ, поезда, подходившие с интервалом в несколько минут,
врезались друг в друга, вагоны вставали на дыбы, падали. На улицах,
образуя огромные кучи, сталкивались потерявшие управление машины,
некоторые заносило прямо на тротуар.
в кромешной тьме, испуганно метались, кричали, рыдали, давя друг друга. А
тут еще прорвалось дно какой-то реки, и в метро хлынула грязная жижа. На
подземных улицах, сетью пронизавших привокзальные районы, возникли пожары
- загорелся облицовочный пластик, в багрово-черной мгле расстилался
удушливый ядовитый дым. Здесь, под землей, был сущий ад. У Яэсугути, в
четвертом квартале Гиндзы, на перекрестках Хибия, Синдзюку, Сибуя,
Икэбукуро, Уэно и Регоку тоже произошли массовые столкновения машин,
причем загоревшийся бензин вызвал взрывы автомобилей, работавших на
пропане.
столбы. Многочисленные подземные автострады превратились в закупоренные
дымоходы. Если одна машина внезапно тормозила, на нее налетал поток
задних.
управление, перескакивали через разделительную полосу и вклинивались прямо
во встречный поток, сшибали барьеры. А на эстакадах в районе западного
Канда, где, кроме крутых поворотов, множество спусков и подъемов, при
первых вертикальных толчках машины взлетели в воздух. Градом сыпались вниз
и машины с эстакад, построенных над засыпанными реками: у них мгновенно
рухнули все опоры. Бензин из продырявленных баков загорался от первой
искры.
многоквартирных домов Бунке, Синдзюку и Сибуя, а также в промышленных
районах Эдогава и Курода пожары начались в буквальном смысле слова в
мгновение ока. Дело в том, что повсюду горел газ - готовились к ужину.
Этой же причиной был вызван огромный пожар в 1923 году, только тогда
землетрясение произошло в обеденные часы. В районе Это обрушились мосты;
из-за резкого колебания почвы и провалов прорвало дамбу и район затопило
водой. Пожары начались сразу в десятках мест, да еще загорелась
разлившаяся по поверхности воды нефть. Кроме того, в этом районе было
много мелких предприятий и мастерских по производству изделий из
синтетических материалов, так что при пожаре выделялось много ядовитых
газов. Спасшиеся от огня погибали от них. Впоследствии выяснилось, что
только в этих районах мгновенно погибло четыреста тысяч человек.
побережье рухнуло несколько нефтехранилищ, и от первой же искры начался
пожар. В аэропорту Ханэда перевернулся при посадке и загорелся реактивный
лайнер международной линии. Пришвартованные суда бились о причал,
рассыпаясь на глазах, склады Сибаура тоже охватил пожар.
огромному городу одновременно, за считанные минуты. Меньше других
пострадали районы Тиода, Сибуя, части Ееги и Минато и районы, достаточно
далекие от центра.
на людей внезапно, наполняя ужасом сердца, парализуя волю и разум. Человек
целиком оказывается во власти инстинкта самосохранения и почти никогда не
бывает способен на хладнокровные действия. Сотни тысяч людей одновременно
теряют рассудок. Это умножает бедствие.
наводнений, пожаров, была свойственна известная "культура" в борьбе со
стихийными бедствиями, но послевоенные поколения ее утратили. Оказалось,
что городские жители, особенно токийцы, вообще не знали, что надо делать в
случае катастрофы, хотя в периоды затишья об этом немало говорили.
Огромный город жил напряженной жизнью, люди в бесконечной погоне за хлебом
насущным и за наслаждениями старались не думать о черном дне.
Многомиллионный человеческий улей бурлил, кипел, радовался, печалился и
забывал - не хотел помнить! - что однажды может грянуть беда.
Однако огонь безумствовал в районах сплошных жилых застроек. Из кухонь он
вырвался на улицу, пожирая все на своем пути. Повсюду в панике металась
охваченная ужасом толпа. В результате тысячи людей были задавлены и
затоптаны. В охваченном огнем нижнем городе вытащенная на улицу мебель
помогала распространению пожара. Спасаясь от пламени, люди бросались в
вонючие пруды и реки, но с берега наступали все новые и новые толпы, и