что немилосердно снижала цены. Она уже открыла свои отделения и в Дэрроке
и в Эрдфилене. Броуди это было известно, но, несмотря на то, что они
торговали не одними шляпами, он до сих пор льстил себя надеждой, что они
оставят в покое Ливенфорд, где имеется его предприятие, так давно
основанное и пустившее такие крепкие корни. Он пренебрежительно говорил,
что в Ливенфорде им не удастся продать ни одной шляпы в год. Но,
оказывается, Манджо все-таки открывают здесь магазин! Он понимал, что
предстоит борьба, и намерен был бороться яростно: пускай они попробуют
свалить Джемса Броуди и затем несут все последствия! Вдруг он вспомнил, в
каком близком соседстве от него будет новый магазин, и в приливе злобного
возмущения погрозил кулаком пустой лавке, отвернулся и вошел к себе.
чем-нибудь для разнообразия! Мне осточертела твоя скучающая физиономия.
торговля идет тихо, это у меня-то, в самом лучшем и солидном предприятии
города! Просто из-за снега сегодня никто не приходит, осел ты этакий!
Прибери немного в лавке или возьми кусок мыла да ступай вымой ноги, -
прикрикнул на него Броуди и, хлопнув дверью, ушел к себе в контору.
слегка склонилась, произошедшая в нем едва ощутимая перемена выступила
яснее в легкой впалости, едва тронувшей гладкую, твердую линию щек, в
тонкой морщинке горечи, залегшей в углу рта. "Херолд" лежал на столе
нераскрытый. Броуди вот уже с месяц не заглядывал в газеты - весьма
многозначительный симптом! С равнодушным отвращением смахнул он газету на
пол сердитым взмахом ладони. И сразу той же рукой полез в карман,
привычным машинальным жестом вытащил трубку и кисет с табаком, посмотрел
на них вдруг, точно удивляясь, как они попали к нему в руки, потом с
недовольной гримасой положил их перед собой на стол. Сегодняшнее утро
принесло ему столько неприятностей, что и курить не хотелось.
нечувствительность к холоду, внезапно почувствовал, что озяб. Когда его
начало знобить, он вспомнил слова Грирсона: "Ничто так не спасает от
холода и ничто так не подбадривает человека, как капелька спирта".
"Капелька"! Что за выражение для взрослого мужчины! Но такая уж у Грирсона
привычка выражаться, и говорит он тихо, как мурлычет, а манеры смиренные и
вкрадчивые. Из фразы, брошенной Грирсоном, можно заключить, что его,
Броуди, ославили пьяницей, а ведь он уже много месяцев в рот не брал
хмельного.
Снег, снег повсюду: на земле, на замерзшей реке, на крышах домов, в
воздухе, - все сыплет и сыплет с таким ожесточенным упорством, что,
кажется, никогда не перестанет идти. Кружившиеся в воздухе хлопья
невыносимо угнетали тем, что их такое множество. Броуди смотрел, смотрел,
и притаившаяся где-то в мозгу мысль начала вдруг расти, пухнуть. Его
смутно мучила слепая несправедливость этого обвинения за глаза в том,
будто он ищет утешения в вине. "Что же, - пробормотал он, - все равно
осуждают, так хоть бы удовольствие получить, не обидно было бы". От
тоскливой картины за окном снова повеяло на него холодом. Он вздрогнул, но
продолжал рассуждать сам с собой. Эта склонность к беседе с самим собой
была чем-то совершенно новым, но ему казалось, что, когда он вслух
высказывает свои мысли, они делаются менее путаными, становятся яснее ему
самому. "Говорят, что я выпиваю, вот как! Эти негодные свиньи всегда рады
выдумать про человека такое, чего и в помине нет. Но видит бог, на этот
раз я их поймаю на слове. Это как раз мне и нужно сейчас, чтобы отшибить
во рту вкус всего того, что наговорил мне тут кривоногий наглец! Ох, уж
эти мне "глоточки", да "капельки", да сладенькие "извините, пожалуйста", и
"с вашего позволения", и все его расшаркивания, и поклоны до самой земли!
Когда-нибудь я как стукну его. так он у меня полетит кувырком. А сейчас,
после такого утра, не грех бы и в самом деле прополоскать горло". - И с
мрачной гримасой он иронически заключил, обращаясь к пустой комнате:
превосходную мысль, которую вы мне подали!
необузданное желание напиться. Он ощутил такой прилив физических сил, что
готов был подковы ломать, и такую жажду жизни, такую безмерную потребность
наслаждений, что, казалось, способен был выпить целый громадный бассейн
водки.
святоша-пастор? Все равно обо мне судачат. Пускай же, по крайней мере, у
них будет о чем говорить, будь они все прокляты! - крикнул он, нахлобучив
шапку на глаза, и вышел из лавки.
содержала немолодая почтенная особа по имени Фими Дуглас; заведение это
славилось своим виски, добродетелями хозяйки и уютной гостиной, известной
под названием "задней комнатки у Фими", любимым убежищем избранных
представителей зажиточного круга. Но на этот раз Броуди, войдя в таверну,
не пошел в этот своеобразный клуб, так как ему было не до разговоров: ему
хотелось выпить, и чем дольше он ждал, тем сильнее хотелось. Он прошел в
общий бар, пустой в эту минуту, и приказал буфетчице подать ему большую
порцию тодди [смесь виски, горячей воды и сахара].
желания. Раз он решил напиться, ничто не могло его остановить, ничто не
могло унять все растущей жажды, от которой сохла глотка, беспокойно
сжимались и разжимались руки, ноги неистово топали по усыпанному опилками
полу бара, пока он дожидался, чтобы ему подали горячий виски. Когда
девушка принесла его, он залпом проглотил обжигающий напиток.
огонь, проглатывая его сразу, как только подавали, и виски бродило в нем,
как какая-то жгучая закваска. Ему стало легче: мрачные тени последних трех
месяцев рассеивались; они еще клубились, как дым, в его мозгу, но уже
выходили вон. Саркастическая усмешка появилась на губах - признак того,
что к нему возвращалось и чувство собственного превосходства. и сознание
своей неуязвимости, но усмешка эта была единственным отражением бурливших
в нем чувств. Он сидел спокойно, Вел себя осторожно, сдержаннее обычного.
Он целиком замкнулся в себя, и его ущемленную гордость тешили приятные
мысли, быстро проносившиеся в голове. Буфетчица была молода, миловидна и
весьма не прочь поболтать с этим странным, грузным мужчиной, но Броуди не
обращал на нее никакого внимания, просто не замечал ее. Наслаждаясь
чудесным освобождением от тягостного безнадежного уныния, поглощенный
туманными, но радужными видениями будущих триумфов, он молчал, рассеянно
глядя в пространство. В заключение он спросил бутылку виски, расплатился и
вышел.
более прояснялся, все более господствовал над телом, а тело быстрее и
точнее подчинялось его велениям. Он с великим одобрением санкционировал
все свои прежние поступки.
"Горная роса", и это название представлялось его одурманенному мозгу
замечательно подходящим: ибо он казался себе сейчас могучим, как гора, и
сверкающим, как роса.
не одолеть. Я им не ровня, я сумею их подчинить себе. Я поступал во всем
правильно. Я не взял бы обратно ни единого своего шага по той дороге,
которую выбрал. Подожди, увидишь, как я теперь пойду напролом. Все будет
забыто, и ничто мне не помешает. Я возьму верх над всеми.
категорию, обширную и неопределенную, входили все, кто, как он воображал,
были против него, относились к нему без должного уважения или не
признавали в нем того, кем он был.
он считал конкурентов слишком мелкими, до смешного ничтожными. Нет, ему
представлялся какой-то отвлеченный, сборный неумолимый противник, он
мысленно боролся против возможности, что кто-либо посмеет поднять руку на
его священный авторитет; он всегда был одержим этой манией, но до сих пор
она скрывалась где-то под сознанием, теперь же окрепла и въелась в его
мозг. И чем ближе маячила перед ним опасность, угрожавшая его положению,
тем сильнее вырастала в нем вера в свою способность ее победить, вера
настолько экзальтированная, что он чувствовал себя почти всемогущей
личностью.
и чернее, чем всегда) показывали без десяти минут час.
славной, расторопной жене. Великое дело, когда у человека есть такая
хорошая жена, что его тянет домой.
лавку, не обращая ровно никакого внимания на потрясенного ужасом Перри. Он
гордо продефилировал через лавку на улицу, добрался до середины мостовой и
пошел по ней важно, как какой-нибудь лорд, высоко неся голову, откинув
назад плечи, ставя ноги с великолепным сознанием собственного достоинства.
изумлением, а он уголком глаза замечал эти взгляды, и общее внимание
давало новую пищу тщеславию, пьяному самодовольству. "Смотрите хорошенько,
- казалось, говорила его осанка. - Перед вами Броуди, Джемс Броуди, и
видит бог, это - настоящий человек!"
триумфальную процессию, держась посредине улицы и так решительно не желая
уклониться от избранного направления, что встречавшиеся ему экипажи
Шилова Юлия
Махров Алексей
Конан-Дойль Артур
Прозоров Александр
Лукин Евгений
Рыбаков Вячеслав