руками в ее полушубок и, страшно выпучив на нее одинокий глаз, произнесла
осиплым голосом:
не оставлю тебя живую, я растерзаю тебя..."
нашло, и собиралась уж вырваться от нее, оставя ей в добычу и свой желтый с
выводами штофный полушубок, как навстречу им слуга Перокина.
меня лгуньей. Артемий Петрович Волынской женат или нет? не овдовел ли, может
статься?
своим, всеми силами души, не мигнет ли барская барыня слуге Перокина, не
сделает ли ему условного знака.
дружно сцепившуюся, отвечал:
Саввишна? Вы, кажись, в дому его превосходительства выросли, повивали его,
нянчили, на свадьбе его мед кушали, у барыни при постели и в чести были...
Однако ж когда дело дошло до меня, видно, так сказать, дорогая кумушка, не
для прочего иного, как для удостоверения этой госпожи цыганки, так и я не
прочь. Законная супруга его превосходительства, Наталья Андреевна, -
сестрица моему барину, а барин от нее только что вечор письмецо получил, что
она препожалует на днях сюда. И по этому-то хоботу видно, она здравствует.
одежду и бросилась бежать. Только по дороге сыпались от нее несвязные слова:
Женатый!.. гуляка!.. Господи! не попусти злодея!..
назад к ним, остановилась, помахала, как сумасшедшая, руками, опять побежала
опрометью в ту сторону, где находился дом Волынского, и, наконец, скрылась
из виду.
барыня не отвечала, и каждый, разменявшись поклонами, пошел своей дорогой.
отчаянною, безобразною наружностью; Наконец, она остановилась немного, чтобы
вздохнуть, потому что готова была упасть от усталости и горя.
еще не все пропало! еще время исправить беду!"
она входит на лестницу, медленно, тяжело, как будто тащит за собою жернов.
Докладывают об ней кабинет-министру - велят ей подождать... Она слышит, что
посылают слугу в Гостиный двор; она видит, что слуга этот возвратился. Зовут
ее в кабинет.
она хватается за стены, за двери, виснет на них от изнеможения...
тебя обидел?
русский?.. Есть ли в тебе бог?
меня, они скребут мне душу.
показала ему один червонец:
и бросила их на пол.
русский, где твоя совесть, где твой бог, спрашиваю опять?.. Что обещал ты
мне, когда вздумал обольстить бедную, невинную девушку; когда моими погаными
руками доставал это сокровище? Не обещал ли ты на ней жениться? Кого брал
тогда в свидетели?.. Злой, бессовестный человек, безбожник! ты - женат; ты
погубил беззащитную девушку. Отдашь богу отчет на страшном суде, а может
быть расплатишься и в этой жизни?
сохранить наружное спокойствие.
бы ты ведал, что я...
обвила их своими руками, целовала их, рыдала, молила его о чем-то без слов.
Но здесь силы вовсе оставили ее; она не могла выдержать страшной борьбы
природы с желанием сохранить дочери ее почетное место в свете; она не смела
назвать себя, цыганку, матерью княжны Лелемико... и в страшных судорогах
распростерлась у ног Волынского.
помощь; ее привели в себя и отвезли бережно на постоялые дворы, наказав кому
нужно было с прибавкою того, что лучше всяких наказов - денег, чтобы за нею
ухаживали, чтобы ей ни в чем не было недостатка. Но что вознаградит ей
счастье дочери? Не мог Волынской объяснить себе причину такой сильной любви
цыганки к княжне Лелемико; припоминал себе их чудное сходство и колебался в
каком-то грустном подозрении. С этого времени угрызения совести начали
терзать его, тем более что он убежден был в истинной к нему страсти
Мариорицы. Нередко гремели ему вслух слова: "Безбожник! ты женат - и погубил
невинную девушку; отдашь отчет господу на страшном суде". Он слышал нередко
во сне рыдания цыганки, чувствовал, как она крепко обвивала его ноги своими
руками, как целовала их, как ему тяжело было от них освободиться...
зла, но о яблоке родословном, именем Минны украшенном, - и спешу
удовлетворить его.
Лелемико: ни разу ее не допустили. В разное время дня, даже по ночам, в
жестокий мороз, становилась она на страже против дворца и выжидала, не
проедет ли милое, бесценное для нее существо, не взглянет ли хоть сквозь
окно, почуяв сердцем свою мать. Но о княжне Лелемико долго не было слова.
Наконец, цыганка узнала, что она была очень нездорова, но что теперь ей
лучше и она в прежней милости у государыни. Это несколько успокоило бедную
мать.
были действовать в числе трехсот разноплеменных гостей (надобно пояснить
себе, что происшествия, нами рассказанные с начала романа, случились в
течение двух-трех недель), товарищ Мариулы коновалил, торговал лошадьми,
вставлял им зубы, слепых делал зрячими, старых молодыми и где удавалось, не
клал охулки на руку. Но посреди этих кровных цыганских занятий, которых он
не покинул бы, если б имел кошелек и туже набитый, его кукона была
постоянным предметом его забот. Когда Василий узнал ее новое горе, которому
помочь можно было одному богу, он набрал ей целый короб надежд. Почему б
Волынскому не развестись с женою, которую он не любит? Разве этого не
водилось и на святой Руси? А Наталья Андреевна хворала: кто знает? она может
и умереть на счастье Мариулы! Станется, что и государыня проведает о
проказах господина Волынского и заставит его жениться на княжне, которую
бережет пуще своего глаза. А почему бы и Мариуле самой не найти случая да
подать государыне челобитную, что он, назвавшись холостым и обещавшись
жениться на девушке, живущей под крылом самой матушки царицы, склонил бедную
цыганку на сватовство и обманул всех.
прошлого не воротишь; поищем лучше впереди; старую брыкливую кобылу сбудем,
огневого коня-молодца добудем. А чтоб знать, как дело провести вернее,
порасскажи-ка мне от сивки-бурки, вещей каурки, как зачиналась белокаменна
Москва, то есть как попала твоя дочка в княжны.
забилось это сердце надеждами, опять заструились они, как новая жизнь, по
всему существу ее. Цыганка лелеет эти надежды, убирает, нянчит их, как дитя
любимые свои куклы, и не может отказать виновнику их в рассказе, которого он
желает.
от сырости стены, две нары, одна против другой к стене расположенные и
служащие диваном и постелью, - вот аудитория цыганки. Осмотрев тщательно за
дверью и уверясь, что никто их не подслушивает, начала она свое
повествование:
Яссах; но уж тогда много сбыло ее; горе сушит, а не красит. Посмотрел бы на
меня, когда мне не минуло еще двадцати лет, в годы моей Мариорицы! Цыганские
таборы наперерыв хотели меня с отцом моим к себе: там, где я была, таборы
Панов Вадим
Корнев Павел
Володихин Дмитрий
Василенко Иван
Юрьев Сергей
Посняков Андрей