Чтение 46–й страницы книги ~Любовник леди Чаттерли~

будь я у тебя в услужении, ты бы насиделся сегодня в лесу в этом идиотском
кресле.

- Охотно верю.

- Вообрази, это он сидит в кресле с парализованными ногами и ведет себя
как ты сегодня, интересно, что бы ты сделал на его месте?

- Моя дорогая христианочка, это смешение людей и личностей отдает
дурным тоном.

- А твое гнусное чистоплюйское презрение к людям отдает, отдает... Даже
слов не нахожу. Ты и твой правящий класс с этим вечным noblesse oblige
[положение обязывает (фр.)].

- К чему же мое положение обязывает меня? Питать никому не нужное
сострадание к моему лесничему? Нет уж, увольте. Уступаю это моей жене -
воинствующей христианке.

- Господи, он ведь такой же человек, как и ты.

- Мой лесничий мне служит, я плачу ему два фунта в неделю и даю кров.
Что еще надо?

- Плачу! За что ты ему платишь эти два фунта плюс кров?

- За его службу.

- Служба! Я бы на его месте сказала тебе, не нужны мне ни ваши фунты,
ни ваш кров.

- Вероятно, и он бы не прочь это сказать. Да не может позволить себе
такой роскоши.

- И это значит управлять людьми! Нет, тебе это не дано, не обольщайся!
Просто слепая судьба послала тебе больше денег, чем другим. Вот ты и
нанимаешь людей работать на себя за два фунта в неделю пол угрозой
голодной смерти. И это называется управление. Никому от тебя никакой
пользы. Ты - бесчувственный сухарь. Носишься со своими деньгами, как
обыкновенный жид.

- Очень элегантно изволите выражаться, леди Чаттерли.

- Уверяю тебя, ты был не менее элегантен сегодня в лесу. Мне стыдно,
безумно стыдно за тебя. Мой отец во сто раз человечнее тебя, прирожденного
аристократа.

Он потянулся к звонку пригласить миссис Болтон. Вид у него был явно
обиженный.

Конни пошла наверх, шепча про себя в ярости: "Покупать людей! Дудки,
меня-то он не купил. И я не обязана жить с ним под одной крышей. Дохлый
джентльменишко с гуттаперчевой душой. А как они умеют пускать пыль в глаза
своими манерами, ученостью, благородством. На самом-то деле душа у них
пустая, как мыльный пузырь!"

Наверху ее мысли переключились на более приятный предмет - как уйти
вечером из дому, чтобы никто не заметил. И постепенно злость ее на
Клиффорда прошла. Глупо тратить на него нервы, глупо ненавидеть его. Самое
разумное - не питать к нему никаких чувств. И, конечно, не посвящать его в
их с Меллорсом любовь. Сегодняшняя ссора имела долгую историю. Он всегда
корил ее тем, что она слишком фамильярна со слугами, она же считала его
высокомерное отношение к простым людям глупым, черствым и бессмысленным.

И Конни сошла вниз в своем обычном, покойном и серьезном, настроении. У
Клиффорда же не на шутку разыгралась желчь. И чтобы успокоиться, он взялся
за чтение. Конни заметила, что в руках у него французская книга.

- Ты читала Пруста? - спросил Клиффорд, подымая глаза от страницы.

- Пыталась, но он навевает на меня сон.

- И все-таки это замечательный писатель.

- Возможно, но скучен невероятно. Сплошное умствование; никаких эмоций.
Только поток слов, описывающих эмоции. Я так устала от этих самодовлеющих
умников.

- Ты предпочитаешь самодовлеющих дураков?

- Не знаю. Но ведь в жизни имеется, наверное, что-то среднее.

- Может, и имеется. А я люблю Пруста за его утонченный, с хорошими
манерами анархизм.

- Что и превращает тебя в мумию.

- Слова, достойные доброй христианки.

Опять ссора! Она просто не может не вступить с ним в пререкания. Вот он
сидит перед ней, полуживой мертвец, и хочет подчинить ее своей воле. Она
почти физически ощутила ледяные объятия скелета, прижимающего ее к своим
ребрам. Но если говорить честно, он всегда с ней во всеоружии, и она его
немного побаивается.

При первой возможности Конни поднялась наверх и рано легла спать. В
половине десятого она встала и вышла из спальни, прислушалась. В доме ни
звука. Накинув халат, спустилась вниз. Клиффорд с миссис Болтон играли в
карты на деньги. Они наверное, засидятся до глубокой ночи.

Конни вернулась к себе в комнату, бросила пижаму на смятую постель.
Надела тонкую ночную сорочку, поверх - шерстяное платье, всунула ноги в
легкие туфли и накинула пальто. Она готова идти, если кто Встретится, она
вышла подышать воздухом перед сном. Если попадется кто-нибудь утром на
обратном пути, она гуляет по росе до завтрака, по обыкновению.
Единственная опасность - вдруг кто-нибудь зайдет ночью к ней в спальню. Но
это вряд ли случится - один шанс из ста.

Беттс еще не запер двери. Он запирает дом в десять вечера, а отпирает в
семь утра. Конни выскользнула из дому неслышно, никем не замеченная. В
свете полумесяца виднелись очертания кустов, деревьев, но ее серое платье
сливалось с ночными тенями. Она быстро шла по парку, занятая не
предстоящим свиданием, а той бурей, что кипела в ее груди. С такой бурей
на любовные свидания не ходят. Но a la guerre comme a la guerre! [на
войне, как на войне (фр.)]

14

Не доходя до калитки, она услыхала звук щеколды. Значит, он стоял там
под покровом ночной тьмы, среди деревьев, и видел, как она шла.

- Ты пришла рано, как обещала, - раздался из темноты голос. - Все в
порядке?

- Все.

Он тихонько затворил калитку и направил луч фонарика на темную землю,
высвечивая лепестки цветов, которые еще не закрыли на ночь свои чашечки.
Они шли молча, поодаль друг от друга.

- Ты ничего не повредил себе утром, когда толкал это кресло?

- Нет, конечно!

- А воспаление легких оставило какие-нибудь последствия?

- Ничего страшного. Сердце стало пошаливать, и легкие не такие
эластичные. Но это дело обыкновенное.

- Значит, тебе нельзя делать тяжелой работы?

- Изредка можно.

Конни опять погрузилась в сердитое молчание.

- Ты ненавидишь Клиффорда? - наконец проговорила она.

- Ненавижу? Нет, конечно. С какой стати питать такие вредные чувства? Я
хорошо знаю этот тип. На таких людей не надо обращать внимания.

- А что это за тип?

- Тебе он лучше известен, чем мне. Это - моложавый, немного женственный
мужчина, начисто лишенный мужского естества.

- А что это значит?

- То и значит. Секса для них не существует.

Конни задумалась.

- По-твоему, все дело в этом? - спросила она с легким раздражением.

- Если у мужчины нет мозгов, он дурак, если нет сердца - злодей, если
нет желчи - тряпка. Если же мужчина не способен взорваться, как туго
закрученная пружина, мы говорим - в нем нет мужского естества. Это не
мужчина, а пай-мальчик.

Конни опять задумалась.

- Выходит, Клиффорд - пай-мальчик?

- Да, и к тому же несносен, как-все мужчины этого типа.

- А ты, конечно, не пай-мальчик?

- Не совсем.

Наконец вдали засветился огонек. Конни остановилась.

- У тебя огонь? - спросила она.

- Я всегда оставляю свет, когда ухожу.

Дальше пошли рядом, не касаясь друг друга. Чего ради она идет к нему,
не переставала спрашивать себя Конни.

Он открыл дверь, они вошли, и он сейчас же запер дверь на задвижку.
"Как в тюрьме", - мелькнуло в голове у Конни. Чайник на огне выводил свою
песню, стол был уже накрыт.

Она села в жесткое кресло у очага, наслаждаясь теплом после ночной
прохлады.

- Я сниму туфли, они насквозь мокрые, - сказала она и поставила ноги в
чулках на решетку, начищенную до блеска. Меллорс принес из кладовки хлеб;
масло и копченые языки. Конни скоро согрелась, сняла пальто, он повесил
его на дверь.

- Что будешь пить: какао, кофе или чай? - спросил он.

- Ничего не буду, - ответила она, взглянув на чашки, стоявшие на столе.
- А ты что-нибудь съешь.

- Я тоже не хочу. Вот собаку пора кормить.

Он без смущения затопал по кирпичному полу и положил в миску еды.
Собака тревожно взглянула на него и отвернулась.

- Что морду воротишь? Это твоя еда. Ни с чем, матушка, права будешь,
съешь.

Он поставил миску на коврик у лестницы, а сам сел на стул, стоявший у
стенки, и стал снимать гетры с ботинками. Но собака не стала есть, подошла
к нему, села и, задрав морду, жалобно уставилась на него.

Он медленно расстегивал пряжки на гетрах. Собака еще ближе подвинулась