и могучий у меня в руках, на ладони! Хочешь подержать? -- Писатель протянул
Гене руку с камнем.
комнату, где находился аппарат, оставив булыжник на столе -- сухой и
твердый. Гена, чтобы не слышать разговора, выбрал из нескольких, валявшихся
на кухне компакт-дисков "Птицу" "Аукцыона", тихо поставил тему под номером
два -- "Дорога" и уселся пялиться на шар, не понимая, что в нем было такого,
что видел писатель.
знаком.
поговорить с Сережей?
пацана завалил?
бывает...
Западло.
вышли. А мы тут тоже с высшими образованиями, понимаем кое-что. И паблик
рилейшенз, и имидж мэйкинг, и создание направленного общественного мнения.
Короче, в конце книжки, в эпилоге, пришлешь нам лаве за пацана -- двести
тонн грина, понял? Чтоб неповадно было! Или обратно его переделай в
человека, а то он тут забодал уже всех.
короче, все понял.
эпилог забудьте, для вас там просто нет места. Существуют свои внутренние
законы. Зло обречено и всегда наказуемо. Не через власть наказуемо и не
насилием силы, а неизбежностью законов, которые проявляются не через силу и
не властью. И не только в книгах, но и в жизни. Таков механизм. Так
заведено. Не нравится -- можете предъявлять Господу Богу.
уж как-нибудь сами разберемся -- у нас с ними СБОИ отношения, ты в них не
лезь! И свои связи в этой области тоже имеем, понял? Ты наши возможности и
каш уровень себе слабо представляешь -- и моли своего Бога, чтобы не
довелось представить лучше. Так что если хочешь на таких понятиях и в таких
сферах разбираться -- пожалуйста. Но учти, по мелочам Он не впрягается.
Думаешь, Он за тебя говорить будет? Посмотрим. Посмотрим, как ты заговоришь.
Стрелу мы Ему сами забьем, но если Он не явится, отвечать по всем рамсам
будешь ты. Один. Перед всеми, понял?! Перед всеми!
за слово "область", которое вдруг представилось ему чем-то заоблачным, и
слово "сфера" -- нечто сфеерически близкое облакам. От беседы в его душе
возникло едва уловимое видение вдохновения, вытеснившее нагнивающий страх,
как пузырьки аспирина -- излишнюю температуру. -- В области облачно. В
городе град. Поле постыло, осунулась осень, зреет зима, и земля изменилась,
тра-та-та-та зазмеившийся взгляд. Надо записать, а то забуду. Потом
доработать, додумать и наваять".
законченным, возможно, никогда. Писатель не знал, что начало стихотворения,
случайно подсмотренное им на сгустке противостоящих миров, так и осталось
лишь началом, и тогда, когда впервые появилось на свет, прогремел засов, и
избитого узника вывели репрессировать на расстрел, а обрывок бумаги вместе с
огрызком карандаша изъяли из его хрустнувших пальцев, чтобы в конце трудовой
смены изнурительных казней положить на стол следователю НКВД; тот даже не
стал подшивать листок к закрытому тонкому делу, а просто сжег в пепельнице и
выбросил карандаш.
только, что этот звонок не был последним звоночком. Можно, я поменяю? --
кивнул он на музыку.
суггестивная вещь.
двусмысленно.
том, как день переходит в ночь через него. Когда вербальная часть рассказа
уступила свое скромное место развернувшейся вовсю инструментальной, новый
телефонный звонок вырвал писателя из контекста молчания. Писатель выключил
музыку и спокойно вернулся к телефону.
сильна, что моментально поразила писателя в самое сердце. Это был Пылесос.
-- Чего делаешь?
А про меня напишешь?
его Мерине, и ты мне вдруг бутылку пива передал, которую пил, чтобы руки
освободить и такой молитвенный жест сделать. А потом отобрал сразу. Это
когда мы мечеть проезжали.
Чего хотел?
Занят плотно.
может, съездим?
Есть желание попрощаться?
самолетом не успею. Да иди ты сам в баню! Спасибо. Нет, работать. Жевку?
Заграничную? Ладно, пришлю. Слушай, у меня к тебе один вопрос. Помнишь, у
меня во дворе верблюды тусовались? Ничего я не обкурился! Я вообще курю по
великим праздникам, сам знаешь. Гашиш помнишь -- сказочный? Ну, еще бы тебе
не помнить гашиш. А верблюдов не помнишь? Странная у тебя память. Затерялись
в прочих глюках? Это сильно. Только верблюды были не глюк. Все глюк? И
работа тоже глюк? Вся жизнь?! Ну, ты даешь. Хорошо тебе. Ладно. Не знаю,
когда вернусь. Что? Нет. Не знаю. Нет, обратного билета пока нет. Спасибо.
Сам дурак. Пока.
только Гена закончил разговор и вернулся на кухню. Он патетически вздохнул и
пафосно продолжил: -- Пока ты там с гусеницами тер, я в тюрьме сидел. Чисто
конкретно.
хату выставил.
поражаться. Ты же еще не уехал. В натуре шестого июня, в день двухсотлетия
великого русского Пушкина. Это же почетно для поэта -- то есть для меня.
Поэт. в России больше, чем поэт. Он -- постоянный узник своей совести. Все
сидели. Достоевский вообще чудом с вышака съехал. У него статья была --
глушняк, без мазы. Но -- кореша малявы рисовали. Еле отмазали. А отсюда --
опыт. Сын ошибок. Помнишь, как Порфирий Петрович одного Родиона Романовича
разводил...
переезжал, перевозил там вещи всякие, телевизор. Вот за телевизор свой чуть
и не сел -- у меня на него документов не было. Меня патруль остановил...
деньги. Или ключи. А у меня с собой денег не было. А им план надо выполнять
-- у них в день несколько квартирных краж. И везде -- аудио-видеотехника. А
тут я -- на красивой иномарке с телевизором за сто долларов. Ну как не
повязать? Я пытался к здравому смыслу апеллировать, а мне мент конкретно все
объяснил. У меня, говорит, зарплата в месяц -- пятьдесят долларов, дали
пистолет -- и крутись как хочешь. Ну, посмотрел систему изнутри. Думал,
сейчас уголовников изучу -- ни фига. Сидят точно такие же люди, как по улице
ходят. Надписи в камере на стенах -- вполне интеллигентные, некоторые даже
на хорошем английском языке. Пришлось изучать ментов. Но это отдельная
тема...
Трубников Александр
Володихин Дмитрий
Русанов Владислав
Посняков Андрей
Прозоров Александр
Андреев Николай