дочь тоже где-то в пехоте командовала санитарным взводом. А жестокая
статистика войны утверждала: в этих взводах самый большой процент погибших.
Так лейтенант Мария Бугера оказалась на одном из полевых аэродромов
Прибалтики. Работала военным фельдшером в батальоне аэродромного
обслуживания. Вначале ей показалось, что здесь глубокий тыл. Нигде не
стреляют, можно спать раздевшись. Вместо кирзовых сапог она носила теперь
хромовые. Но вскоре Маша убедилась: здесь тоже идет война, не менее
жестокая, хотя и не всем видимая. Выруливает на старт, уходит на задание
шестерка самолетов, а возвращаются четыре или три. Остальные сгорели в небе.
Часто молодые, веселые ребята, которые полчаса тому назад приветливо
улыбались симпатичному военфельдшеру, больше никогда не возвращались на свой
аэродром. И снова, как и раньше при виде смертельно раненого пехотинца,
щемило и болело сердце...
На аэродроме приземлился новый полк истребителей. Маша обратила
внимание: один из летчиков как-то необычно поднимался и вылезал из кабины.
Сразу решила - раненый! Схватила санитарную сумку. Но руководитель полетов
упредил:
- Не спешите. С летчиком все в порядке.
Маша долгим обеспокоенным взглядом провожала коренастую фигуру
истребителя. Вначале он шагал так, будто шел по тонкому льду, потом шаги его
стали увереннее. Под вечер военфельдшера попросили захватить санитарную
сумку и зайти в общежитие, где размещались летчики.
- Кто болен, товарищи? - спросила Маша, перешагнув порог.
Навстречу поднялся тот самый летчик, которого она уже приметила. У него
оказался богатейший чуб, открытое лицо, выразительные глаза.
- Я просил бы вас помочь обработать потертости. После полета очень уж
беспокоят...
Пока летчик раздевался, Маша копошилась в сумке. Подняла голову и чуть
не обомлела - минуту тому прочно стоявший на земле парень оказался... без
ног. Рядом с кроватью лежали протезы... Собрав всю силу воли, чтобы не
показать охватившее ее волнение. Маша приступила к работе. Когда закончила
ее, тепло попрощалась, пообещав завтра снова прийти после полетов. Только за
порогом спало огромное напряжение и из глаз хлынули слезы. Многое перевидела
девушка в свои девятнадцать лет: на ее руках умирали раненые, она бинтовала
исколотых штыками бойцов, отправляла в тыл обожженных детей. Казалось, от
горя запеклось, обуглилось сердце. Но нет, живо в нем чувство сострадания!
Правда, сейчас слезы были вызваны иным - чувством восторга перед человеком,
который летал без ног и сражался с врагами! А вечером летчики устроили
танцы. Полковой врач, который уже рассказал Маше о необычной судьбе летчика,
посоветовал:
- Обязательно сходите на танцы. Вы увидите там кое-что необычное...
Танцы были в каком-то невзрачном помещении. Мужчинам надоело танцевать
друг с другом, а девчат было мало. Поэтому, хоть Маша и стала в сторонке, ее
сразу приметили. Только баянист заиграл вальс, как сразу несколько кавалеров
бросились к симпатичной девушке. Но она увидела, как через весь зал к ней
шел он, Алеша. И перед ним все расступились. Смущаясь, он спросил:
- Разрешите...
От волнения Маша не могла сдвинуться с места, словно ее новые сапожки
кто-то к полу гвоздями приколотил. Но, преодолев себя, она подала руку и с
трудом сделала первый шаг. Как он мягко и красиво танцевал, как легко вел
партнершу! Не верилось, что у летчика вместо ног протезы. Утром полк улетел.
Больше не удалось Маше встретить Алексея. Только после войны, прочитав
книгу Бориса Полевого "Повесть о настоящем человеке", она узнала в ее герое
знакомого летчика - Алексея Маресьева. Он стал для Маши Настоящим Человеком
на всю жизнь.
После истребителей на этот аэродром сел наш полк, где и состоялась моя
первая встреча с военфельдшером Машей Бугерой. Вскоре наши фронтовые пути
разошлись.
Вторая встреча стала возможной лишь в 1946 году. С тех пор мы на одной
фамилии.
x x x
Когда наступил новый, 1945 год, мы не смогли отсалютовать ему даже из
ракетниц. Дома, в которых стояла дивизия, были в основном деревянными, и
поэтому подполковник Рыбаков категорически запретил всякие салюты. Пришлось
отложить салюты до победы. В первых числах января поступил приказ вывести
наш полк из боев и приступить к тренировке и вводу в строй молодых летчиков.
- У вас есть бывшие инструкторы училищ, - говорил мне комдив. -
Подключите их и постарайтесь быстрее справиться с задачей. Вот тогда и будем
вести речь об участии полка в новых боях.
Это для меня явилось неожиданностью. В условиях прибалтийской зимы, в
прифронтовой зоне предстояло обучать летное пополнение групповой слетанности
и боевому применению. Вот где пригодились мне навыки командира эскадрильи,
опыт работы с молодыми летчиками. Был такой опыт у Карпова и у других
командиров. И мы дружно взялись за дело.
Очень мешала нам погода. В конце января началась оттепель с дождем.
Потом за ночь мороз сковал летное поле, и оно превратилось в каток. Взлететь
и сесть можно, но тормозить и не думай, выкатишься без остановки за все
ограничительные знаки. Что делать? Нельзя же приостанавливать учебу! Решили
с помощью местного населения посыпать взлетную полосу песком, как тротуар в
городе во время гололеда. И полеты продолжались.
Не обошлось без курьезов. Один из молодых летчиков нежданно-негаданно
для себя слетал за линию фронта. Отрабатывая в зоне индивидуальный пилотаж,
он потерял из виду свой аэродром. И вдруг увидел пару "илов". Решив, что они
из нашего полка, пошел за ними следом. Летит и летит, а аэродрома все нет и
нет. Что делать? Вот уже и береговая черта Балтийского моря. "Илы" делают
разворот и заходят на цель. Пришлось пикировать и молодому летчику, хотя и
вхолостую. Зато "илы" привели его "домой", на соседний с нами аэродром. С
тех пор к фамилии молодого летчика, который по случайности участвовал в
штурме окрестностей Мемеля, ради шутки "прикипела" приставка "Мемельский".
В феврале 1945 года полк облетела радостная весть
- Николаю Маркелову и Леониду Кузнецову присвоено звание Героя
Советского Союза.
Состоялся полковой митинг. После зачтения Указа Президиума Верховного
Совета СССР, приветственных телеграмм, выступлений офицеров и солдат слово
предоставили летчику Маркелову. От волнения Николай не сразу смог говорить.
- Спасибо вам... - начал летчик, - спасибо командирам, которые учили,
боевым друзьям, которые помогали мне своим плечом, спасибо всем наземным
труженикам, кто обеспечивает наши полеты. Высокое звание обязывает меня
воевать еще лучше, чтобы быстрее приблизить светлый день Победы!
Герой дожил до победы и испытал ее радость. Но прожил недолго. Жизнь
Героя Советского Союза Николая Даниловича Маркелова оборвалась в ноябре 1945
года.
А пока еще шла война со своими бедами и печалями. Они подкрадывались со
всех сторон, и никто не знал, как от них уберечься. К нам на полеты приехал
подполковник Рыбаков. Командир дивизии был в добром настроении, живо
интересовался ходом подготовки молодых летчиков и остался доволен. Я
доложил, что недели через две, к середине марта, мы завершим программу и
будем готовы к боевой работе.
Василий Николаевич поговорил с летчиками, сообщил фронтовые новости,
пожал всем руки и уехал. К вечеру мне позвонил начальник штаба дивизии
полковник Соковых.
- Василий Васильевич, у тебя командир не садился?
- Нет, он уехал на машине еще перед обедом.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что Рыбаков в тот день вылетел на
боевое задание с одной из групп соседнего полка. В районе цели шел обильный
снегопад. После штурмовки возвратились все летчики, но без командира
дивизии. Его долго и упорно искали, но безрезультатно.
И только после войны стала известна трагедия подполковника Рыбакова.
Зенитный снаряд угодил в мотор "ила" в момент захода на цель. Летчик
при плохой видимости еле посадил машину, но... в расположении немецкой
зенитной батареи. Выскочив из кабины, Рыбаков и стрелок бросились в лес,
отстреливаясь от автоматчиков. Когда стало ясно, что плена не избежать,
Василий Николаевич Рыбаков последний патрон приберег для себя. Смерть он
предпочел плену.
Это была последняя жертва войны в нашей дивизии. В начале апреля весь
штурмовой корпус выехал на Волгу для переучивания на новые самолеты Ил-10.
Тогда мы еще не знали, что война для нас практически закончилась. Замкнулся
круг нашего маршрута: именно с этих, теперь глубоко тыловых аэродромов, мы
стартовали в полет в 1942 году. Из двадцати летчиков, начинавших здесь свой
боевой путь, в живых осталось четыре: Александр Амбарнов, Иван Мартынов,
Александр Карпов и автор этих строк. Тогда, в 1942 году, нашу отправку на
фронт на три месяца задерживала очередь на переучивание, не хватало
самолетов. Сейчас весь штурмовой корпус за один месяц овладел новой машиной.
Не терпелось испытать в бою более мощный, более маневренный Ил-10. Он
прекрасно выполнял все фигуры высшего пилотажа, мог свободно лететь "на
спине" т. е. в перевернутом положении. По сравнению с Ил-2 новый самолет был
мощнее, маневреннее, меньше размером. Уже отпраздновали 1 Мая, а готовый к
боям корпус находился на далеком тыловом аэродроме, ждал команды. Радио
принесло весть: пал Берлин! Над рейхстагом взвилось Красное знамя.
В первых числах мая многих летчиков направили в Дом отдыха на волжском
берегу. Здесь мы и встретили День Победы. Трудно описать радость, которая
охватила каждого. И хоть в этот момент мы оказались далеко от тех, кто
произвел последние залпы войны, душой и сердцем мы были вместе с ними. И
здесь, за тысячи километров от последнего рубежа войны, народ приветствовал
нас, как победителей. Но каждый из нас знал: не только мы своими яростными
атаками громили врага. Удары по нему наносили рабочие, ковавшие броню "илов"
и стволы автоматов, колхозники, чей хлеб ели фронтовики, ученые, давшие в
руки воинов оружие победы. Она была общей, эта победа, и праздновал ее весь
Володихин Дмитрий
Посняков Андрей
Свержин Владимир
Пехов Алексей
Майер Стефани
Шилова Юлия