Чтение 46–й страницы книги ~Нечистая сила~

чрезвычайно благодарен революционерам. Они спасли мне жизнь! Врачи меня, как
чахоточного в последнем градусе, заочно приговорили к смерти.

Эсеры тоже приговорили к смерти. Приговоренный дважды уже не погибнет...

Когда в меня стреляли, одна из эсеровских пуль вошла в грудь и навсегда
затворила в легком роковую каверну! Я был спасен.

Сейчас Кулябка сидел у себя дома. В двери просунулась стриженая голова
сына с оттопыренными ушами:

- Папа, уже поздно. Можно я спать лягу?

- Нет. Выучи урок, тогда ляжешь. А если завтра не исправишь единицы, я
тебя выдеру, как последнего сукина сына.

Кулябка перед сном просматривал донесения тайных агентов о подпольном
обществе "Дорефа"; на дверях этого сборища была надпись: ВОШЕДШИМ СЮДА НЕТ
ВЫХОДА! Агентура сообщала, что девушки остались в чулках и шляпах, а юноши в
котелках и при галстуках - в таком неглиже устроили танцы. Работая синим
карандашом, Кулябка подчеркивал в списках "Дорефы" знакомые фамилии
участников этого "подполья"... Все дети почтенных родителей! Из швейцарской,
где постоянно дежурил переодетый жандарм, раздался звонок - явился нежданный
посетитель.

- Так поздно? Кто он? И что надо? - спросил Кулябка.

- Мордка Гершов Богров, называет себя Дмитрием Григорьевичем, сын
присяжного поверенного, студент университета... Выражает большое нетерпение
видеть вас лично.

- Хорошо. Пусть поднимется ко мне...

Из-за двери слышался бубнеж сына: "Знаете ли вы украинскую ночь? О, нет,
вы не знаете украинской ночи..." Кулябка распахнул двери из кабинета в
комнаты, наказал:

- Убери учебник - и спать! А завтра выдеру...

Поджидая студента, Кулябка усмехнулся; ведь он только что подчеркнул имя
Д.Г.Богрова в списках "Дорефы". Отец этого юноши - видная фигура: пять домов
в Киеве, под Кременчугом богатая вилла, семья живет в зелени Бибиковского
бульвара.

- Да, да! Входите... Прошу прощения, что принимаю вас не при мундире.

Но я дома. Уже вне служебных обязанностей.

На пороге жандармской квартиры стоял молодой человек в пенсне. Довольно
высокий. С румянцем на щеках. Отвислые губы, сморщенные. Он их все время
подбирает, чтобы закрыть очень длинные передние зубы. Лоб небольшой, но
хорошо сформирован. "С такой внешностью, - машинально заметил Кулябка, -
Богров весьма удобен для наружного за ним наблюдения..."

- Прошу, садитесь. Что вас привело ко мне?

Увидев перед собой дубоватого полковника в домашних шлепанцах, Богров
сразу решил, что эта упрощенная скотина вряд ли способна оценить все нюансы
его тонкой ущемленной души, а потому, сев на диван, он начал с некоторым
нахальством:

- Не стану затруднять вас прослушиванием сложной гаммы моих настроений.
Скажу проще: революция, столь бесславно прогоревшая, одним своим крылом
задела и меня. Да, я состоял в обществе киевских анархистов.

Нет, я никого не шлепнул, в "эксах" не участвовал и вот... Решил
прибегнуть к вам. Извините за позднее вторжение. Я отлично понимаю, это не
совсем вежливо с моей стороны, но ведь в вашем деле это простительно. Просто
я не хотел, чтобы кто-либо видел меня посещающим вас.

Кулябка развернул стул и сел на него верхом, расставив ноги словно в
седле. Молча вздохнул. Возникла пауза.

- Так чего же вы от меня хотите? - спросил он.

Ему, конечно, было уже ясно, ради чего пришлялся к нему Богров, но этот
злодейский вопрос полковник соорудил умышленно, чтобы Иуда, явившийся в
полночь ради получения тридцати сребреников, покрутился на диване, словно
глупый пескарь, попавший на раскаленную сковородку.. Богров смутился.

- Надеюсь, - начал он, - вы понимаете, что этот мой шаг определен большим
внутренним напряжением и сделкой... Если угодно, пусть будет так: именно
сделкой с нормами морали.

- А у вас есть "нормы"? - равнодушно спросил Кулябка, памятуя о списках
тайной "Дорефы" и пытаясь представить себе этого подонка в котелке и при
галстуке танцующим с девицей в одних чулках (картина получалась отвратная).

- Простите, но они есть! - вспыхнул Богров.

- Любопытно... даже очень, - с иронией произнес Кулябка. - А все-таки я
не понимаю, ради чего вы пожаловали?

- Я и так выразил все достаточно ясно.

- Вы ничего не выразили. Пришли и... томитесь. Богров это понял, натужно
выдавил из себя:

- Я согласен сотрудничать с вами.

- Опять непонятно! - обрезал его Кулябка. - Что значит "согласны"?

Можно подумать, я взял палку и лупил вас до тех пор, пока вы не
согласились.

Нет, вы не согласились, как это бывает с другими, измученными тюрьмой и
ужасом перед казнью. Вы, милейший, сами пришли ко мне и сказали: я - ваш!..
Так ведь?

- Да, - поник Богров, - кажется, это так.

- Бывает, бывает... - отвечал Кулябка, вроде сочувствуя. - А что же
именно заставило вас предложить нам свои услуга? Вопрос сложный, но Богров
реагировал без промедления:

- Я убедился на собственном опыте, что вся эта свора революционеров не
что иное, как обычная шайка бандитов...

Ясно, что этот "блин" испечен Богровым еще на улице и в горячем
состоянии, с пылу и с жару, донесен им до кабинета Кулябки. Жандармские же
полковники на Руси дураками никогда не были, напротив, их отличало большое
знание человеческой психологии, и в данном ответе Николай Николаевич сразу
уловил фальшь.

- Ну, а теперь выскажитесь точнее. Не стесняйтесь. На этот раз Богров уже
не спешил - прежде подумал:

- Видите ли, мой папа обеспеченный человек. Хотя я и еврей, но мои
красивые тетки замужем за видными русскими чиновниками. Хочу быть присяжным
поверенным и, надеюсь, им стану. У меня нет обоснованных конфликтов с
самодержавной властью, чтобы выступать на борьбу с нею... Зачем мне это?

- Вы уже близки к истине, но еще бегаете по сторонам... Выкладывайте!

- рявкнул Кулябка грубовато. - Ведь я вас за шкирку к себе не тянул, сами
пришли, так будьте откровеннее...

Конечно, Богров не мог думать, что в лице начальника киевской охранки он
встретит человека тоньше его самого и проницательнее. Пришлось убрать общие
слова, за которыми стоял туман благородства, и перейти к самым обыденным
фактам:

- Папа с мамой недавно ездили в Ниццу и брали меня с собой. Я имел
неосторожность проиграть в рулетку тысячу пятьсот франков.

- И теперь хотите, чтобы я, старый дурак, дал вам их? От прежней наглости
Богрова не осталось и следа.

- Вы не совсем поняли меня, - бормотнул он жалко.

- Да понял! - отмахнулся Кулябка как от мухи. - Не такой уж вы
Шопенгауэр, чтобы вас не понять. - И вдруг обрушил на него лавину брани:

- Щенок паршивый, сопля поганая, продулся в рулетку, а теперь хочет
продавать своих товарищей?! Этому, что ли, учили тебя твои благородные
родители?

Богров был уничтожен. Наивно прозвучали его слова:

- Но папа дает мне всего полсотни в месяц, Кулак жандарма в бешенстве
молотил по столу.

- Так на что же ты, подонок, их тратишь?

- Разрешите мне уйти? - живо поднялся Богров.

- Сидеть! - гаркнул Кулябка. - Или тебе кажется, что здесь романтика?
Нет, братец. И над нашей лавочкой, как и в твоей вонючей "Дорефе", золотом
выбиты слова: ВОШЕДШИМ СЮДА ВЫХОДА НЕТ. - Богров при этом даже вздрогнул. -
Я тебе не папа с мамой, - продолжал Кулябка спокойнее, - и давать буду по
сотне. А за долг в рулетку расквитайся-ка, братец, сам!

Встретив на себе обратный колючий взгляд, Кулябка вдруг понял, что перед
ним не желторотый птенец, не знающий, где подзанять деньжонок, - нет, перед
ним предстал опытный гешефтмахер, который пятьдесят рубликов от папеньки уже
расчетливо приложил к ста рублям от жандармов, и теперь он, остродумающий
подлец, уже прикидывает, на сколько ему этих доходов хватит...

Кулябка с треском выложил перед ним сотню:

- Забирай. А теперь подумай и здесь же, не выходя на улицу, избери для
себя тайную кличку... псевдоним.

Предложив это, он смотрел с интересом: "Наверняка изберет себе имя - как
с театральной афиши!" Жандарм не ошибся:

- С вашего разрешения я буду Аленским.

- Так и запишем. Нам плевать...

Но рядом с этим именем новорожденного агента-провокатора Кулябка записал
и второе, придуманное самим: Капустянский - это уже для внутреннего
употребления (точнее - для сыщиков). Николай Николаевич любезно проводил
Богрова до швейцарской.

- Я пойду спать, - сказал он жандарму. - Так намотался за день, что ноги
не держат. Больше меня не тревожить... Но сон Кулябки был нарушен звонком по
телефону.

- Докладываю, - сообщил агент наружного наблюдения, - гости от Шантеклера
выкатились в половине третьего. Замечены: Фурман, Бродский, Фишман, Марголин
и Фельдзер...

- Это не все, - сонно сообразил Кулябка, - в гостях у Шантеклера был еще
австрийский консул Альтшуллер. Где он?

- Не выходил, - отвечал агент. - Остался ночевать.

- Хорошенькая история, - буркнул Кулябка.

История грязная: в доме киевского генерал-губернатора Сухомлинова,
прозванного Шантеклером, остался ночевать некто Альтшуллер, подозреваемый в
шпионаже в пользу Австро-Венгрии, причем секретные документы об этих
подозрениях находятся в том же доме, где он сейчас ночует...