голые панцирные койки, такие колючие, что на них лечь мог только
умалишенный.
- ушанку с опущенными ушами и в ботинках - руки на груди - заваливался
на голые пружины и спал.
лежит в шинели на голых пружинах, свежий как покойник. Ему поначалу даже
бирку в руки совали: "Я - умер, прошу не беспокоить".
- Где вы пропадаете?
донизу - была отпечатана койка.
территории. Так его никто не трогал, и он никого не трогал.
он, пользуясь этой повязкой, останавливал строи, заставлял их равняться,
перестраиваться, назначал старшего на переходе.
дежурного сделал, - а мимо прет строй воинов-строителей - немытые,
зачуханные, по грязи, сапоги рваные. Строй похож на пьяную сороконожку.
пролаял: "Здравствуйте, товарищи воины-строители!"
скорее всего, вообще никто не замечал, никто не любил. Они сами
скомандовали себе "Раз-два-левой!", взяли ножку, подравнялись, прижали
руки по швам, рывком повернули головы направо и завопили: "Здравия!
Желаем! Товарищ! Майор!"
спросил
ведаешь, что творишь.
ракета. Не верю. Не мог Сова так бесславно исчезнуть. Вот увидите, войду
я когда-нибудь в центральный, а он там дает очередное представление.
ядовитое от нее поднимается. И как все узрели то облачко неприятное, и
как рванули все - мигом вымерло, а впереди безумной толпы бежал капитан
первого ранга. Он так врезался в окружающее нашу героическую базу
колючее заграждение, что проволока лопнула у него справа и слева и в
грудь глубоко вошли обрывки. Он бежал, как лось рогатый, и у него во
время бега работало все: руки-ноги-рот и, главное, конечно же, ноги -
они у него так и мелькали, так и мелькали, создавалось даже ложное
впечатление, что они у него обуты в белые чулки, а за ним неслись все
остальные, на мгновение позабывшие про свой мужеский пол.
все, и все разом закопались, зарылись в землю, как кроты.
изобразить "Зорге на лошади" или только "его лошадь".
юбилейные - какие-нибудь "70 лет Вооруженных Сил" или "100-летие" еще
чего-нибудь, может быть, даже исполнения оперы "Аида" или другой оперы,
Масканио (брата Пуччини), "Сельская чушь".
небезопасно это - можно ляжку проколоть.
его так зажали, чтоб не очень ветеранился, в общественном транспорте,
что она у него расстегнулась и упала. А потом ее кто-то подобрал и
воткнул ему в грудь печальную, да так здорово воткнул, что сердце
насквозь проколол. Окружающие ему: "Папаша! Папаша!". С-свет небесный! А
у него головенка уже отвалилась, а глаза уже видят сады райские.
Выводок блядей!
планочка-волкодавка, символизирующая собой одну единственную награду -
медаль "Не-Помню-За-Что". Я тогда даже не поинтересовался, что я там в
военторге приобрел, когда мне орденская планка понадобилась, просто
зашел в ларек, ткнул пальцем в самую мелкую - "эту", мне ее и выдали.
сосчитать, и все время я на нее наступал, и она мне в ботинок впивалась,
и хорошо, что маленькая, - насквозь его не протыкала, а то Серега
Бережной по кличке "Бережней с кретинами", тот самый, что, напившись,
уверял, что он - Эрнест Хемингуэй, родной внук покойного, и сделан во
время кубинского кризиса, купил себе планку сразу на четыре отростка и
только пришпилил ее на себе, как она у него через мгновение отцепилась,
упала, а он на нее, конечно же, наступил и пропорол себе ступню.
носка получил заражение голубой Эрнестовой крови. Между прочим, после
этого разрешили носить шитые планки, то есть пришивать их к белью
намертво.
письку на лохмотья размотало, - пока не ухлопают кого-нибудь, перемен не
жди.
новеньких флотских тапочках на кожаной подошве, и только затылочек во
все стороны в лучах восходящего солнца брызнул. И только тогда нам всем
тапочки заменили: выдали те, что не скользят на вспотевшем железе, -
тапочки на микропоре. А сколько до этого подводников падало, сколько их
билось своими тупыми головками или что там у нас вместо них имеется - о
железо! о железо! о железо! - и никого это не волновало, а как генерал
звякнулся, язви его в душу тухлую, так всем сразу и полегчало.
генералов, ухватив их за срань, обо что ни попадя, чтоб до перемен на
Руси достучаться, но не будем мы этим пользоваться. По-моему, нехорошо
это как-то. Нехорошо. Лучше мы снова вернемся к описанию пейзажа.
нашего пейзажа. - Это полезно!
похода Причем посреди доклада, не поймешь к чему - все затихали, ждали,
что же дальше. А он, вроде бы про себя:
в углу, и ине тут же вставляли в нежную часть кусок подзорной трубы,
огорчали меня то есть, наказывали в приказе, а потом аккуратненько
переносили все это в мою карточку взысканий-поощрений. И не было в моей
карточке места живого.
систематический халатный надзор", "за спесь и несобранность", "за
умничанье" и, наконец, "за постыдную лживость при объективности
событий".
каюту и, торопливо спотыкаясь, записывал нам, командирам боевых частей,
всем одно и то же взыскание: "За низкую организацию соцсоревнования во
вверенном подразделении" - выговор-выговор-выговор!
знаете, конечно, что у нас офицера знакомят с его взысканиями, - я,
улучив мгновение, кинь ее в форточку, и она, заметавшись, как чумная
мышь летучая, полетела, полетела, полетела - размножаться. И помощник
потом все никак не мог мне доказать, что он только что мне ее вручил.
ознакомлений офицерского состава со своими карточками, потому что, пока
он рылся, оттелячив свой ядреный круп турецкого кастрата, хрипя в
галстуке под целой стопкой журналов - "инструктажа по технике
безопасности", "учета воинской дисциплины", "учета бесед..." и "учета
учетов" - в поисках того журнала "ознакомлений", я свою карточку уже
сплавил в форточку.
Я где-то здесь ее положил.
систематическая пронация с помощью пронатора.
в строгих меланхолических тонах описать всю нашу флотскую жизнь, но меня
никто не понял.
обычаю венецианок между щечками ягодиц раздавил ампулу с духами и теперь
они в непонятном томлении старательно постигают природу столь дивного
аромата.
суетливо тонкой, щетинистой - ну, точь-в-точь как у опоссума,
проверяющего свежесть утиных яиц -такая недалекая-недалекая - видимо,
оценивал он те слова на правильность политического звучания
была совершенно подавлена и опоганена нашим старпомом.
Посняков Андрей
Володихин Дмитрий
Русанов Владислав
Беляев Александр
Корнев Павел
Соломатина Татьяна