Чтение 46–й страницы книги ~Ночевала тучка золотая~

рядом валялся матрац и подушка тоже валялась. Свернулся в клубочек и впал в
забытье.

Временами он приходил в себя, и тогда он звал Сашку и звал Регину
Петровну... Больше у него никого в жизни не было, чтобы позвать.

Ему представлялось, что они рядом, но не слышат, он кричал от отчаяния,
а потом вставал на четвереньки и скулил, как щенок.

Ему казалось, что он спит, долго спит и никак не может проснуться. Лишь
однажды ночью, не понимая, где находится, он услышал, что кто-то часто и
тяжело дышит.

- Сашка! Я знал, что ты придешь! Я тебя ждал! Ждал! - сказал он и
заплакал.

29

Он открывал глаза и видел Сашку, который тыкал ему в лицо железной
кружкой. Колька мотал головой, и вода проливалась ему на лицо.

Сашка просил, ломая свой язык. "Хи... Хи... Пит, а то умырат сопсем...
Надо пит водды... Хи... Пынымаш, хи..."Колька делал несколько глотков и
засыпал. Ему бы сказать Сашке, как смешно он "умырат" произносит, да сил не
было. Даже глаз открыть сил не было. Какие уж тут хи-хи.

Сашка накрывал брата чем-то теплым и исчезал, чтобы снова возникнуть со
своей кружкой.

Однажды Колька открыл глаза и увидел незнакомое лицо. Верней, лицо было
ему знакомо, потому что у Сашки, когда он тыкал кружкой в губы, оно
оказывалось вдруг такое странное, чернявое, широкоскулое... Но раньше это
почему-то Кольку не смущало. У Сашки такая голова, что он себе любое лицо
придумает.

А тут Колька лишь взглянул и понял: никакой это не Сашка, а чужой пацан
в прожженном ватнике до голых колен сидит перед ним на корточках и что-то
бормочет.

- Хи, хи, - бормочет. - Бениг... Надто кушыт... А не пымырат...

Колька закрыл глаза и опять подумал, что это не Сашка. А где тогда
Сашка? И почему этот чужой, чернявый, Сашкино новое лицо взял и Сашкиным
новым ломаным голосом говорит? Недодумался ни до чего Колька и заснул. А
когда проснулся, спросил сразу; - А где Сашка?

Голоса своего не услышал, но чужой голос он услышал.

- Саск нет. Ест Алхузур... Мына так зыват... Алху-зур... Пынымаш?

- Не-е, - сказал Колька. - Ты мне Сашку позови. Скажи, мне плохо без
него. Чего он дурака валяет, не идет.

Это ему казалось, что он сказал. На самом деле ничего он не сказал, а
лишь промычал два раза. Потом он опять спал, ему виделось, что чернявый,
чужой Алхузур кормит его по одной ягоде виноградом. И кусочки ореха в рот
сует. Сначала сам орех разжевывает, а потом Кольке дает.

Однажды он сказал:

- Я, я Саск... Хоти, и даэк зыви... Буду Саск... И опять орех жевал...
И по одной ягоде виноград давил прямо в губы.

- Я Саск... А ты жыват... Жыват... Харош будыт... И Колька первый раз
кивнул. Дело пошло на поправку.

Алхузур откликался на имя Сашка, оно ему нравилось. Колька лежал в углу
на матраце, куда его перетащил Алхузур, накрыв вторым матрацем.

Однажды не выдержал, заглядывая в лицо Алхузура, спросил:

- А Сашки, правда, не было? Алхузур грустно посмотрел на больного
товарища и покачал головой.

- Сылдат был, - сказал он. - Я это... Со ведда... Убыгат...

- Испугался солдата? Нашего?

Алхузур с опаской посмотрел в окно и не ответил. Лицо у него было
скуластое, остренькое, и такие же остренькие блестящие глаза.

- А пожар? - спросил Колька.

- Пазар? - повторил Алхузур, уставившись на него. - Пазар? Рыных?

- Да нет... Я про огонь хотел спросить: кукуруза-то горит?

Тот закивал, указывая на свой ватник, на многочисленные дырки.

- Мнохо охон... Хачкаш харыт... Хадыт нелза... В мэ-нэ мнох дым...

Колька смотрел на удрученного Алхузура и хихикнул. Уж очень смешно
прозвучало, что в нем мното дыма.

Алхузур отвернулся, а Колька сказал:

- Не сердись, я же не со зла... У тебя карандаша не найдется?

Алхузур покосился на Кольку и не ответил.

- Или угля... Надо!

Алхузур молча ушел и вернулся с куском горелой деревяшки.

Колька повертел в руках обгарок:

- От дома директора, - сказал, вздохнув. - Когда в него гранату
бросили. Всю ночь горел, представляешь... Алхузур кивнул. Будто мог знать о
пожаре. Колька удивился:

- А ты что, видел? Ты, правда, видел?

- Я не выдыт, - отрезал Алхузур и, отвернувшись, стал смотреть в окно.
Что-то он недоговаривал. А может, Кольке показалось.

Он придвинулся к краю матраца и стал рисовать на полу схему ломким
углем, изобразил колонию, речку, кладбище. Алхузур смотрел на размазанные
линии, ткнул пальцем в кладбище:

- Чурт!

- Ну, пусть черт, - согласился Колька. - А по-нашему, так кладбище. А
тут Березовская, значит.

Алхузур размазал Березовскую, а руки вытер о себя.

- Нэт Пересовсх... Дей Чурт, так называт!

- А почему?

- Дада.. Отэц .. Махил отэц...

- Могила отца? - сообразил Колька. - Твоего отца здесь могила?

Алхузур задумался. Наверное, вспомнил об отце.

- Нэт мой отэц... Всэх отэц...

Вот теперь Колька дотумкал: селение так прозывается: Могила отцов
Кладбище - Чурт, а деревня - Дей Чурт.. То-то Илья все долдонил от страха -
черт да черт! И правда, похоже!

Колька обратился к чертежу, приподымаясь, чтобы видней было Куст около
речки обозначил, а возле куста дырку начертил.

- Найдешь? Нет? - спросил тревожно. Никогда и никому бы в жизни не
открыл он тайну заначки. Эго все равно что себя отдать. Но Алхузур теперь
был Сашкой, а Сашка знал, где хранятся их ценности. Да и самому Кольке не
добрести до них. Сил не хватит, - Найдешь... Банку джема тащи!

Сказал и откинулся. Длинный этот разговор вымотал его.

Алхузур еще раз взглянул на рисунок и исчез. Как провалился. Кольке
стало казаться, что названый его брат пропал навсегда. Нашел заначку, забрал
и скрылся. На хрена, если посудить, нужен теперь ему Колька? Больной да
немощный! Теперь-то он сам богат! Но Колька так не думал, не хотел думать.
Мысли, помимо него, возникали, а он их отгонял от себя. Но почему Алхузур не
возвращался?..

Часы прошли... вечность! Когда раздался грохот и влетел Алхузур, лицо
его было искажено. Он споткнулся, упал, вскочил, снова упал и так остался
лежать, глядя на дверь и вздрагивая при каждом шорохе.

Колька голову поднял.

- Ты что? - спросил. - Ударился? Не ушибся? Но Алхузур, не отвечая,
натянул на себя с головой матрац и затих под ним.

- Оглох, что ли! - крикнул Колька сердито. Подождал, потом подполз и
откинул край: Алхузур лежал, закрыв глаза, будто ждал, что его ударят. И
вдруг заплакал. Плакал и повторял: "Чурт... Чурт..." - Ну, перестань! -
попросил Колька. - Я же тебя не трогаю!

Алхузур повернулся лицом вниз, а руками закрыл голову. Будто
приготовился к самому худшему.

- Ну, ты даешь! - сказал Колька и попытался встать. От слабости его
качало. На четвереньках дополз до оконного проема, подтянулся, со звоном
осыпая осколки стекол на пол.

В вечерних сумерках разглядел он двор и на нем группу солдат. Солдаты
пытались вытолкать застрявшую повозку, на которой лежали, Колька сразу
узнал, длинные могильные камни. "Неужто с кладбища везут? - подумалось. -
Куда? Зачем?"Телега, видать, застряла прочно.

Один из возчиков махнул рукой и поглядел по сторонам.

- Ломик бы... Сейчас пойду пошукаю.

Он огляделся и направился в сторону их дома.

Колька увидел, отпрянул, но не успел спрятаться подматрацем. Так и
остался сидеть на полу. Как глупыш-птенец, выпавший из гнезда.

Солдат не сразу заметил Кольку. Сделал несколько шагов, осматривая
помещение, и вдруг наткнулся взглядом на Кольку. Даже вздрогнул от
неожиданности.

- Эге! А ты чего тут делаешь? - спросил удивленно. Солдат был белобрыс,
веснушчат, голубоглаз. От неожиданности шмыгал носом.

- Живу, - отвечал Колька хрипло.

- Живешь? Где?

- Тут, в колонии...

Солдат огляделся и вдруг прояснел.

- Ты говоришь, колония? - он присел на корточки, чтобы лучше видеть
пацана. И опять шмыгнул носом. - Где же тогда остальные?

- Уехали, - сказал Колька.

- А ты чего же не уехал? Ты один? Или не один?

Колька не ответил.

Солдат-то был востроглазым. Он давно заметил, как подергивается матрац
на Алхузуре. И пока беседовал, несколько раз покосился в его сторону.

- А там кто прячется?

- Где? - спросил Колька.

- Да под матрацем.

- Под матрацем?