Кадишман вошел в знакомый магазин женской одежды и скоро нашел отдел, где
они с женой покупали, ввергшие его в конфуз, воздушные трусики. Он многое
отдал бы теперь, чтобы снова совершить крутой вояж с Бертой по тем же
отделам и с той же целью. Он был уверен, что уж сейчас то, конечно, ничто
и никто не вогнал бы его с такой легкостью в краску, и тем более по такому
пустячному поводу. "Я побоялся при всех взять эти трусики в руки, а ведь
по существу, я должен бы гордиться тем, что у моей жены такой тонкий вкус"
* * *
Трижды Кадишман обошел место, где должен был стоять его дом. Без
сомнений - это была та самая улица (он готов был поручится за это
головой), на которой он прожил так много лет, но дома на месте не
оказалось - исчез, испарился, будто и не было его вовсе. Да что же это я,
совсем с ума что ли схожу? Кадишман протер глаза, взглянул на табличку с
названием улицы, нет, он не ошибся: вот он зеленый скверик слева - любимое
место русских пенсионеров, и городской парк (где они с Бертой устраивали
пикники по субботам) - справа; все стоит, как и прежде, а дома нет. Что
происходит? соседние дома (он узнал их сразу) привычно возвышаются, как ни
в чем не бывало там, где они и должны, собственно, возвышаться, а его
жилье словно сквозь землю провалилось. Может быть, у него галлюцинации или
оптический обман? Да нет же, вот она лавка Боренбойма, у которого Берта
покупает хлеб, а дальше ларек Габая, где у них есть кредит. Все цело и
незыблемо, кроме дома, в котором он прожил большую и лучшую часть своей
жизни. Зачем он пришел сюда, если его никто не встречает? Раньше он не
думал об этом, а теперь ему казалось, что нет в жизни ничего важнее дома,
в котором после трудов праведных тебя встретит родной человек. Было что-то
несправедливое в том, что это произошло именно с ним. Нет, не утеря жилья
привела его к столь горькому разочарованию, а то, что не суждено ему,
видно, выпить чашечку кофе, приготовленного ласковыми руками жены. Судьба
злобно посмеялась над ним. Он не помнил, чтобы она баловала его в прошлой
жизни, и было смешно ждать от нее приятных сюрпризов в этом странном мире,
в котором, кажется, все задумано так, чтобы на каждом шагу мучить его и
унижать.
Не выпитая чашка кофе, о котором он так мечтал по дороге домой,
совершенно расклеила его, и он почувствовал, как, им овладевает хорошо
знакомое ему состояние черной депрессии. Какому злодею понадобилось
изымать дом, в котором он прожил столько лет? Слово то, какое дурацкое
"Изымать".
В самом деле, куда можно подевать громадную многоэтажную махину - он
словно растаял в воздухе, как мимолетное видение. Боже, когда все это
кончится, ведь должен же быть финал, даже у такой глупой истории, в
которую он попал.
Кадишмана изводила неопределенность и эта чертова мистика, при которой
внезапно исчезали дома, люди и целый город превращался в безмолвную
могилу, ничуть не лучше той, куда его затащил покойный генерал со своим
одноруким денщиком. Он не знал, где он. Его не радовали исхоженные вдоль и
поперек знакомые улицы, и он не мог привыкнуть к тому, что они стали
чужими и недоступными. Он понимал, чем вызвано нестерпимое чувство тоски и
тревоги, охватившее его; эти извилистые изученные им до мельчайших
подробностей закоулки были когда-то живыми, а теперь они безлюдны и
погружены в безмолвное оцепенение. Город был мертв и это пугало его не
меньше, чем перспектива спать в обнимку с холодным трупом генерала или его
однорукого сообщника. Раньше ему и в голову бы не пришло, что он будет
разгуливать по родному городу, ставшему вдруг необитаемым и чужим. Мог ли
он представить себе столь страшную картину; ведь даже с появлением
приведений, заметно поредевший Тель-Авив не выглядел таким тусклым и
осиротевшим. Вчера еще все было здесь совсем иначе - улица жила и дышала
(несмотря на появление покойников), там и тут проезжали машины и, стайками
(бравируя своей смелостью, но в душе страшно напуганная), ходила молодежь
в поисках развлечений и наркотиков. Ему не верилось, что это было только
вчера и именно на этом месте. Всего неделю назад тут было сердце
Тель-Авива - молодое горячее сердце, никогда не умолкающего жизнелюбивого
города. А теперь вокруг жуткое запустение, непривычное и пугающее своим
безмолвием.
* * *
Кадишман свернул на автостоянку, где парковал обычно свой старый
заезженный Фиат. Он пользовался услугами этой дорогой стоянки, когда ему
не улыбалась перспектива застрять в гигантской автомобильной пробке утром
по дороге на работу. На воротах хеньона его постоянно встречал пожилой
охранник араб и, выписывая квитанцию, приятно улыбался. На сей раз, его
никто не встретил, и у него привычно защемило сердце. Он хорошо помнил,
что оставил свой "Фиат" в секторе "Альфа", но на положенном месте его не
оказалось. Разве можно было ждать что-нибудь иное, в этом заколдованном
городе? Впрочем, может быть, машину угнали? Не мудрено - доступ на
стоянку совершенно свободен и каждый, кому это взбрело бы в голову, мог
выбрать себе здесь автомобиль по вкусу и ехать на все четыре стороны.
В первую минуту в нем пробудился ярый полицейский. Рай для угонщиков и
воров - иронично подумал он и собрался опустить на воротах шлагбаум, но
вспомнил, где он и печально вздохнул - тут и угонять некому. А что, если
самому попробовать? Он имеет на это полное право - не уберегли его
колымагу, пусть снабжают новой. А может это ловушка, и кто-то
сверхлукавый пытается заманить его? Вот будет смеху, если окажется, что
его до сих пор разыгрывали, и исчезнувшие в одночасье - дом, жена и "Фиат"
не более чем глупая шутка насмешников из развлекательной телепрограммы.
Кстати, его унылую развалюху жалеть как раз не приходилось. Она давно уже
отслужила свое и в последнее время действовала ему на нервы, вызывая смех
соседей и выкачивая из него кучу денег на текущий ремонт. Лейтенанту давно
следовало приобрести новую модель, но с его скромной зарплатой легче было
сказать это, чем сделать. Но теперь все будет иначе - он выберет себе то,
что ему по душе, и никто не посмеет ему приказывать. Глаза у него
загорелись, и дух перехватило от предстоящего удовольствия; в секторе
"Бет" стояли иномарки, одна модель краше другой. О таких тачках он не смел
и мечтать. Он выбрал длинный черный лимузин, руководствуясь пословицей
"Воровать так миллионы" - уютно расположился в мягком кресле водителя и
плавно повернул ключ зажигания. Вздрогнув, никелированный красавец в миг
завелся. Он мог по желанию убраться отсюда, куда ему было угодно, и никто
не стал бы чинить ему препятствий: путь был свободен и открыт, как судьба
бесстрашного человека. Неужели не остановят? На первой скорости он
медленно выехал за железные ворота и, включив по привычке ставшие
ненужными поворотники, осторожно съехал на автостраду, все еще надеясь,
что кто-нибудь окликнет его и потребует вернуть машину. Ему очень
хотелось, чтобы окликнули и обругали, пусть даже арестуют и посадят, лишь
бы объявились. Даже нечистой силе он был бы рад в эту минуту. Но никто не
позвал его, он не увидел ни одной подозрительной рожи или насмешливых
глаз: вокруг царила мертвая тишина, от которой у него давно уже звенело в
ушах. Кадишман повернул на улицу Герцеля, сделал несколько кругов по
параллельным Аленби дорогам, подъехал к тель-авивской фондовой бирже и
вспомнил, как под новый год Берта вложила все их сбережения в акции фирмы
"Восун", которая с треском лопнула, и деньги, которые он столько лет копил
на виллу с маленьким бассейном, кончились. Он не сказал ей тогда ни одного
слова упрека, хотя, если бы это сделала Роза, убил бы, наверное, не
задумываясь. Позже, она впервые за всю их супружескую жизнь,
поинтересовалась, как идут дела у него на работе, и он простил ей все;
даже это ее дежурное и спровоцированное неприятными обстоятельствами
участие в его служебных проблемах было приятно ему, и стоило, на его
взгляд, всех тех денег, которые она столь легкомысленно и глупо обменяла
на ставшие бесполезными биржевые бумажки.
* * *
И вдруг он услышал звонок.
"Господи, Что это?"
Сначала было удивительно и непонятно откуда раздается это полузабытое им
мелодичное дребезжание, но вскоре он догадался, что у него заработал
мобильный телефон. Это было неожиданно и необъяснимо - всего лишь час
назад он проверял батарейку, она была безнадежно разряжена и вдруг... Что
случилось - чудо? Ему очень хотелось верить в это. Однажды он уже
дождался чуда, когда из холодной страшной могилы неведомой силой был
переброшен в жуткий безлюдный оазис. Он хотел и искал чуда в этом
застывшем антимире, в котором очутился по воле непостижимых грубых сил.
Батарея, рассчитанная на сутки (ему казалось, что прошла целая
вечность), каким-то образом снова ожила, хотя недавно была в полной
отключке. Объяснить сей непонятный феномен, он был не в силах, а потому
решил не занимать мозги неразрешимыми загадками, тем более что кто-то
настойчиво и требовательно дозванивался до него. Ему хотелось, чтобы это
была Берта. Дрожащей рукой он поднял оживший аппарат к уху.
- Алло, - услышал он приятный мужской тенор, - я имею честь говорить с
господином Кадишманом?
- Да, это я...
- Остановите, пожалуйста, машину у небоскреба "Колбо-Шалом", поднимитесь
на четырнадцатый этаж и пройдите в сто вторую комнату, - тенор умолк на
секунду, но тут же вежливо, хотя не без властных ноток в голосе, добавил,
Черепнин Владимир
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Ковальчук Вера
Жюль Верн