Чтение 46–й страницы книги ~Так говорил Заратустра~

О братья мои! В ком же лежит наибольшая опасность для
всего человеческого будущего? Не в добрых ли и праведных? --

-- не в тех ли, кто говорит и в сердце чувствует: "Мы
знаем уже, что хорошо и что праведно, мы достигли этого; горе
тем, кто здесь еще ищет!"

И какой бы вред ни нанесли злые, -- вред добрых -- самый
вредный вред!

И какой был вред ни нанесли клеветники на мир, -- вред
добрых -- самый вредный вред.

О братья мои, в сердце добрых и праведных воззрел некогда
тот, кто тогда говорил: "Это -- фарисеи". Но его не поняли.

Самые добрые и праведные не должны были понять его; их дух
в плену у их чистой совести. Глупость добрых неисповедимо умна.

Но вот истина: добрые должны быть фарисеями, -- им
нет другого выбора!

Добрые должны распинать того, кто находит себе свою
собственную добродетель! Это -- истина!

Вторым же, кто открыл страну их, страну, сердце и землю
добрых и праведных, -- был тот, кто тогда вопрошал: "Кого
ненавидят они больше всего?"

Созидающего ненавидят они больше всего: того, кто
разбивает скрижали и старые ценности, разрушителя, -- кого
называют они преступником.

Ибо добрые -- не могут созидать: они всегда начало
конца --

-- они распинают того, кто пишет новые ценности на новых
скрижалях, они приносят себе в жертву будущее, -- они
распинают все человеческое будущее!

Добрые -- были всегда началом конца.

О братья мои, поняли ли вы также и это слово? И что сказал
я однажды о "последнем человеке"? --

В ком же лежит наибольшая опасность для всего
человеческого будущего? Не в добрых ли и праведных?

Разбейте, разбейте добрых и праведных! -- О братья
мои, поняли ли вы также и это слово?

Вы бежите от меня? Вы испуганы? Вы дрожите при этом слове?

О братья мои, когда я велел вам разбить добрых и скрижали
добрых, -- тогда впервые пустил я человека плыть по его
открытому морю.

И теперь только наступает для него великий страх, великая
осмотрительность, великая болезнь, великое отвращение, великая
морская болезнь.

Обманчивые берега и ложную безопасность указали вам
добрые; во лжи добрых были вы рождены и окутаны ею. Добрые все
извратили и исказили до самого основания.

Но кто открыл землю "человек", открыл также и землю
"человеческое будущее". Теперь должны вы быть мореплавателями,
отважными и терпеливыми!

Ходите прямо вовремя, о братья мои, учитесь ходить прямо!
Море бушует; многие нуждаются в вас, чтобы снова подняться.

Море бушует: все в море. Ну что ж! вперед! вы, старые
сердца моряков!

Что вам до родины! Туда стремится корабль наш, где
страна детей наших! Там, на просторе, более неистово,
чем море, бушует наша великая тоска! --

"Зачем так тверд! -- сказал однажды древесный уголь
алмазу. -- Разве мы не близкие родственники?" --

Зачем так мягки? О братья мои, так спрашиваю я вас: разве
вы -- не мои братья?

Зачем так мягки, так покорны и уступчивы? Зачем так много
отрицания, отречения в сердце вашем? Так мало рока во взоре
вашем?

А если вы не хотите быть роковыми и непреклонными, -- как
можете вы когда-нибудь вместе со мною -- победить?

А если ваша твердость не хочет сверкать и резать и
рассекать, -- как можете вы когда-нибудь вместе со мною --
созидать?

Все созидающие именно тверды. И блаженством должно
казаться вам налагать вашу руку на тысячелетия, как на воск, --

-- блаженством писать на воле тысячелетий, как на бронзе,
-- тверже, чем бронза, благороднее, чем бронза. Совершенно
твердо только благороднейшее.

Эту новую скрижаль, о братья мои, даю я вам: станьте
тверды! --

О воля моя! Ты избеганье всех бед, ты неизбежность
моя! Предохрани меня от всяких маленьких побед!

Ты жребий души моей, который называю я судьбою! Ты во мне!
Надо мною! Предохрани и сохрани меня для единой великой
судьбы!

И последнее величие свое, о воля моя, сохрани для конца,
-- чтобы была ты неумолима в победе своей! Ах, кто не
покорялся победе своей!

Ах, чей глаз не темнел в этих опьяняющих сумерках! Ах, чья
нога не спотыкалась и не разучалась в победе -- стоять!

Да буду я готов и зрел в великий полдень: готов и зрел,
как раскаленная добела медь, как туча, чреватая молниями, и как
вымя, вздутое от молока, --

-- готов для себя самого и для самой сокровенной воли
своей: как лук, пламенеющий к стреле своей, как стрела,
пламенеющая к звезде своей;

-- как звезда, готовая и зрелая в полдне своем, пылающая,
пронзенная, блаженная перед уничтожающими стрелами солнца;

-- как само солнце и неумолимая воля его, готовая к
уничтожению в победе!

О воля, избеганье всех бед, ты неизбежность моя!
Сохрани меня для единой великой победы!

Так говорил Заратустра.

Выздоравливающий

Однажды утром, вскоре после возвращения своего в пещеру,
вскочил Заратустра с ложа своего, как сумасшедший, стал кричать
ужасным голосом, махая руками, как будто кто-то лежал на ложе и
не хотел вставать; и так гремел голос Заратустры, что звери
его, испуганные, прибежали к нему и из всех нор и щелей,
соседних с пещерой Заратустры, все животные разбежались,
улетая, уползая и прыгая, -- какие кому даны были ноги и
крылья. Заратустра же так говорил:

Вставай, бездонная мысль, выходи из глубины моей! Я петух
твой и утренние сумерки твои, заспавшийся червь: вставай!
вставай! голос мой разбудит тебя!

Расторгни узы слуха твоего: слушай! Ибо я хочу слышать
тебя! Вставай! Вставай! Здесь достаточно грома, чтобы заставить
и могилы прислушиваться!

Сотри сон, а также всякую близорукость, всякое ослепление
с глаз своих! Слушай меня даже глазами своими: голос мой --
лекарство даже для слепорожденных.

И когда ты проснешься, ты навеки останешься бодрствующей.
Не таков я, чтобы, разбудив прабабушек от сна, сказать
им -- чтобы продолжали они спать!

Ты шевелишься, потягиваешься и хрипишь? Вставай! Вставай!
Не хрипеть -- говорить должна ты! Заратустра зовет тебя,
безбожник!

Я, Заратустра, заступник жизни, заступник страдания,
заступник круга, -- тебя зову я, самую глубокую из мыслей моих!

Благо мне! Ты идешь -- я слышу тебя! Бездна моя
говорит, свою последнюю глубину извлек я на свет!

Благо мне! Иди! Дай руку -- ха! пусти! Ха, ха --
отвращение! отвращение! отвращение! -- горе мне!