Чтение 46–й страницы книги ~Армагеддон~

- Может быть... да, может быть. Не хочешь ли поехать ко мне поужинать, Гарольд?

- Что? - Стью показалось, что Гарольд слегка отшатнулся в сгущавшийся под деревьями сумрак. Улыбка его стала еще напряженней.

- Поужинать, - терпеливо повторил Стью. - Фрэнни будет рада тебя видеть. Честное слово. Она действительно будет рада.

- Ну, может быть, - сказал Гарольд, по-прежнему выглядя неуверенно. - Но я... ну, ты же знаешь, как я к ней отношусь. Может быть, будет лучше, если мы... просто отложим это ненадолго. Ничего личного. Вы двое так хорошо друг с другом ладите. Я знаю об этом. - На губах у него снова засияла искренняя улыбка. Она была заразительной, и Стью улыбнулся в ответ.

- Тебе решать, Гарольд. Но дверь открыта, в любой момент.

- Спасибо.

- Да нет, это я должен благодарить тебя, - сказал серьезно Стью.

- Меня?

- За то, что ты поднял нас на поиски, когда остальные бросили все на произвол судьбы. Пусть даже нам и не удалось ее найти. Разреши, я пожму тебе руку. - Стью протянул руку для рукопожатия. Гарольд уставился на нее отсутствующим взглядом, и на мгновение Стью показалось, что его жест не будет принят. Потом Гарольд вынул правую руку из кармана куртки - казалось, она зацепилась за что-то, может быть, за молнию - и пожал руку Стью. Рука Гарольда была теплой и немного потной.

Стью посмотрел на дорогу.

- Ральф уже должен быть здесь. Надеюсь, он не попал в аварию, спускаясь с этой чертовой горы. Он... а вот и он.

Стью вышел на обочину. Вдалеке засверкала фара и принялась играть в прятки за деревьями.

- Да, это он, - сказал Гарольд позади Стью странным бесцветным голосом.

- И с ним кто-то едет.

- Ч-что?

- Вон там. - Стью показал на вторую фару, которая двигалась вслед за первой.

- Аааа. - Опять этот странный голос. Стью обернулся.

- С тобой все в порядке, Гарольд?

- Просто устал.

Второе транспортное средство принадлежало Глену Бэйтмену и оказалось малосильным мопедом. Рядом с ним мотороллер Надин выглядел как "Харли". Позади Ральфа ехал Ник Андрос. Ник пригласил всех отправиться к ним с Ральфом домой и выпить кофе и (или) бренди. Стью согласился, но Гарольд извинился и сказал, что не может.

"Он так чертовски разочарован", - подумал Стью. Симпатия, которую он ощутил к Гарольду, была не только сильнее, чем когда-либо, но и длительнее. Он повторил приглашение Ника, но Гарольд только покачал головой и сказал Стью, что он уже вымотался за день, и что ему надо поскорее лечь спать.

К тому времени, когда он добрался до дома, он так дрожал, что едва смог вставить ключ в замочную скважину. Когда он наконец открыл дверь, он ринулся внутрь, словно за ним по пятам гнался маньяк. Он захлопнул дверь, повернул ключ и задвинул засов. Потом он на мгновение прислонился к двери с откинутой головой и с закрытыми глазами, находясь на грани истерических рыданий. Когда он снова овладел собой, он пробрался из прихожей в гостиную и зажег все три керосиновые лампы. В комнате стало светло.

Он сел на свой любимый стул и закрыл глаза. Когда сердце его стало стучать медленнее, он подошел к камину, вынул незакрепленный кирпич и достал свой дневник. Потом он снова сел, перелистнул страницы на то место, где он в последний раз остановился, немного помедлил и написал: "14 августа 1990 г." Он писал почти полтора часа.

Он убрал дневник и закрыл его кирпичом. Теперь он был спокоен. Все свои чувства он перенес на бумагу. Он передал страницам всю свою ненависть и весь свой страх, но решение его осталось неизменным. Это хорошо. Иногда после того, как он писал в дневник, им овладевало неспокойное, нервное чувство. Тогда он знал, что в чем-то сфальшивил или писал без усилия, которое необходимо для того, чтобы заточить тупой край правды до такой степени, чтобы при прикосновении к нему выступила кровь. Но этим вечером он положил на место свой дневник в состоянии покоя и безмятежности.

Гарольд подошел к окну и посмотрел на пустынную улицу. Он спокойно размышлял о том, как близок он был к тому, чтобы достать револьвер и попытаться уложить их всех. Но в последний момент какой-то перетершийся канат все-таки удержал его, вместо того, чтобы порваться.

Теперь ему хотелось спать. День был длинным и полным событий. Расстегивая рубашку, Гарольд потушил две из трех керосиновых ламп, а

последнюю взял с собой в спальню. Когда он проходил через кухню, взгляд его упал на открытую дверь в подвал.

Он замер.

Потом он подошел к двери, высоко подняв лампу и спустился по первым трем ступенькам. Спокойствие в его сердце уступило место страху.

- Кто там? - крикнул он. Ответа не последовало. В свете лампы он видел плакаты на стенах. Он спустился еще на три ступеньки. - Здесь есть кто-нибудь?

Нет. Он почувствовал, что там никого не было. Но его страх от этого не стал меньше.

Потом он спустился вниз и внимательно осмотрел пол. Под окном было просыпано немного засохшей земли. Гарольд опустил лампу вниз. На земле, четкий, как отпечаток пальца, был след от теннисной туфли... не пересекающиеся под прямым углом полосы и не зигзаги, а набор кругов и линий. Он уставился на след, выжигая его в своем мозгу, а потом ударом ноги превратил его в небольшое облачко.

- Ты заплатишь! - тихо крикнул Гарольд. - Кто бы ты ни был, ты заплатишь за это!

Он поднялся по лестнице и долго ходил по дому, отыскивая другие знаки непрошеного вторжения. Он ничего не нашел. В конце концов он оказался в гостиной, и спать ему совсем не хотелось. Он уже внутренне соглашался с мыслью о том, что кто-то - возможно, ребенок - влез к нему просто из любопытства, когда мысль о дневнике взорвалась у него в мозгу, как сигнальная ракета в полночном небе. Мотив вторжения был таким очевидным, таким ужасным, что он чуть было его не просмотрел.

Он подбежал к камину, поднял кирпич и схватил дневник. В первый раз он по-настоящему понял, насколько же опасна эта тетрадь. Если кто-нибудь найдет ее, то все будет кончено. Кому, как не ему знать об этом? Разве для него все не началось с дневника Фрэн?

Он взял дневник с собой в спальню и положил его под подушку вместе со "Смит-Вессоном", думая о том, что надо сжечь его, но прекрасно зная, что никогда не сможет этого сделать.

Стью вернулся в четверть десятого. Фрэн лежала, свернувшись калачиком на двуспальной кровати. На ней была одна из его рубашек - она доходила ей почти до колен, - а в руках она держала книгу под названием "Пятьдесят дружественных растений". Когда он вошел, она быстро встала.

- Где же ты был? Я так беспокоилась!

Стью объяснил, что у Гарольда возникла идея отправиться на поиски Матушки Абагейл, чтобы хотя бы узнать, где она. О священных коровах он не упомянул.

- Мы бы взяли тебя с собой, малышка, но тебя нигде нельзя было найти.

- Я была в библиотеке, - сказала она, наблюдая за тем, как он снял с себя рубашку и положил ее в мешок для грязного белья.

Гарольд читал ее дневник - теперь она была в этом уверена. Она ужасно боялась, что Гарольд может заманить Стью в какое-нибудь уединенное место и... ну, сделать с ним что-нибудь. Но почему сейчас, сегодня, когда она только что все узнала? Если уж Гарольд столько времени ничего не предпринимал, то не логичнее ли было бы предположить, что он так никогда ничего и не предпримет? И разве не возможно, что, прочитав ее дневник, Гарольд увидел всю бессмысленность своих ухаживаний за ней?

- Никаких следов, Стью?

- Никаких.

- Как выглядел Гарольд?

- Очень изнуренным и расстроенным из-за того, что его идея не принесла плодов. Я пригласил его на ужин в любой день. Надеюсь, ты не будешь против. Знаешь что, мне кажется, что этот сосунок начинает мне нравиться. Ничего, что я пригласил его?

- Все в порядке, - ответила она после продолжительной паузы. - Мне хотелось бы поддерживать с Гарольдом хорошие отношения.

- Если Матушка Абагейл к утру не появится, - сказал Стью, - наверное, я предложу Гарольду снова отправиться на поиски.

- Я тоже поеду, - быстро сказала Фрэн. - Найдутся и еще несколько человек, которые не до конца уверены в том, что еду ей приносят дикие звери. Один из них - Дик Воллмен. Другой - Ларри Андервуд.

- Прекрасно, - сказал он и лег рядом с ней. - Скажи, что у тебя надето под этой рубашкой?

- Такой большой и сильный мужчина, как ты, мог бы выяснить это и без посторонней помощи.

Под рубашкой ничего не оказалось.

Следующий день прошел в безрезультатных поисках. Спустя еще один день Глен Бэйтмен ворвался в квартиру Фрэн и Стью без стука. Фрэн была в гостях у Люси Сванн, где они пытались приготовить тесто для пирогов. Стью читал вестерн Макса Брэнда. Он поднял глаза и увидел Глена, лицо которого было бледным и испуганным. Книга выпала у него из рук.

- Стью, - сказал Глен. - Ой, парень, как я рад, что ты дома.

- Что случилось? - резко спросил он Глена. - Кто-то нашел ее?

- Нет, - сказал Глен и сел так стремительно, словно ноги его внезапно подкосились.

- Так в чем дело?

- Новости скорее хорошие, а не плохие. Но это очень странно. Коджак пришел. Я дремал после ленча, а когда я проснулся и вышел за дверь, Коджак крепко спал на веранде.

- Ты хочешь сказать, _с_о_б_а_к_а_? _Т_о_т _с_а_м_ы_й_ Коджак?

- Именно это я и хочу сказать.

- Ты уверен?

- Абсолютно. Он, правда, исхудал и не раз вступал в драки. Дик Эллис

- Дик был страшно рад иметь дело с животным, ради разнообразия - говорит, что один глаз у него теперь не видит. Он дал ему успокоительное и забинтовал живот. Дик сказал, что Коджак дрался с волком, а может быть, и не с одним. Но бешенством он не болен. - Глен медленно покачал головой, и две слезы скатились по его щекам. - Этот чертов пес вернулся ко мне. Какой я был мерзавец, что оставил его одного.

- Но мы же не могли увезти его на мотоциклах, Глен.

- Да, но... он _с_л_е_д_о_в_а_л_ за мной, Стью. О таких вещах мы читали в "Стар Уикли"... Преданная Собака Следовала за Своим Хозяином Две Тысячи Миль. Как он смог добраться сюда? Как?

- Может быть, так же, как и мы. Ты ведь знаешь, что собакам тоже сняться сны.

Глен ошеломленно покачал головой.

- Ты хочешь сказать, что ему снилось?..

- А что в этом такого удивительного?

- Да нет, ничего. Хочешь пойти посмотреть на него?

- Обязательно.

Дом Глена стоял на Спрюс Стрит, примерно в двух кварталах от отеля "Боулдерадо". Плющ, обвивавший решетку веранды, теперь весь засох. Засохли почти все лужайки и цветы в Боулдере, так как водопровод не функционировал и поливать их не было возможности.

На веранде стоял небольшой круглый столик, на котором была бутылка джина и тоник.

- Ну не омерзительный ли напиток без льда? - спросил Стью.

- После третьей обычно бывает без разницы, - ответил Глен.

Коджак лежал на веранде, и его потрепанная морда мирно покоилась на передних лапах. Собака была тонка, как спичка, и сильно ободрана, но Стью сразу же ее узнал. Он присел на корточки и стал гладить Коджака по голове. Коджак ухмыльнулся по-собачьи.

- Хорошая псина, - сказал Стью, чувствуя, как к горлу подступает комок. - Хорошая псина, - повторил он, и Коджак застучал хвостом по дощатому полу.

- Зайду на минутку в дом, - глухо сказал Глен. - Мне надо в туалет.

- Да, - сказал Стью, не поднимая глаз. - Эй, Коджак, скажи, разве ты не классный парень?

В знак согласия Коджак еще сильнее завилял хвостом.

- Можешь перекатиться на спину? Умри, парень. Перекатись на спину. Коджак повиновался. Стью озабоченно посмотрел на повязку, наложенную

Диком Эллисом. По краям он мог видеть глубокие царапины, которые, без сомнения, под повязкой были еще глубже. Кто-то напал на него, и этот кто-то не был другой бродячей собакой. Собака вцепилась бы ему в глотку. Может быть, это были волки? Но как он сумел от них уйти? Как бы то ни было, ему здорово повезло, что его внутренности остались при нем.

Глен снова вышел на веранду.

- Тот, кто напал на него, чуть не выпустил ему кишки, - сказал Стью.

- Раны были глубокими, и он потерял много крови, - согласился Глен. - Я не могу избавиться от мысли, что в этом есть и моя вина.

- Так Дик говорит, это были волки?

- Волки или койоты... но он считает, что койоты вряд ли смогли бы нанести такие серьезные раны, и я согласен с ним.

Стью похлопал Коджака по брюху, и Коджак перекатятся обратно.

- Как это получилось, что все собаки подохли, а волки остались?

- Мы этого никогда не узнаем, - сказал Глен. - Точно так же, как и то, почему эта чертова эпидемия убила всех людей, кроме нас. Я даже думать об этом не хочу. Я хочу только заготовить большой запас гейсбургеров и сытно его кормить.

- Да. Стью посмотрел на Коджака. - Его здорово потрепали, но причиндалы его в полном порядке - я убедился в этом, когда он перевернулся на спину. Надо нам смотреть, не появится ли где сука.

- Пожалуй, - сказал Глен задумчиво. - Хочешь теплого джина с тоником. Восточный Техас?

- Ну уж нет. А пиво у тебя найдется?

- Баночка где-то завалялась. Правда, тоже теплое.

- Сойдет. - Он пошел за Гленом в дом, но остановился у двери и посмотрел на спящего пса. - Спи крепко, старина, - сказал он Коджаку. - Мы рады, что ты пришел.

Вслед за Гленом он ушел в дом.

Коджаку, который по старой памяти иногда еще думал о себе, как о Биг Стиве (таково было его настоящее имя), снилась Небраска. Из кукурузы к нему направлялись четыре волка. Во время сна он выпускал когти, и лапы его подергивались.

Выдержки из стенограммы собрания

Организационного Комитета, состоявшегося 17 августа 1990 года

"Собрание было проведено в доме Ларри Андервуда на Сорок Второй улице. Присутствовали все члены комитета.

Первым обсуждался вопрос о завтрашних выборах постоянного комитета Боулдера. Слово было предоставлено Фрэн Голдсмит.

Фрэн: "И Стью, и я согласились на том, что лучший способ быть избранным в постоянный комитет заключается в том, чтобы Матушка Абагейл поддержала весь наш список. Но теперь нам придется действовать иначе. Я не собираюсь предлагать вам какие-нибудь недемократические средства, но я хочу еще раз подчеркнуть, что каждый из нас должен быть уверен, что найдутся люди, которые выдвинут и поддержат его кандидатуру. Разумеется, мы не можем выдвигать и поддерживать друг друга - это будет слишком похоже на мафию".

Глен: "Мы снова начинаем обсуждать проблемы морали, и хотя я уверен, что для всех нас эта тема исполнена неиссякаемого очарования, мне хотелось бы забыть о ней на ближайшие несколько месяцев".

Потом Глен сказал, что хочет выступить перед комитетом по вопросу разведчиков, или шпионов, или как их еще назвать, но он предлагает провести заседание по этому вопросу девятнадцатого числа. Стью спросил, почему нельзя сделать это сейчас.

Глен: "Потому что девятнадцатого числа кого-то из нас может здесь не оказаться. Кого-то могут забаллотировать. Конечно, это маловероятно, но никто не знает, как поведет себя большая группа людей, если их собрать в одном месте. Нам следует быть максимально осторожными".

Было единогласно решено встретиться девятнадцатого числа - уже в качестве Постоянного Комитета - и обсудить проблему разведчиков... или шпионов... или как их еще назвать.

Стью было предоставлено слово по третьему вопросу, связанному с Матушкой Абагейл.

Стью: "Как вы все знаете, она ушла по своим собственным причинам. В записке написано, что она уходит на некоторое время, что означает довольно неопределенный срок, и что она вернется, если на то будет Божья воля. Все это внушает не слишком большие надежды. Мы искали ее уже три дня и не обнаружили никаких следов. Мы не собираемся тащить ее насильно в город, если она не захочет, но если она лежит где-нибудь со сломанной ногой или без сознания, то это совсем другая ситуация. Часть проблемы заключается в том, что нас слишком мало, чтобы обыскать все заросли в округе. Но другая часть проблемы имеет отношение к тому же, что замедляет нашу работу на электростанции. Речь идет об отсутствии организованности. Поэтому я прошу вашего разрешения внести в повестку дня завтрашнего митинга пункт об организации поисковых работ. И я хотел бы, чтобы ответственным за поиски был избран Гарольд Лаудер, так как идея эта изначально принадлежит ему".

Глен сказал, что, по его мнению, через неделю от поискового отряда вряд ли придется ждать особо утешительных новостей. В конце концов, леди, о которой идет речь, уже исполнилось сто восемь лет. Комитет согласился с этим соображением, а потом единогласно проголосовал за предложение Стью. Точности ради я должна добавить, что прозвучало несколько возражений против кандидатуры Гарольда Лаудера... но, как указал Стью, это была изначально его идея, и не поставить его во главе поискового отряда - это все равно что дать ему пощечину.

Ник: "Я снимаю свое возражение против кандидатуры Гарольда, но не отказываюсь от сомнений общего порядка. Просто он мне не очень нравится".

Ларри Андервуд предложил закончить собрание. Ральф поддержал его.

Принято единогласно. Фрэнсис Голдсмит, секретарь."

На следующий вечер на митинг пришли почти все, и впервые Ларри Андервуд, пробывший в Свободной Зоне только одну неделю, получил представление о том, насколько многочисленным становилось сообщество. Зал в парке Чатакуа был полон. Часть людей даже сидела в проходах, а некоторые стояли сзади. Впервые за то время, что он пробыл в Боулдере, весь день шел дождь. Мелкие капельки повисли в воздухе, и даже сквозь шум, производимый шестьюстами людьми, можно было слышать тихий шорох дождя. Внутри громче всего было слышно постоянное шуршание бумаги. Люди разглядывали отпечатанные на мимеографе повестки дня, которые лежали на двух карточных столиках, поставленных у самого входа.

Повестка дня гласила:

СВОБОДНАЯ ЗОНА БОУЛДЕРА

Повестка общего митинга

18 августа 1990 года

1. Зачтение и ратификация Конституции Соединенных Штатов Америки.

2. Зачтение и ратификация Билля о правах.

3. Избрание Постоянного Комитета из семи человек для управления Свободной Зоной Боулдера.

4. Наделение правом вето Абагейл Фримантл по кругу вопросов, перечень которых определят представители Свободной Зоны.

5. Создание Похоронного Комитета по крайней мере из двадцати человек для захоронения жертв эпидемии супергриппа в Боулдере.

6. Создание Комитета по Энергетике по крайней мере из шестидесяти человек, задачей которого будет возобновление подачи электроэнергии до холодов.

7. Создание Поискового Комитета по крайней мере из пятнадцати человек, задачей которого будет определение местонахождения Абагейл Фримантл, если это окажется возможным.

Стью прошел через сцену к кафедре, и его красный свитер и синие джинсы ярко сияли в неровном свете ламп, работавших от генератора, установленного Бредом Китченером и частью его команды. Где-то в центре зала раздались аплодисменты, и Ларри цинично предположил, что они были организованы Гленом Бэйтменом. Но в конце концов, это неважно. Первые жидкие хлопки переросли в громовую овацию. Стью остановился у кафедры, и на лице у него появилось слегка удивленное выражение. К аплодисментам присоединились крики одобрения и пронзительный свист.

Потом весь зал встал на ноги, и раздались крики: "Браво! Браво!" Стью поднял руки вверх, но овация не только не прекратилась, но стала раза в два громче. Ларри искоса глянул на Люси и увидел, что она неистово аплодирует. Взгляд ее был обращен на Стью, а на губах ее блуждала зыбкая, но радостная улыбка. Она плакала.

Бреду и Ральфу удалось подсоединить к генератору и микрофон. Стью попытался заговорить, но голос его утонул в гуле непрекращающейся овации.

- Леди и джентльмены, не могли бы вы занять свои места...

Но они не могли. Грохот не прекращался. Ларри почувствовал боль в руках и опустил взгляд вниз. Он увидел, что аплодирует так же неистово, как и остальные.

- Леди и джентльмены...

Мы аплодируем сами себе, - подумал Ларри. - Мы аплодируем тому, что мы здесь, что мы живы, что мы вместе. Может быть, мы приветствуем свое новое коллективное "я". Здравствуй, Боулдер.

- Леди и джентльмены. Я был бы вам очень благодарен, если бы вы заняли свои места.

Аплодисменты понемногу стали стихать.

- Я рад, что вы пришли сюда, - сказал Стью. - Я и сам рад тому, что я здесь.

В микрофоне раздались завывания, и Стью пробормотал: "Проклятая штука". Его бормотание отчетливо разнеслось на весь зал. По рядам прошла рябь смеха, и Стью покраснел.

- Наверное, нам всем придется заново привыкать к этому оборудованию,

- сказал он, и это вызвало новый взрыв аплодисментов. Когда в зале восстановилось спокойствие, Стью сказал: - Для тех, кто не знает меня, я представлюсь. Меня зовут Стью Редман, я родился и жил в городе Арнетт в Восточном Техасе. - Он прочистил горло. - Я очень нервничаю, так что извините меня...

- Извиним, Стью! - завопил Гарри Данбертон, и в зале засмеялись. Как на загородном пикнике, - подумал Ларри. - Сейчас они запоют гимны. Собственно говоря, если бы Матушка Абагейл была здесь, они давно бы уже запели.

- В последний раз столько людей смотрели на меня, когда наша маленькая, но дружная средняя школа пробилась в серию "плэй-офф" по футболу, но тогда помимо меня у публики был еще двадцать один парень, на каждого из которых она могла глазеть, не говоря уже о девочках в мини-юбках.

Раздался взрыв искреннего хохота.

- Во-первых, я должен объяснить вам, откуда взялся временный Организационный Комитет, и как я там оказался. Нас было семеро человек. К нам и пришла идея этого митинга, чтобы мы могли хоть как-то организоваться. Нам предстоит много работы, а пока я хотел бы предоставить вам остальных членов нашего комитета, и я надеюсь, что часть своих аплодисментов вы приберегли и для них. Во-первых, мисс Фрэнсис Голдсмит. Вставай, Фрэнни, и покажись им, как ты выглядишь в своем платье.

Фрэн встала. На ней было надето красивое зеленое платье, а на шее висело скромное жемчужное ожерелье, которое в старые времена стоило тысячи две долларов. Ей бешено зааплодировали.

Фрэн села, красная от смущения, и прежде чем аплодисменты окончательно затихли, Стью продолжил:

- Мистер Глен Бэйтмен из Вудсвилля, Штат Нью-Хемпшир.

Глен встал, и аплодисменты возобновились с прежней силой.

Ларри был представлен предпоследним, и он встал, чувствуя, как Люси улыбается ему. Когда-то, - подумал он, - в прежнем мире, такие аплодисменты доставались человеку, который завершал концерт какой-нибудь песенкой вроде "Крошка, поймешь ли ты своего парня?"

Последним был представлен Ник, и аплодисменты в его честь оказались самыми громкими и продолжительными.

Когда они наконец затихли, Стью сказал:

- Это не записано в повестке дня, но почему бы нам не начать с исполнения государственного гимна? Надеюсь, мы все помним слова и мелодию.