починить каблук, придется молотком стучать, а у тебя уже все спят, и вряд ли
найдется подходящий клей, гвозди. Тебе ведь жалко босоножки.
поставить. Это смешно в самом деле. Я же не ребенок и далеко не Дюймовочка.
ковыляла еле-еле, опираясь на его плечо.
состоял из одинаковых девятиэтажных панельных домов.
переулок в старом микрорайоне, среди старых, в основном дореволюционных
строений, тоже был чем-то вроде маленьких вставных челюстей.
было. Когда он вытащил ключи и открыл дверь, Вере стало не по себе. Ей вдруг
захотелось убежать, казалось, переступив порог его квартиры, она переступит
что-то важное и серьезное в себе самой. Она не понимала, хорошо это или
плохо, а может, вообще - прекрасно, и не надо бояться.
войдет в квартиру, значит... А почему, собственно, это должно что-то
значить?
Заходи, не стесняйся.
властно и усадил в кресло.
прямо из комнаты. Совсем мало мебели, только журнальный столик, маленький
переносной телевизор, два кресла, широкая низкая тахта, покрытая клетчатым
пледом, маленький полированный шкаф образца шестидесятых. Квартира
показалась Вере какой-то странной, нежилой.
- так спокойно выложил в ресторане две сотни долларов, а живет почти в
нищете. Может, он эту квартиру снимает? Может, у него вообще есть жена,
дети, а сюда он заманивает таких вот дурочек, как я?"
мысли, сказал Федор, - я не люблю этот дом. Стараюсь бывать здесь как можно
реже. Только ночую.
босоножек. Потом стал осторожно прощупывать ее щиколотку и ступню.
сделаем спиртовой компресс. В общем, ничего страшного. Какая у тебя
маленькая ножка, совсем детская. - Он держал ее ногу в ладонях и вдруг
припал губами, стал медленно целовать каждый палец, подъем, щиколотку.
такое бывает, в кино видела. Стас Зелинский так никогда не делал. Его ласки
были грубоваты, всегда немного ленивы и снисходительны. А других мужчин
Верочка не знала.
лучше... - тихо сказала она.
ее голым ногам. Легкое крепдешиновое платье застегивалось спереди на
множество мелких пуговок. Он стал медленно расстегивать одну за другой.
магнетизм, - мелькнуло в голове у Веры, - я же ничего к нему не чувства, он
совершенно чужой человек..."
поплыла в горячей, нежной невесомости, чувствуя себя то ли ангелом в
небесах, то ли кроликом, разомлевшим под взглядом мускулистого удава.
Глава 19
материалах предварительного расследования ему была знакома почти каждая
строчка. За строчками стояли бессонные ночи, калейдоскоп лиц, допросы,
слезы, мертвые глаза родственников убитых зверской бандой Сквозняка.
сколько пешком пройдено, и все - тупики. Как тогда, так и сейчас. Ничего не
изменилось.
Между прочим, этим своим поступком он как бы сам о себе сообщил. Другое
дело, Клятва мог кое-какие подробности добавить. А теперь все. Ищи ветра в
поле, ищи Сквозняка. Такое ощущение, что этот человек возник из воздуха,
воздухом питается, нигде не живет, ни с кем не спит. Нет у него никаких
связей. Целый штат агентов-информаторов занимался его связями. Ничего
выявить не удалось. Но ведь было что-то, какие-то были зацепки. Пусть они
вели в тупики.
документы. Все давно разработали, не осталось белых пятен. Совсем не
осталось.
знакомых, ни родственников, ни женщин. Такое возможно. Однако воздухом
питаться нельзя. Даже если ты - Сквозняк. Деньги все равно нужны, чтобы
столько времени находиться в бегах. Кто-то должен давать ему деньги.
Казначея банды так и не вычислили тогда. Было на эту почетную должность
несколько кандидатов-фигурантов, но все отпали. Сами бандиты уверяли, что
его вообще не было, казначея. Однако они могли иметь свою корысть... А
может, и правда не было казначея?
семью убитой, узнал взятую из квартиры вещь. Старинные золотые
часы-луковицу.
Николаевичу Клименко. В рядах оперативников звонок этот вызвал короткий
переполох. С тем, кто сдал часы в комиссионку, пусть это трижды подставное
лицо, говорящий попугай, можно работать. Но Клименко с самого начала отнесся
к тем часикам несерьезно. Ну не может такая вещь в комиссионке на Арбате
просто так лежать. Слишком это просто.
Серафима Всеволодовна. Вещь была ее собственная, по наследству досталась.
Два свидетеля это подтвердили. А парнишка обознался. Мало ли похожих вещей,
пусть даже старинных и редких?
Серафима Всеволодовна оказалась действительно круглой сиротой. Никто в гости
к ней не ходил. В коммунальной квартире такие вещи точно знают. Разве что
изредка навещал двоюродный племянник, седьмая вода на киселе. С племянником
познакомились - тоже на всякий случай. Тихий, скромный снабженец макаронной
фабрики, жил от зарплаты до зарплаты, ботинки до дыр донашивал, костюмчик от
старости лоснился. В общем, опять тупик.
пожалел денег на безделушку. Видно, верил - из его квартиры вещь.
сплетня. У одной из соседок арбатской сироты имелся брат,
искусствовед-пенсионер восьмидесяти двух лет. К тому времени, когда шло
расследование, старичка уже полгода как не было в живых. Соседка
рассказывала, будто Серафима носила к нему какую-то картинку, чтоб поглядел,
подлинник или подделка. И картина эта якобы произвела на старика
неизгладимое Впечатление. При встрече он поведал сестре, что совсем недавно
держал в руках бесценный подлинник Шагала витебского периода.
квартир. Его подробно описали родственники убитых, даже репродукцию
предоставили, специально пересняли из подарочного альбома.
порхающей парочкой и улыбающейся кошкой в глаза не видела, к искусствоведу
носила обрывок старинного гобелена. А проверить нельзя было - ни тогда, ни
тем более сейчас.
единственный племянник на похороны не пришел, в командировке был...
усопшей арбатской сироты, со скромным снабженцем макаронной фабрики,
господином Головкиным Ильей Андреевичем. К двум зыбким звеньям, к старинным
часам и подлиннику Шагала, вдруг как-то само собой прицепилось третье звено.
Один из членов банды, правда не из тех, кого взяли, а убитый Сквозняком за
наркотики, работал когда-то, очень давно и недолго, экспедитором на
макаронной фабрике в Сокольниках. Тогда, три года назад, это сочли
совпадением. А вернее, просто не обратили внимания...
ему задаст вопросы, а главное - какие надеется услышать ответы. Однако
поговорить хотелось.
покойного вора в законе Захара. Их многое должно связывать. К чужому
человеку не ходят на могилу. Возможно, именно из детства Сквозняка тянется
эта трогательная привязанность к покойному вору в законе.
могилу, вопреки всякой логике. Знает, что рискует, и все равно - ходит. Вот
и сейчас именно там появился. Но свидетеля сразу замочил.
только, что Захар таскал с собой в середине семидесятых шустрого пацана лет
десяти-двенадцати. Однако что это был за пацан, откуда взялся и куда потом
делся, осталось тайной. Слишком много лет прошло.