Чтение 46–й страницы книги ~Дорога скорби~

человек знает, что он здесь?

-- Мои телохранители, -- сказал Йоркшир. -- Они привели его.

Лорд Тилпит сообщил самое неприятное известие:

-- Это съемочная группа сказала Оуэну, что в здании видели Сида Хол-
ли.

-- Телевизионщики!

-- Они хотели взять у него интервью. Миссис Доув обещала сказать им,
что он ушел.

-- Миссис Доув!

Если Эллис встречался с миссис Доув, он должен был знать, как знал я,
что ради Йоркшира она не станет лгать. Миссис Доув меня видела и так об
этом и скажет.

-- Видела ли миссис Доув его привязанным к этому креслу? -- с яростью
спросил Эллис.

-- Да, -- слабо выговорил Тилпит.

-- Вы идиоты... -- Эллису не хватало слов. Затем он прямо сказал: --
Ну тогда вы не можете убить его здесь.

-- Убить его? -- Тилпит не мог поверить своим ушам. Все его лицо
вспыхнуло. -- Я не... вы говорите об убийстве?

-- Да, милорд, -- сухо сказал я. -- Именно так. Они думают о том, что
вас посадят за решетку как соучастника. В каталажке вам понравится.

Я хотел только показать Тилпиту чудовищность того, что предлагал Эл-
лис, но сделал ошибку, разозлив этим Йоркшира.

Он шагнул вперед и пнул мою искусственную руку с такой силой, что она
пролетела через всю комнату и ударилась о стену. Потом я увидел сам удар,
но не смог повернуть голову, чтобы уклониться от него. Тяжелый гаечный ключ
ударил меня по скуле и рассек кожу, но на этот раз не оглушил.

У Оуэна Йоркшира совершенно отказали тормоза. Возможно, что именно
мой вид -- без руки, с кровью на лице, неспособного защищаться -- довершил
дело. Он снова поднял руку с ключом, и я увидел на его лице злобу и неумо-
лимое стремление убить. Я ни о чем особенном в тот миг не думал, и потом,
это казалось странным.

Остановил его Эллис. Эллис перехватил опускавшуюся руку и дернул Йор-
кшира в сторону, так что, хотя тяжелое орудие и рухнуло вниз, оно все же не
попало по мне.

-- Безмозглый идиот! -- крикнул Эллис. -- Я же сказал -- не здесь. Вы
сошли с ума. Слишком много людей знают, что он был тут. Вы хотите забрыз-
гать его кровью и мозгами весь свой новенький ковер? С тем же успехом може-
те залезть на крышу и покричать об этом. Придержите свой проклятый темпера-
мент и найдите, чем перевязать рану.

-- Что?

-- Что-нибудь, чтобы остановить кровь. Вы что, совершенно рехнулись?
Когда он не вернется к тем, кто его ждет, сюда нагрянет полиция и станет
искать его. Съемочная группа! Миссис Доув! Вся эта проклятая страна! Если
вы прольете здесь хоть каплю его крови, получите двадцать пять лет.

Йоркшир, сбитый с толку натиском Эллиса, угрюмо сказал, что никаких
бинтов здесь нет. Верни Тилпит предложил носовой платок -- белый, чистый,
вышитый коронами. Эллис выхватил у него платок и прижал к моей щеке. Я за-
думался, смогу ли при любых обстоятельствах, даже ради спасения жизни,
умышленно убить его -- и так и не нашел ответа.

Эллис убрал платок, посмотрел на красные пятна на белом и прижал его
обратно.

Йоркшир расхаживал вокруг, помахивая гаечным ключом, как будто его
дергали за веревочки. Тилпит выглядел совершенно несчастным. Я мрачно раз-
думывал о своем возможном будущем, а Эллис, убрав платок и критически ос-
мотрев мою щеку, заявил, что кровотечение почти остановлено. Он вернул пла-
ток Тилпиту, который запихал его в карман, затем отобрал у Йоркшира гаечный
ключ и велел ему остыть и составить план.

Планирование заставило их выйти и закрыть за собой дверь. Верни Тил-
питу как минимум не нравилось оставаться со мной наедине, и он смотрел в
окно, только чтобы не смотреть на меня.

-- Развяжите меня, -- с силой сказал я. Без результата. Он даже не
показал, что слышит меня.

-- Как вы сами впутались в это дело? -- спросил я.

Ответа не было. Я попробовал еще раз:

-- Если я свободно выйду отсюда, я забуду, что вообще вас видел.

Он обернулся, но встал спиной к свету, и мне не были видны его глаза
за стеклами очков.

-- У вас и в самом деле крупные неприятности, -- сказал я.

-- Ничего не случится.

Хотел бы я ему верить.

-- Должно быть, вам это показалось вполне безопасным -- использовать
свою газету для того, чтобы высмеивать кого-то неделю за неделей. Что вам
сказал Йоркшир? Спасти Эллиса любой ценой. Ну так это вам дорого встанет.

-- Вы не понимаете. Эллис невиновен.

-- Я понимаю, что вы по самую свою благородную шею в дерьме.

-- Я ничего не могу сделать. -- Он волновался, был несчастен и совер-
шенно беспомощен.

-- Развяжите меня, -- настойчиво повторил я. Он заколебался. Если бы
он был способен принимать разумные решения, он не позволил бы Йоркширу ис-
пользовать себя, но он был не первый и не последний богатый человек, кото-
рый сослепу оступался прямо в болото. Он не мог напрячь мысли и попытаться
спасти себя, отпустив меня, и возможность неизбежно была упущена.

Эллис и Йоркшир вернулись, и ни один из них не смотрел мне в глаза.
Плохой знак. Посмотрев на часы, Эллис сказал:

-- Подождем.

-- Чего? -- неуверенно спросил Тилпит.

К неудовольствию Эллиса, Йоркшир ответил:

-- Телевизионщики еще собираются. Они уедут минут через пятнадцать.

Тилпит посмотрел на меня, все его тревоги были написаны у него на ли-
це.

-- Отпустите Холли, -- попросил он.

-- Конечно, чуть погодя, -- успокоил его Эллис. Йоркшир улыбнулся. Я
бы предпочел, чтобы он злился.

Верни Тилпит отчаянно хотел в этом убедиться, но даже он мог понять,
что если бы меня собирались отпустить, то ждать было бы незачем.

Эллис все еще держал в руке гаечный ключ. Воспользуется ли он им, по-
думал я. Прольет ли мою кровь? Я не был уверен. А точнее, сможет ли он лич-
но убить меня, чтобы спасти себя? До каких пределов доходит дружба? Создает
ли она какие-нибудь табу? Или я, обвинив его во зле, сам разорвал сдержи-
вавшие его внутренние "цепи"? Он хотел все исправить. Он хотел ранить меня,
как только сумеет. Но убить... Я не знал ответа. Он обошел вокруг меня.

Время замерло. Был момент, когда можно было просить пощады, но я не
мог. Решение, что бы я ни сказал, было за ним.

Он встал справа от меня и выдохнул:

-- Вольфрам.

Вода, подумал я, у меня по жилам течет вода. Внезапно он обхватил мою
правую кисть и яростно провел по руке вверх.

Я выдернул руку из его пальцев, и без всякого предупреждения он уда-
рил меня ключом по запястью. В последовавший за тем миг оцепенения он вло-
жил мою руку в открытый захват ключа и закрутил винт. Он продолжал закручи-
вать его, пока захват не перестал сходиться, стиснув мое запястье и сдавив
кровеносные сосуды, нервы и связки, зажав кости.

Ключ был тяжелым. Он уравновесил его ручку на подлокотнике кресла, в
котором я сидел, и держал так, что моя кисть была на одном уровне. У него
были две сильные руки. Он продолжал закручивать винт.

-- Эллис, -- сказал я. Это был протест -- не от ярости или даже стра-
ха, но просто от того, что я не верил, что он может сделать то, что делает.
Это было сожаление о прежнем Эллисе, подобное тяжкой скорби.

Несколько секунд он всматривался в мое лицо с выражением внимания...
и стыда. Потом эти чувства ушли, и вернулась сосредоточенность на жестоком
удовольствии.

Это было странно. Казалось, что он впал в какой-то транс, как будто
не было ни офиса, ни Йоркшира, ни Тилпита, как будто существовало только
одно -- холодные стальные тиски, сжимающие кисть, и сила, с которой он мо-
жет их сжать.

Я думал: если бы это был не гаечный ключ, а секатор, если бы в захва-
те были не плоские поверхности, а лезвия, мой ночной кошмар превратился бы
в реальность. Я закрылся от этой мысли и похолодел. И вспотел одновременно.

Я думал: то, что я читаю на его лице, -- это расцветшая пышным цветом
пагубная привычка, не жестокое удовлетворение, которое он испытал, содрав
оболочку с искусственной руки, а греховное завершение того, что началось с
отрезания копыт.

Я коротко взглянул на Йоркшира и Тилпита, увидел застывшее на их ли-
цах бездонное удивление и понял, что до этого момента они не верили в вину
Эллиса.

Моя кисть горела огнем. Заныла сломанная локтевая кость.

-- Эллис, -- резко сказал я, чтобы он очнулся. Он закрутил винт еще
на оборот.

-- Эллис, -- позвал я. -- Эллис.

Он выпрямился, едва взглянув на пятнадцать дюймов нержавеющей стали,
которые нелепо торчали в сторону. Он привязал ключ к подлокотнику кресла
упаковочной лентой, взятой со стола, и отошел к окну, не сказав ни слова,
так и не придя в себя.

Я попытался высвободиться из захвата гаечного ключа, но моя рука была
слишком слабой, а зажим слишком тугим. Мне было трудно думать. Рука стала
синевато-серой. Мелькнула мысль о сломанной кости и бездонный страх, что,
если повреждение зайдет слишком далеко, я могу потерять руку. Обе руки. О
Господи.

-- Эллис, -- снова позвал я, на этот раз тише. Просьба к нему: вер-