в ручеек. Эта Нимфа не пожелала меняться и сохранила женский облик. И совсем не
сопротивлялась. А потом, после объятий там, на берегу, она поцеловала гения на
прощание.
клянусь, я не был груб. Слово гения. Я говорил ей: "Не надо убегать, моя Нимфа,
от меня никуда не денешься". Ведь я - гений Империи, воплощение власти. Разве
мне может кто-то противиться? Но я бы никогда не стал преследовать смертную.
Откуда мне было знать, что Сервилия так похожа на Нимфу... - он замолчал.
твердя об изнасиловании. На самом деле она переспала с первым встречным. Может
быть, она даже знала, что ее любовник - гений, и ей это льстило. Развратная
тварь! Она так ловко строила из себя невинную жертву!
рассказать другим.
Иначе твои собратья убьют мою девочку!
улететь, он обернулся и проговорил:
никто не сможет его спасти. Даже боги. - Он еще немного помедлил, прежде чем
взмыть в небо,- И последний совет: найми охранников, минимум человек пять.
Заплати щедро. Чтобы их никто не мог перекупить.
другого от гения Империи - государства солдат, торговцев и адвокатов.
Элий рванулся вверх, в синее небо, где легкое кружево облаков все время меняло
свой узор. Он мчался вверх и вверх, будто боялся куда-то не успеть. Когда же
наконец остановился и глянул вниз, то вместо обычного летнего пейзажа,
виноградников, садов и дубовых рощ увидел контуры полуострова, омываемого синими
водами морей. Светло-зеленые поля и темно-изумрудные рощи казались отсюда лишь
квадратиками, подернутыми синей дымкой. Он удивился тому, что может дышать на
подобной высоте, а потом вспомнил, что дыхание ему больше ни к чему и он умер.
Вернее, тело его умерло, а сам он пребывает здесь.
с сиянием исходила тревога - Элий чувствовал ее так же отчетливо, как его тело
прежде ощущало жар солнечных лучей в полдень. Еще один гений, но прежде Элий
никогда его не видел. Неведомый летун не принадлежал ни одному из гладиаторов.
Дух Элия хотел умчаться быстрее ветра - ибо сейчас он мог мчаться быстрее ветра,
- но крик гения заставил его остановиться. В оклике не было угрозы или
ненависти, но лишь просьба. И даже мольба. Странно только, что гений обращался
таким тоном к человеку. Вернее, к его душе.
найдут ее раньше, все будет кончено.
показалась ему более чем странной.
но вполне допустимым. И гений Империи не обижался на подобную дерзость.
жизнь. Найди ее как можно скорее и спаси.
самообладание? Тем более - гению Империи. Духу Элия сделалось смешно.
стереть проклятую фразу в книге! Запомни! Стереть надпись! Или Рим перестанет
существовать! Одна фраза убьет Империю... Скорее... - кричал гений. - Скорее!
грудь). Земля понеслась навстречу все быстрее и быстрее, будто ускорение
свободного падения возросло втрое. Элия сплющивало неодолимой, силой, и давление
это было непереносимо, как выбор между служением злу и смертью...
нехотя, как заржавевший механизм, сделало первый удар, а губы судорожно втянули
воздух. Элий открыл глаза. Рядом на коленях стоял человек и, положив руки ему на
грудь, налегал ладонями на ребра. Его спаситель одет был почти так же, как Элий
- в синюю тунику. Он даже приколол на плечо значок Пятой центурии фермеров
Кампании, но, несмотря на эту комедию, Элий сразу узнал его узнал. Да и как не
узнать - именно он вез Элия в машине "скорой", прижимая к лицу раненого
кислородную маску. Сирена над их головами визжала истошно, как ягненок под ножом
на алтаре, а впереди неслась, разбрызгивая синие огни, машина сопровождения,
расчищая "скорой" дорогу от Колизея к Эск-вилинской больнице.
Лентула.
настойчиво придавил его плечи к мостовой. - Ты, как всегда, оказался в нужном
месте и в нужный час.
пальцев ты видишь? - Кассий показал ему два пальца.
хотят убить... - Элий повернул голову. Автомагистраль была пуста. Над
раскаленным покрытием дрожало марево горячего воздуха. И Элий подумал, что его
жизнь точно так же неустойчива и искажена. - Меня оставили на время в покое,
решив, что я мертв. Но душа вернулась в тело, и они не замедлят возобновить
погоню.
собственный гений.
поволок к машине.
места, как колесница на состязаниях в Большом Цирке. Интересно, кто сегодня
выиграет - "зеленые" или "белые"?*
коли хочешь быть моим медиком и сломать вместе со мной шею.
обсаженную высоченными кипарисами. Полосы яркого солнечного света сменялись
пятнами густой лиловой тени. Свет то вспыхивал, то гас, будто надежда сменялась
отчаянием и тут же возрождалась вновь. Элий не замечал, что его собственная аура
так же вспыхивает и гаснет. Элию стало казаться, что Кассий сможет его спасти.
спустился в атрий и поинтересовался, не оставлял ли кто-нибудь на его имя
записки с подписью "Нереида". Служитель тут же подал Веру записку. Макрин желал
его видеть на Авентинском холме у подножия статуи Либерты.
молодежи. Даже в самый поздний или в самый ранний час здесь можно было встретить
длинноволосых бородатых молодых людей и девушек в облегающих брючках и
красно-желтых коротеньких туниках. На груди у некоторых были приколоты бронзовые
значки активистов Авентинской партии. Здесь про- ^| давались крошечные книжонки
по два асса за штуку, дешевое пиво из Нижней Германии, фотографии статуи
Либерты, соленые орешки, засахаренные финики и флейты по пять сестерциев за
штуку. Здесь никогда не унывали - пели всю ночь напролет и шутили. Там и здесь
звучали испанские кифары. Молодой человек со значком Авентинской партии тащил
каждого встречного к мраморному алтарю, установленном на том самом месте, где
Гай Гракх, убегая с Авентина, подвернул ногу. Авентинец схватил за руку и Вера,
тоже повел его к алтарю, на котором лежали живые цветы.
Либерты каждый день стирал губкой сделанные на постаменте Свободы надписи, но
назавтра они появлялись вновь. Говорили, что Либерте нравятся эти рисунки -
здесь же у торговки за пару ассов всегда можно было купить цветные мелки.
Вечером каменный постамент Либерты пестрел карикатурами на Руфина, сенаторов,
консулов и префектов. Здесь была представлена вся портретная галерея римской
элиты. Вер нашел свое собственное изображение с бычьей шеей, рельефными
мускулами и крошечной головой. Коричневый цвет рисунка придавал гладиатору
сходство с минотавром.
желание", - гласила надпись.
проверяя, на месте ли его ступни. Разумеется, сандалии были пусты.
восклицал нарисованный Элий.