судорог. Ливьен посмотрела на Лабастьера, и ей стало страшно. Ее сын стоял,
привалившись спиной к стене и прижимая ладони к вискам. Его лицо, искаженное
болезненной гримасой, было белым, как снег предгорий...
сообщил:
чадом. Рамбай объяснил. Лабастьер уже оправился от болевого шока:
самки научились...
При появлении Вальты - стрелять, не вступая в переговоры. До того, как тот
произнесет хоть слово!
межвидовая борьба...
объяснил Рамбай:
оплодотворив всех самок. Но родились только маака - враги ураний. Жрец предан
своему племени, он мудр и умеет убеждать. Там, где он появляется, самки помогают
ему убивать собственных детенышей. Z Ливьен вспомнила слова Шаллы о том,
что она любит Первого лишь тогда, когда забывает, что он - маака...
личинки - телепаты. Если бы не это, в живых к утру не осталось бы ни одного.
неподвижно сидящую на корточках перед задушенной гусеницей. Она не отвечала на
вопросы Рамбая, и тот вскинул карабин.
чужих.
выстрелить. Ливьен видела, как трудно самцам сделать необходимое. И она взяла
это на себя. Очередь ее искровика успокоила совесть матери-убийцы.
гнезд они обнаружили жреца и его жену. Но сначала они увидели перед дуплом двух
самцов с луками на изготовку. Рамбай не стал дожидаться, когда они выстрелят, и
почти бесшумно уложил обоих лезвиями махаонского карабина. Не было сомнений в
том, что Вайла именно тут. Так и оказалось. Он был безоружен. Вскочив с колен,
он уставился на маака с беспомощной ненавистью во взоре.
полемику. Без суда и следствия они превратили его, Санану и несчастную мать
убитого малыша в мешки, нашпигованные пулями и махаонскими бритвами,
детоубийство - около трех десятков самок и трое самцов, включая жреца.
ночью. К погребальному костру слетелось все племя. Ливьен испытующе вглядывалась
в лица ураний. Сожалеют ли они о случившемся? Не повторится ли это снова?.. Но
лица их были непроницаемы.
всякому, кто еще посмеет поднять руку на его детей. Но он не произнес ни слова.
карательной акцией маака сумели запугать ураний, то ли не нашлось среди них
бабочки столь же убежденной, авторитетной и сильной духом, как жрец Вальта.
сказочницы Сананы будет с тех пор и до конца жизни преследовать Ливьен в
сновидениях.
все добытое. Они резвились, толстели и росли.
ее любимый внук, Первый - сын Шаллы, спрятавшей свой кокон под их деревом.
последнее время. Ливьен просто ждала.
бабочка. Именно "на свет", ведь Первый был маака, а не ночная урания.
дело поглядывая на него.
сторону, и из отверстия выбрался покрытый слизью юный самец. И был он точной
копией новорожденного Лабастьера.
Он остановил свой взгляд на Ливьен и вдруг произнес:
Ливьен появилось ощущение, что все это - глупый розыгрыш, что из кокона вылез их
взрослый сын. Да ведь и "мамой" он назвал ее, а не Шаллу... (Та же, находясь на
грани истерики, сидела, зажав, чтобы не закричать, рот ладонями, и, раскачиваясь
из стороны в сторону, тупо смотрела на свое чадо.)
осмыслить услышанное.
уже, что самка нужна тебе только для того, чтобы вынашивать плод. Выходит, ты
воспроизводишь сам себя в теле каждой самки! И все вы связаны друг с другом
телепатической связью...
- один-единственный Я в тысячах телесных воплощений. Таким образом я стал
бессмертным и всемогущим.
правда, теперь не нужная.
она испытывала, было сродни брезгливости. - Я не возлягу с тобою на брачное
ложе. Я не могу принадлежать сразу тысячам самцов!
одна личность. Это ли не норма?
одновременно?! Это ты называешь "нормой"?! - Наан потерла виски и произнесла на
тон ниже: - Оставь меня, возлюбленный жених мой, Внук Бога, умеющий быть
везде... Если ты не лгал, то ты ценишь во мне то, что я говорю с тобой искренне
и без страха... Прошу тебя, уйди! - Она вновь сорвалась на крик. - Меня тошнит
от одной мысли о близости с тобой. Мне кажется, я становлюсь грязной только от
того, что ты рядом...
дозволенного. Но вновь Лабастьер оказался выше ее ожиданий.
и поднялся. - Побудь в одиночестве и хорошенько подумай обо всем, что я поведал
тебе... И если пожелаешь, я продолжу свой рассказ. Возможно, ты так возбуждена
от выпитой дозы "напитка бескрылых". Поспи и успокойся. Пока же я займусь
делами; я и так отвлекся от них слишком надолго.
Невест провинции Фоли.
покинул ее обитель. Идея эта была всепоглощающей. Она как будто бы сожгла все
иные думы и стремления и прочно заняла их место... Наан чувствовала, что просто
физически не может больше оставаться тут. Она как будто бы даже привязалась к
императору. Но ведь она не знала... Она не может отдать себя этому многоликому
существу, лишь внешне напоминающему бабочку!
только внутренние коммуникации, но и внешний, выводящий на крышу, выход. Она
могла летать куда захочет и удаляться от цитадели императора на любое
расстояние...
следовавшая за ней. Но Наан, оценив свои способности к лицемерию, пришла к
выводу, что легко сможет перехитрить ее.
Потому что существовал не только вопрос "КАК?", но и вопрос "КУДА?".