мнительность, я вдруг поверила, холодея, что ОН - не плод моей фантазии.
Что ОН действительно может оказаться тем персонажем из рассказа Солля,
вершителем Эгертовой судьбы, неведомым Скитальцем...
сыну в соседнее село, страдает подагрой и не любит невестку...
робость. Чтобы закрепить победу, я улыбнулась шире:
могли бы вы проводить бедную девушку - а то одной очень страшно...
меньшей мере двое... В одиночестве - значит в безопасности.
чуть изменилось - и я с удивлением поняла, что он улыбается:
мне руку - небрежным и одновременно рыцарским жестом, так что мне ничего
не оставалось, как опереться на нее - и мысленно выругать себя за
опрометчивость и нахальство.
крестьяне жгут старье, не то разбойники жгут хутора... Я подскакивала по
дороге рядом со странным незнакомцем, и мысли мои подскакивали тоже - как
телега по разбитым колеям. За один только десяток шагов я успевала
увериться в полной глупости своих догадок - ерунда, не он... А потом,
искоса взглянув на бесстрастное, изрезанное временем лицо, я покрывалась
потом, и ноги становились ватными: "...никто не знает, кто он... Он
заклял... заклял..."
заклятия! Вину-то всегда можно найти... И даже если рядом со мной шагает
просто суровый старик, идущий к сыну, страдающий подагрой, не любящий
невестку... Упаси небо чем-то его задеть или прогневить. Мало ли...
дернулась, что рука моя чуть не соскользнула с его локтя. Уши мои тут же
вспыхнули: надо же так бездарно выдать свой страх!
- зачем человеку имя? Имя дается, чтобы окликать? Эй, ты, такой-то...
Чтобы не путаться, когда кто-то на улице кричит "Эй"?
надеясь, что ответа и не требуется; он вздохнул:
А вот никто не зовет. Нету имени. Забыто.
ничего не означающий ответ.
бегают безымянными.
называет?
Мой спутник неопределенно хмыкнул. И снова наступило молчание. Мы шагали
по дороге, и мир вокруг нас залит был солнцем, и от нагретой земли
поднимался пар. Ножны шпаги мерно ударялись о стариково голенище, и я
подумала, что вооруженным господам привычнее путешествовать верхом.
меня - шагая с ним рядом, я сначала запыхалась, потом взмокла, потом и
охромела; в боку моем нещадно кололо - а он шел себе, размеренно и легко,
равнодушно поглядывая на разлегшиеся вокруг красоты, на зеленеющие поля и
отдаленные рощицы. Я хватала воздух ртом, изо всех сил сдерживая хриплое
дыхание, боясь и пикнуть - а он шел и шел, и я десять раз прокляла минуту,
когда решилась с ним заговорить.
из-за шума в ушах не разобрала ни слова. Не дождавшись ответа, он
обернулся ко мне - и тут же остановился, меряя меня не удивленным, нет -
скорее усталым взглядом.
жалобно улыбнуться.
к обочине и сел на серый, до половины вросший в землю камень.
обочине и уселась чуть поодаль - на свой дорожный узелок.
попытаться стоит.
- и встретилась с безучастным взглядом прозрачных глаз.
Попытайся.
острым коленом и уселась на эфес шпаги. Не глядя на меня, он смотрел в
небо, и ноздри его раздувались и трепетали:
когда некому звать...
отправился дальше; я сидела на своем узелке и потрясенно глядела ему
вслед.
позволила ему найти в заброшенной Башне единственно нужную ему комнату и
совершенно случайно обнаружить тайник? Только ли удача подбила его
заговорить со старым сумасшедшим? Случай ли навел его на обиталище пекаря,
бывшего в свое время служителем Трактаном? И вот опять - а удача ли, что в
совсем другом месте на другой улице отыскалась мясная лавка, хозяина
которой зовут именно так, как звали еще одного Фагиррового сподвижника?
сумасшедший, ни пекарь не смогли объяснить Луару, зачем двадцать лет назад
Орден Лаш вызвал из могилы всеобщую погибель, поголовную смерть от Черного
Мора, и зачем Фагирре нужен был Амулет Прорицателя. Луар не мог постичь
мотивы священного привидения - которые с таким же успехом могли быть
мотивами самого Магистра... Либо Фагирры, который почему-то страстно желал
заполучить медальон... Либо еще кого-нибудь, о котором Луар ничего не
знал.
Луар вошел, с трудом отворив покосившуюся дверь; в лавке никого не было,
только сочилось кровью надетое на крюки мясо да слепо смотрела с железного
прута отрубленная телячья голова.
поймал себя на равнодушии - голова, раньше вызвавшая бы у него страх и
отвращение, теперь казалась такой же деталью обстановки, как, скажем,
стоявший в углу пустой бочонок.
приглушенное ругательство, и мясник, низкорослый и плечистый, как дубовый
шкаф, вынырнул из темной двери за прилавком:
ладони носили следы тяжелой работы, но лицо вовсе не казалось тупым и
равнодушным, какими, по мнению Луара, должны были быть лица всех мясников.
Это было нервное озлобленное лицо сильного и страдающего человека.
вашего старого знакомого, который ныне, увы, мертв. Я хотел бы поговорить
с вами о моем отце.
"Мясо"! Я продаю мясо, а не болтаю языком, так что покупайте грудинку или
убирайтесь...
внимательно и прикусите язык, милейший, иначе на ваше "Мясо" обрушатся
несметные неприятности.
ниже Луара - но вдвое шире, и каждый кулак его казался немногим меньше
этой самой Луаровой головы:
улице, но только с выбитыми зубами! Я тебе...
сузившиеся глаза, и родившееся в них УЗНАВАНИЕ воспринял уже как должное.
Ну что делать, если все они его узнают?!
вернулся за прилавок. Спросил обычным голосом:
прилавок. - Вижу, что не дочка... Только я тебя не звал, сопляк. И нечего
меня запугивать - можешь хоть на весь квартал орать... Выйди и ори: старый
Ков - служитель Лаш! Ори, и так все знают... Ори, мне не стыдно! - он
сплюнул на пол. - Орден был... столпом! А стал бы... троном! Он стал бы...
Если б не этот мерзавец, твой отец. Он... смутьян и предатель. Ему
захотелось... власти! Он хотел... как продажную девку! Власть! А
святыня... Ему - тьфу! - он снова плюнул, патетически и зло. - Чего ты