не выйдет!
быть устроено как следует. Разумеется, социализм без обмана,
настоящий, а не национализм и не фашизм.
Вот когда прилетит Сандра... сколько времени вы пробудете в Мадрасе?
двинемся назад. Не по этой дороге, а берегом до Виджаявады, оттуда в
Хайдарабад и через Шолапур на Пуну. Поедем не спеша - и на третьи
сутки в Бомбее.
бомбейский адрес, - попросила Леа. - Нам, Сандре и мне, так хотелось
познакомиться с индийским рабочим интеллигентом! А нам все время
попадались коммерсанты, артисты или чаще бездельники!
болтаетесь в высшем слое, как поплавок в карбюраторе, хотя и не похожи
на английских или американских мемсахиб, которых недолюбливает вся
Индия.
была бедна, как церковная мышь, и не знала, что будет со мной завтра!
наследницей безымянных охотников за алмазами, оставивших им карту и
добычу, едва не украденную Флайяно.
обсаженные двумя-тремя рядами деревьев, витрины магазинов в домах,
далеко отодвинутых от проезжей части улиц и скрытых зеленью. Но как во
всех виденных Леа городах Индии, рядом с благоустроенными кварталами
теснились ужасающе скученные. Трущобой показался ей Чинтадрипет,
окаймленный извилиной гнилой стоячей протоки.
железную дорогу и рукава реки, круто повернув от форта Сен-Джордж на
красивую Маунтрод, где находилась гостиница, заранее назначенная как
место свидания. Не успела машина под(r)ехать к широким ступеням
под(r)езда, как из портика выбежали Сандра и Чезаре.
складываясь в широкой щели позади сидений. Зной хлынул в открывшуюся
машину, точно поток воды в ванну. Сандра ласково обняла подругу.
удивляйтесь, если увидите у себя новенькие чемоданы - в них только по
нескольку книг. Мы с Чезаре их купили - нельзя же Даяраму и Тиллоттаме
быть респектабельными путешественниками без багажа, Анарендра и Арвинд
- магнаты в своем чудовищном автомобиле, их чемоданы пусть "остаются"
в багажнике.
как в гараже машину вымоют, проверят, смажут. Всех удивила Тиллоттама.
Она низко поклонилась Арвинду и машине, стерла густую пыль с капота
концом своего головного шарфа и прижалась губами к сверкающей
стально-голубоватой поверхности, сказав что-то, прозвучавшее
мелодичным речитативом.
хранила в памяти сказку о голубой колеснице. Колесница, уносящая людей
далеко от страха и страданий, в светлый и широкий мир. Сказка
исполнилась - вот колесница, и случайно ли она голубая?
у самой гостиницы на него набросились четверо, скрутили руки и куда-то
поволокли. Чезаре стал отчаянно сопротивляться и звать на помощь.
Тогда его ударили по голове. Три недели он пролежал в больнице из-за
сильного сотрясения мозга. Видимо, это не была месть Трейзиша, потому
что его хотели куда-то увезти.
с черной короной. Они сняли отдельный дом, куда вскоре приехал капитан
Каллегари. Теперь вся компания друзей, за исключением лейтенанта
Андреа, оказалась в сборе.
Леа нравился местный обычай женщин ходить босиком, в одном только
сари, нравились темные чеканные лица тамилов и других южноиндийских
народностей. Сам город был чище, чем другие виденные ими города, и
даже красных бетельных плевков на улицах, к которым никак не могли
привыкнуть путешественники, здесь было меньше.
итальянцев. Прежняя восхитительная жизнь путешественников, любопытных
и безучастных, ни к чему не обязанных и проходящих сквозь обычную
людскую жизнь, подобно существам из другого мира, была разрушена. Леа
купила автоматический пистолет, быстро выучилась стрелять и носила
оружие в своей сумочке; никогда не расставаясь с ним. Капитан
Каллегари резонно убеждал, что оружие мало чем поможет, если не
знаешь, кого и когда опасаться, потому что у наносящего первый удар
всегда все преимущества и в этом сила всякого хищника.
то из Мадраса - во всяком случае. Сандра и Леа соглашались, с ним, но
ничего нельзя было сделать до окончательного выздоровления Чезаре.
с радостным сообщением, что им, наконец, удалось получить все нужные
документы и свидетельские показания. Это Тиллоттама после неудачи с
об(r)явлениями в газетах придумала план, по которому они принялись
обходить город, улицу за улицей, дом за домом. И Тиллоттама нашла дом
своего дяди - единственного из мадрасских родственников, оставшегося в
живых. Он жил в том же маленьком особняке в Трипликане, как и в
роковом 1947 году.
правах, и тогда они смогут пожениться.
днях из Салема приезжает мой русский друг, геолог, помните мою встречу
в Кашмире? Мистер Чезаре к тому времени тоже сможет прийти.
познакомиться с русским ученым. Но... - она замялась, - сделать
статую, как вы хотели, это ведь очень долгое дело. И мы уедем. Вы
останетесь здесь вдвоем с Тамой, одни в целом городе. Кто знает, вдруг
Трейзиш разыщет вас. Мне кажется, может быть из-за Чезаре, что это
опасно.
несвойственным ему упрямством. Видно было, что он слишком увлечен
своей работой и не хочет, а вернее, не может думать ни о чем другом.
английский язык значительно усовершенствовался.
руками.
и тоске полюбила бы каждого, кто пришел к ней из внешнего мира?
- почти сердясь, возразила Леа. - Но, видите ли, красота Тиллоттамы
мне кажется почти чрезмерной, ну, вроде громадного автомобиля, на
котором мы удрали из Бомбея. Как владеть "старфайром" может лишь очень
богатый человек, так и в жизни очень непросто быть с женщиной столь
необыкновенной, редкой красоты. Надо обладать большим могуществом или
же запирать ее. Глядя на Тиллоттаму, я понимаю мусульман.
неустанно охранять свою красавицу в обычной жизни, такой, как ваша,
обыкновенных людей, не принцев крови, не архимиллионеров. И я боюсь за
вас и за Тиллоттаму, поймите меня правильно, Даярам. Что такое мы, не
имеющие ни власти, ни силы за спиной? Пустое дело убить вас, скрутить
и увезти Таму совсем так, как поступили с Чезаре. После Кейптауна за
нами ходит какая-то угроза. Мы не понимаем, что это такое, и не можем
найти защиту. Трудна судьба Красоты Ненаглядной в нашем жестоком мире,
а ведь вечно бегать и прятаться нельзя, жить станет противно. Все во
мне протестует, когда подумаю. Надо Таме быть артисткой кино... и
принадлежать народу Индии, да и всему миру!
смотрел на Леа. Та, чувствуя неловкость, поспешила закурить.
решил, что беречь Тиллоттаму помогут друзья, когда мы уедем в Дели.
Мы, индийцы, перелагаем бремя ответственности с себя на судьбу и
привыкли принимать все, что случается, не ощущая вины за что-либо,
кроме как за правду, перед самими собой.