сейчас располагались полосы песчаников с костями и остатками растений,
геологическая летопись сохранилась.
длинными шеями и хвостами. Они бродили в воде на прибрежных отмелях,
питаясь богатой растительностью. Огромные приливные волны набегали
здесь в определенные часы суток на низменные побережья, сметая все
мелкое и слабое. Но гигантские зауроподы противостояли этим волнам не
хуже таксодиев, глубоко погружая в мягкое дно свои огромные когтистые
лапы. И сейчас их кости, разбросанные некогда волнами, говорили нам о
прошлом величии древних ящеров...
горного массива, четкой прямой грядой прочерчивавшего невероятный хаос
окружающих размывов. Веселой гурьбой мы вошли в узкое ущелье,
прорезавшее насквозь базальтовый гребень, где отполированные ветром
вишнево-красные базальтовые скалы в торжественном одиночестве нависали
в небе. Чистый и яркий красный цвет лав еще сильнее горел в пламенном
солнце и подчеркивался глубокими тенями оврагов. Оказалось, что в 1946
году мы неправильно оценили мощность лежавших под базальтами пород -
она была значительно большей, - так же как и тех пород, которые лежали
непосредственно выше базальта. Пройдя по ущелью на южную сторону
гребня, мы оказались перед хаосом холмов и промоин в котловине у
подножия горы. Здесь в прошлую экспедицию мы с Громовым нашли кости
динозавров. Над беспорядочной толпой желтых и серых холмиков высились
три ряда песчаниковых пластов; они образовали на уступах склона три
пояса каменных бастионов с грозно торчавшими навстречу нам зубцами.
Здесь было царство орлов - на каждом зубце, на каждой скале важно
восседала птица. Еще выше, во впадинах неприступных полированных
базальтовых стен, виднелись огромные гнезда грифов...
ознакомления с Хара-Хутул выполнена. В тот же день мы вернулись к
раскопкам. В главном лагере на Баин-Ширэ был уже прибран "Малахов
курган" на месте выемки скелета, названный так по сходству с разбитым
укреплением - хаосу глыб породы, обломков досок, щепок. Оставалось
загрузить машины добычей и возвращаться в Улан-Батор. Снова на местах
раскопок остались Эглон и Рождественский. Мы никак не хотели мириться
с мыслью, что найденные и лежащие тут же на поверхности научные
ценности могут остаться невзятыми. "Дзерен" оставался с Эглоном, все
остальные машины едва-едва смогли вместить груз. Койки были привязаны
сверху на тентах, а ведра и баки для воды укрепили позади кузовов на
выдвинутых "ходовых" досках. Ходовыми досками мы называли две толстые
доски, которые всегда находились при каждой машине и помещались под
кузовом на раме. При помощи этих досок мы преодолевали и пески, и
крутые откосы, и рыхлые солончаки.
Рождественский дали положенный прощальный салют и долго махали нам,
стоя перед единственной оставшейся от целого городка палаткой. Оба
невысокие, они казались издали почти одинакового роста, но трудно было
представить себе более несхожих людей. Худощавый, слегка похожий на
японца, сильно близорукий Рождественский славился аккуратностью и
выдержкой, почти педантичностью. Рассеянность и вспыльчивость Эглона
наравне с его оптимизмом, невзыскательностью и добродушием были
притчей всей экспедиции. И сейчас, накануне нашего от(r)езда, оба
схватились в жарком споре. Рождественский справедливо упрекал Эглона
за небрежность в этикетировке находок, а тот упрямо продолжал
отстаивать свои позиции. Тогда Рождественский обратился к
"общественности" и представил на ее суд замечательную этикетку,
написанную собственноручно Яном. Этикетка была приложена к тазу
панцирного динозавра, найденному Малеевым, и гласила кратко
"Саин-Шанда, скелет Малеева". Ян Мартынович решил, что нечего долго
расписывать географическое положение и обозначать научное название
находки - так звучало короче и внушительнее. Под оглушительный смех
Эглон удалился из палатки с видом оскорбленного достоинства...
очередных схваток. Вскоре выяснилось, что мы были не правы - оба
спорщика быстро пришли к согласию в отношении прекращения раскопок и
явились в Улан-Батор буквально на следующий день. За это отсутствие
исследовательской терпеливости и стремление носиться с места на место
в надежде на крупную удачу мне не раз приходилось упрекать
Рождественского, в остальном крайне упрямого и настойчивого, со вкусом
настоящего ученого. Рождественский оказался дальновидным, хорошим
организатором и сделался впоследствии заместителем начальника
экспедиции.
середине дня прошли аймак, остановившись только, чтобы попрощаться с
даргой и друзьями из айкома. К северу от аймака, на добрую сотню
километров, простерлась равнина с белыми камешками и сухой
светло-желтой травой. Слабо-желтая даль этой равнины очень чиста и
светла и в то же время живее и теплее снежных равнин. Именно здесь в
1946 году потерпел крушение "Смерч" - одна из наших полуторок, когда у
него вышли из строя одновременно генератор, трамблер и аккумулятор. Я
подумал, что надо скорее проехать неудачливое место, как бы здесь
чего-нибудь не случилось.
от Саин-Шанды. Вдруг я увидел, как шедший впереди "Тарбаган" окутался
пылью и стал. Мы с Безбородовым под(r)ехали и по примеру Лихачева
полезли под задок его машины. Кожух заднего моста "Тарбагана" был
пробит. Черные капли нигрола быстро сбегали на землю. Оказалось, что
развалился подшипник сателлитовой чашки. Его обломки сильно повредили
ведущую и редукторную шестерни, смяли шлицы левой полуоси. Экстренный
совет механиков постановил вытащить обломки и ехать без подшипника,
оставив на машине все три тонны груза. Несколько километров прошли с
осторожностью и частыми остановками, проверяя нагрев моста, а затем
пустились вперед более смело.
старший участник экспедиции, кроме Эглона, был ярко выраженным, точно
из романа или из кинофильма, типом старого рабочего-металлиста. Он
много повидал, умел сделать из металла все, что угодно, и ко всем
перипетиям относился с добродушным юмором бывалого человека.
Начиненный смешными рассказами о событиях своей жизни, Безбородов
оказался приятным собеседником в долгих часах и днях пути в кабине
"Дракона".
автостанции спал, свернувшись в комок. Это нам показалось плохой
приметой, и мы вылили на ночь воду, что, впрочем, помогло быстрее
завести машины. "Тарбаган" был разогрет первым и отправлен вперед.
Остальные ("Волк" и "Дракон") выехали на два часа позже и к пяти часам
были на перевале к Улан-Батору, так и не догнав "Тарбаган". На самой
окраине Улан-Батора у нас кончился бензин - мы шли на последних
каплях.
прочность наших машин "ЗИС-5". Никогда раньше я бы не поверил, что
машина с полным грузом сможет пройти четыреста километров при таком
состоянии заднего моста!
главной цели текущего года работы - котловине Нэмэгэту. Надо было
снова создать базу в аймаке Далан-Дзадагад и попутно произвести
раскопки в Баин-Дзаке. Мы перешли на летнее положение, сдав
"маньчжурский дворец" Комитету наук. Теперь у нас остался лишь
маленький домик в Государственном музее. Тут же во дворе огромный
сарай был отведен под наш склад. Рядом с сараем уже поднялся штабель
ящиков - вполне реальные результаты восточногобийского похода - около
четырнадцати тонн сборов по древним млекопитающим и верхнемеловым
динозаврам.
дальнейших работах было поставлено под сомнение. Все же он хотел
с(r)ездить посмотреть Южную Гоби. Пришлось разрешить ему короткую
поездку туда. Нам всем было жалко расставаться с отличным работником,
но мы понимали, что наш долг - настоять на возвращении Малеева на
Родину. Все остальные теперь ехали в Гоби. Мы расстались и с нашим
симпатичным переводчиком Очиром. От Комитета наук нам прикомандировали
постоянного переводчика Намнан Доржа, который доставил, однако,
впоследствии нам немало неприятных минут, будучи человеком старого
склада, с не изжитыми еще националистическими тенденциями.
апреля все шесть машин ушли в южногобийский аймак Далан-Дзадагад,
попутно забросив раскопочный отряд на Баин-Дзак. Двадцать шестого
апреля машины вернулись в Улан-Батор за второй порцией груза и, сменив
три сломанные рессоры, тридцатого апреля вместе со мной и Малеевым
выехали снова в Южную Гоби.
до аймака Далан-Дзадагад. Майская Гоби сильно отличалась от осенней.
Весело выглядели огромные зеленые пятна свежей травы, разбросанные
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Маккэфри Энн
Пехов Алексей
Флинт Эрик
Сертаков Виталий