сказать слово должен брать золотой гранат.
господина Мнадеса. По вчерашнему уговору, Мнадес должен был взять в руки
гранат и просить об отставке. Но старик отчего-то медлил. Слезы
навернулись на его глазах, - может быть, от обилия бликов и света? "Что
задумал этот негодяй?" - мелькнуло опять в голове Нана. Мгновения шли:
Мнадес плакал.
дворцового чиновника низшего ранга, с лицом белым, как камфара и с
холодными голубыми глазами. Он вцепился в золотой гранат и сказал:
произносил свой доклад, и теперь, казалось, ему надо было лишь перебелить
его, однако первую ночную стражу он просидел впустую. Он сначала думал,
что его смущает покойница, - но та лежала смирно. Тогда Киссур вышел из
флигеля и увидел на земле, напротив двери, огромного белого кота, и
подумал, что это первый министр или его соглядатай. Киссур прошептал
заговор и метко швырнул в кота камнем. Тот пискнул и пропал. Наваждение
исчезло, Киссур сел на циновку и к утру перебелил доклад. Впрочем, он
собирался говорить не по-писаному.
из курильниц, между зеркалами и дымом бродят туманные призраки. Стоит
аметистовый трон, - правой ножкой на синем квадрате, называемым "небо",
левой ножкой на черном квадрате, называемым "земля", так что тот, кто
сидит на троне, одной ногой попирает землю, а другой - небо, а над спинкою
трона горит золотое солнце и две луны, так что тот, кто сидит на троне,
касается головой солнца и лун.
Немногим больше тридцати, но кожа желтовата и мешки под глазами. Строен,
среднего роста; нехорошие карие глаза; густые брови загнуты, как
ласточкино крыло; красивые жадные губы и подбородок скобкой. Кого-то он
напомнил смутно.
его. Чиновники захватывают земли, обманом понуждают крестьян усыновлять
их. Действия их несвоевременны, одежды - вызывающи. Чиновники присваивают
законы, богачи присваивают труд. Ступени храма справедливости заросли
травой, ворота торжищ широко распахнуты. В столице отменили стену между
Верхним и Нижним городом, зато воздвигли другую, невидимую. Проходит эта
невидимая стена в пятидесяти шагах от оптовой пристани. По одну сторону
невидимой стены мера риса стоит три гроша, но покупающий должен купить не
меньше десяти тысяч мер. А по другую сторону стены мера риса стоит семь
грошей!
же, в пятидесяти шагах, перепродает тем, у кого не хватает денег на
ежедневную похлебку.
Пусть-ка первый министр объяснит, отчего возрастает цена риса на оптовой
пристани!
ветхих порогах и плели кружева пальцами, вывернутыми вверх от работы. Они
прерывались лишь для того, чтобы откусить черствую лепешку. Откусят - и
опять плетут. Но кружева эти, еще не сплетенные, уже не принадлежали тем,
кто их плел! Богач по имени Айцар выдал женщинам, по весу, нити, и по весу
же собирал кружева. И за труд он уже заплатил ровно столько, чтобы
женщинам хватало откусить лепешку.
были черны от голода, души их были мутны от гнева. Раньше они кормились,
выделывая ткани, как их отцы и деды. А теперь богачи поставили станки и
разорили их, торгуя тканью, запрещенной обычаями, слишком роскошной и
вызывающей зависть. Нынче в ойкумене на одного крестьянина приходится
четыре торговца!
торговца, значит, скоро на одного торговца будет приходиться четыре
повстанца!
начал пить по утрам красную траву, - все кинулись обезьянничать. Оно было
бы смешно: только из денег, вырученных от продажи непредписанного напитка,
половина оказалась в кармане министра, половина пошла на распространение
гнусной ереси!
кучке частных лиц предоставлено было право торговать и воевать! Разве
кто-либо, кроме воинов государства, имеет право воевать и грабить? Душа
болит при мысли, что сокровища, добытые храбростью солдат, пойдут на
уплату дивидендов людям с длинным умом и короткой совестью!
глаза людей наливаются красным соком...
достигло полуденной отметки, завертелось и засверкало. Киссур кончил,
поклонился и отдал жезл. Кто-то из чиновников помельче хихикнул. Господин
Мнадес, управляющий дворца, стоял белее, чем вишневый лепесток, два
секретаря подхватили его под руки, чтоб он не упал. "Откуда эта дрянь
взялась" - думал Мнадес. Он понимал, что сейчас предполагает первый
министр, щедрый на подозрения...
подумал Нан. "Вот он - сюрприз господина Мнадеса. Мнадес где-то откопал
этого дурачка, и натаскивал его два, три месяца. Умно - ни слова о
дворцовых чиновниках. Ну что ж, Мнадес - не хотите мириться - не надо".
доклад и перебеливал, - а образы льются в беспорядке, словно сочинено
сегодня ночью! Господин чиновник ссылался на мнение птиц и зверей. Увы!
Тут ничего не могу возразить: сошлюсь на факты.
После него заговорил министр полиции Андарз. Начал он с того, что
рассказал о проделках Мнадеса: и о "волчьей метелке", и о чахарских
шуточках, и о верхнеканданских рудниках, и о зиманских лесопилках, а
кончил обвинениями в такой мерзости, что у некоторых чиновников покраснели
ушки.
себе Андарз, - вазы будут мои".
Гань. Он скакнул на балюстраду и принялся ворочать медным зеркальцем.
Человек на Янтарной Башне углядел зеркальце и достал из кармана еще одно.
Через две минуты новость была известна господину Шимане Двенадцатому,
господину Долу, господину Ратту и иным. Через десять минут курс акций
Восточной Компании стал стремительно расти. Рынок решил, что увольнение
Мнадеса означает скорую войну на востоке, а грабеж тамошних земель и
последующее ими управление прямо считалось в главных будущих доходах
компании.
махнул платком и крикнул:
станкам; чавкнул и пошел вниз пресс, зашумели колеса, из-под пресса
вылетел первый лист нановой речи - без сокращений.
поясами зажигали курильницы окончания спора. В облаках дыма замерцали Сады
и Драконы. Четыреста людей стояло в зале, и все, как один, теснились
подальше от Киссура. Киссур растерянно оглянулся: если бы не пустота
вокруг, можно было б подумать, что никто не заметил его речи! Киссур
ожидал чего угодно, но только не этого!
предкам. Государь сказал:
и ночь.
пригласил первого министра следовать за собой. Дворцовая стража в зеленых
куртках и белых атласных плащах окружила Киссура. Его повели за государем.
кусочек неба, солнце залило зеркала. На стенах, завешенных гобеленами,
танцевали девушки, шептались ручьи, крестьяне сажали рис... Великий Вей!
Как хороша жизнь! "Интересно, будут меня пытать или нет?" - подумал
Киссур.
одеждах, с ликом мангусты. Глаза первого министра были почему-то безумны.
Киссура поставили перед Варназдом и Наном; придворные боязливо жались к
стене.
ответьте мне на несколько вопросов. В Харайне ограбили караван с податями,
посланный тамошним араваном. Чьих это рук дело?