глаза. - Все-таки не каждый день умирают Гераклы...
человек - и родился бог.
уже успели прозвать Архемором - Ведущим к смерти.
краю, в удушливой сырости здешнего воздуха - приторно-теплого и в то же
время вызывающего озноб.
замшелой стены, то ли утеса... нет, это только иллюзия, тьма надежно
хранит свои тайны от непосвященных...
обманывая глупцов видимостью прозрения.
гигантского сердца, словно безнадежный и бесконечный стон мириад теней во
мгле Эреба...
клянутся боги - вечная река, незримая и неотвратимая, без конца и начала;
и по берегам ее качаются бледные венчики асфодела.
мире людей. Чаще любого из Семьи, но редко для Гермия-Психопомпа.
Гее. Что скажешь?
нет дела до Семьи - и я начинаю думать, что, уйдя из мира людей, мы тем
самым подрубили корень, питавший нас.
Потом, после нашего ухода ("В Семье говорят - возвышения", - вставил
Гермий) они еще довольно долго верили в нас. А сейчас... сейчас это
выродилось в привычку. Я прав, племянник?
становимся выдумкой, Лукавый.
Гермий. - Мало того, что мерзавец Ксенофан, автор этих паскудных строк,
даже не думает скрывать своего имени - в "Одиссее", которую поют рапсоды в
каждом городе, слова "свинопас богоравный" повторяются восемнадцать раз!
Восемнадцать раз, дядя, - и люди смеются...
оружие. Пострашней молний или отравленных стрел... похоже, мы
действительно поторопились. Убрав Мусорщиков и их потомков, мы убрали
таившуюся в них опасность, но и разрушили мост между собой и людьми. Ты
помнишь, Гермий, на какие ухищрения нам пришлось идти, чтобы собрать детей
Мусорщиков под Троей? Те силы, которые мы потратили на это, были достойны
лучшего применения... Но и тогда нам приходилось постоянно направлять ход
событий, в результате чего были ранены Арей и Афродита - люди уже не
боялись нас! Возможно, потому что мы боялись их.
добивали поодиночке уцелевших. И добили. Всех.
обретается Амфитрион?
скрыться, затеряться среди людей... камней, зверей, деревьев - не знаю!
Все попытки разыскать их провалились. Они где-то там, в мире живых, на Гее
- но где?!
паузы. - Свою эпоху. Время великих богов и великих героев. И когда труп
отпылал, став пеплом - ветер разнес его во все стороны, и тьма запустения
покрыла Гею... когда-нибудь люди так и назовут время после Троянской войны
- "темные века".
кутаясь в шерстяную накидку.
Вернее, очень надеялся его не услышать.
знаешь бога, а только веришь в него - легче верить в Одного, чем во
многих. Мы запретили себе являться в мир людей, мы перестали ссориться с
ними, любить и ненавидеть их, мы избежали многих опасностей и забот, но
близок день, когда мы просто не сможем открыть Дромос на Гею, даже если
захотим.
Лукавый.
него без ума. Раньше никому не отказывала, а теперь - ни-ни. Только с
мужем. Двоих мальчишек ему родила, Аникета и Алексиареса...
утверждает, что совершал их сам! Гигантомахию (Лукавого передернуло)
помнит плохо и все время называет ее "Великой битвой". А о том, как это
было на самом деле, даже слушать не захотел. Развернулся и ушел. Хорошо,
хоть по шее не съездил!
да сплыл. И куда подевался - не знаю. Помер, наверное.
успел, от греха подальше! А Семья счастлива, их такой Геракл вполне
устраивает...
не чувствую себя здесь единственным хозяином. Владыкой.
Но с того дня, как здесь появилась тень Геракла, это уже не совсем Я. Это
Я - и Он. Потому что он не теряет память! Он пьет из Леты, ходит мимо
Белого Утеса по сто раз на дню и помнит все! Ты не забыл, Лукавый, как мы
были удивлены, когда после смерти Ификла его тень не явилась сюда, и ты не
смог отыскать ее на Гее?!
две? Я теряюсь в догадках. И ты не видел, Гермий, как он собирает их всех:
Орфея, Кастора, Алкмену, Мегару, Лина, других... Мой пастух Менет, сын
Кевтонима, безропотно приводит очередную черную корову, помогает совершить
приношение - а потом часами сидит в кругу оживших теней и слушает их
разговоры. Я видел: за их спинами, рядом с Ифитом-лучником, всегда стоит
еще одна тень, такая же высокая, только она никогда не подходит к костру -
даже когда приходят Медуза, Герион...
удивительно, это недостойно бога, но чувство вины страшнее любого из
известных мне проклятий!..