насмешливо смотрел на меня.
сказал он, - вовсе не следует, что это он и есть.
земле остались только два темных продолговатых пятна.
навестить моих ребят.
нашего движения была такой, что они растягивались в зигзаги и ломаные
линии. Впрочем, я был почти уверен, что это какая-то иллюзия: ветра,
неизбежного при такой скорости, на своем лице я не ощущал - словно, когда
барон начинал двигаться, в движение приходили не мы, а мир вокруг нас. Я
совершенно потерял ориентацию и не понимал, куда мы несемся. Иногда мы
замирали на несколько секунд, и тогда мне удавалось рассмотреть сидящих
возле ближайшего костра. Большей частью это были заросшие бородами мужики
с винтовками, очень похожие друг на друга, - как только мы оказывались
рядом, они валились на черную землю. Один раз, кажется, вместо винтовок у
них в руках оказались копья, но наша остановка была слишком короткой,
чтобы я мог сказать наверняка. Я понял, что мне напоминали наши
перемещения, - именно такими сумасшедшими и необъяснимыми зигзагами
движется в ночной тьме летучая мышь.
- что мы с вами сейчас не в таком месте, где можно врать? Или даже быть не
вполне честным?
ломаных линий у меня начинает кружиться голова.
всего хотите в жизни?
думал, что же мне сказать, и не мог остановиться ни на чем, как вдруг
ответ пришел сам собой.
мысли дает возможность увидеть красоту жизни. Я понятно выражаюсь?
существу. Как это вы пришли к такой отточенности формулировок?
Эти странные слова я запомнил совершенно точно. Они были записаны в
большой тетради из дома умалишенных, которую я листал в этом сне, - а
листал я ее потому, что там должно было быть что-то очень важное обо мне.
вокруг нас совершила какое-то боковое сальто), - очень хорошо, что вы сами
об этом заговорили. Вы здесь находитесь именно потому, что Чапаев просил
меня объяснить вам одну вещь. Собственно, нельзя сказать, что он просил
меня объяснить что-то особое, чего он не мог бы сказать сам. Он вам все
уже сказал - последний раз по дороге сюда. Но вы до сих пор отчего-то
думаете, что мир ваших снов менее реален, чем то пространство, где вы
пьянствуете с Чапаевым в баньке.
заметил, что огни костров приобрели какой-то тревожный красноватый
оттенок.
- сказал я. - Туда, где я, по вашему выражению, пьянствую с Чапаевым в
баньке. Нет, на интеллектуальном уровне я хорошо понимаю, что вы хотите
сказать. Больше того, я даже замечал, что в тот момент, когда кошмар
снится, он настолько реален, что нет никакой возможности понять, что это
всего лишь сон. Можно так же трогать предметы, щипать себя...
барон.
недвусмысленное ощущение реальности происходящего. Вот как сейчас.
ситуация, надо признать, необычная.
в месте, которое не имеет никакого отношения ни к вашим кошмарам о доме
умалишенных, ни к вашим кошмарам о Чапаеве, - сказал барон. - Внимательно
поглядите вокруг. В этом месте оба ваших навязчивых сна одинаково
иллюзорны. Стоит мне бросить вас у костра одного, и вы поймете, о чем я
говорю.
перспективу. Я медленно оглядел черноту с бесчисленными точками
недостижимых огней. Он был прав. Где были Чапаев и Анна? Где был зыбкий
ночной мир с кафельными стенами и рассыпающимися в прах бюстами
Аристотеля? Сейчас их не было нигде, и, больше того, я знал, точно знал,
что нет никакого места, где они могли бы существовать, потому что я,
именно я, стоявший рядом с этим непонятным человеком (да и человеком ли?),
и был той возможностью, тем единственным способом, которым все эти
психбольницы и гражданские войны приходили в мир. И то же самое относилось
к этому мрачному лимбо, к его перепуганным обитателям и к его высокому
суровому часовому - все они существовали только потому, что существовал я.
выглядел совсем не так, как остальные. Во-первых, совсем другим был цвет
пламени - оно было тусклым, и от него шел дым. Во-вторых, в костре что-то
трещало, и от него в разные стороны летели искры. И, в-третьих, этот
костер выбивался из строгой линейной планировки остальных огней - он явно
горел в неположенном месте.
рукав.
барона. Их было четверо; самым беспокойным был жирный детина в
ядовито-розовом пиджаке, с ежиком каштановых волос на голове, напоминавшей
небольшое пушечное ядро. Он сидел на земле, обхватив себя руками так,
словно собственное тело вызывало в нем непристойную страсть, и не
переставая вопил:
их, в них звучало звериное торжество, а когда мы подошли ближе, это "Я"
стало как бы вопросительным. Рядом с крикуном сидел худой тип с коком,
одетый во что-то вроде матросского бушлата, и парализованно смотрел в
огонь - он был неподвижен, и если бы его губы не начинали иногда
шевелиться, можно было бы решить, что он без сознания. Похоже, только
бритый наголо толстяк с аккуратной бородкой был полностью в себе - он изо
всех сил пихал обоих своих спутников, словно пытаясь привести их в
чувство. Отчасти ему это удалось - худой блондин с коком что-то запричитал
и стал раскачиваться, как на молитве. Бритый толстяк принялся было
расталкивать второго своего спутника и вдруг поднял глаза на нас.
Мгновенно его лицо исказилось ужасом - что-то крикнув своим спутникам, он
вскочил на ноги.
кинул ее в костер - она шлепнулась на землю метрах в пяти от наших ног. Я
рефлекторно прыгнул на землю и закрыл голову руками, но прошло несколько
секунд, а взрыва все не было.
барона как бы в искаженной перспективе - протянутая мне ладонь была у
самого моего лица, а внимательно глядящие на меня глаза, в которых
сливались, отражаясь, огни множества костров, казались двумя единственными
звездами на здешнем небе.
увидел, что ни костра, ни сидящих вокруг него людей, ни даже выжженного
пятна на земле передо мной нет.
знают, куда попали.
бородкой. То есть не то что почти, я абсолютно уверен.
господин однозначно ассоциировался у меня с белыми кафельными стенами и
холодным прикосновением иглы к коже, которые были обычными атрибутами моих
кошмаров. Несколько секунд мне казалось, что я даже могу вспомнить его
имя, но потом мое внимание увлекли какие-то другие мысли. Юнгерн между тем
стоял рядом молча, словно взвешивая слова, которые он собирался сказать.