на паршивую овцу, плохой пастырь, ибо бросает на смерть многих, доверенных
ему - тяжела для такого крестная ноша его, тяжела и непомерна, и не
пастырь он, а враг стаду своему... За болезнями телесными, зримыми
приходит парша невидимая, проникающая в душу и в голову. И звереют,
начинают бесноваться псы охраняющие - режут тех, кого стеречь и
беречюбязаны, рвут зубищами мясо доверившихся, сатанеют в крови' многой.
Не столь хищник ночной, алкающий поживы страшен, сколь берегущий тебя и
идущий рядом, но по безумию и болезни возжелавший вдруг крови твоей. Враг,
высверкивающий из мрака горящими глазами и воющий люто, старый и привычный
враг, против которого уберечься можно. Друг, обратившийся во врага,
страшен вдесятеро, встократ! Ибо сила его больше силы твоей, и не
остановится он в безумии и алчи... А остановит его только пастырь благой и
добрый, и излечит болезнь в нем, выбив из тела его больную душу вместе с
бесами, вселившимися в нее. И чем раньше сделает он дело свое, тем больших
убережет. И не будет ему хвалы и награды за это - просто ношу несет, как и
надо нести, не останавливаясь и не озираясь, не блуждая суетным умом в
потемках, а свое-дело делая, от паршивых овец и паршивых псов стадо очищая.
свою, изнутри паршой покроется и служить бесам станет, вселившимся в него.
Сбросит он крестную ношу свою посреди холода и льда тропы горной,
оттолкнет слабых и малых, и воззрится изнутри доверившихся ему звериными,
лютыми, кровавыми глазами хищника. И заразит он заразою своей псов
охраняющих, вселит в них бесов черной души своей, и начнет творить
дьявольскую потеху, низвергая несчастных в смертную пропасть, вырезая
стадо свое, губя больших и малых, слабых и сильных. И не будет ему
окорота, не будет узды... Горе стаду этому! Горе, ибо пастырь заботливый и
псы охраняющие обратятся в убийц. И кого винить в горе этом - самого ли
пастыря? бесов ли вселившихся в него?! Некому в стаде истребляемом
тешиться поисками виноватых, ибо не дано, ибо обречено уже, ничто не
поможет, не исцелятся бесноватые изверги-убийцы, не придет помощь извне,
некому помочь - один был защитник, и тот врагом стал. Никто и ничто не
спасет...
нарождающуюся душу нового пастыря. И почует в себе силы встать на пути
убийц одержимых. И погибнет он в неравной схватке. Или победит. И
низвергнет в пропасть смертную, адскую извергов. И сам поведет стадо
вверх... поведет, если будет кого вести, если пойдут за ним оставшиеся,
если не разбредутся, не пропадут, если останутся на тропе.
Ибо алчут со стад шерсти, молока и мяса больше меры своей. Ненасытны и
суетны есть, как и псы их охраняющие - и не от ночных хищников одних, но и
от стад ропщущих. Редко по тропе Бытия идет пастырь праведный и добрый. И
не остерегаются уже люди пастырей неправедных и злых. Привыкли. К беде
своей привыкли, к горю привыкли, к ножам пастырским и ножницам... и потому
молчат в движении своем к лугам, отдают положенное и неположенное: Богово
Богу, кесарю - кесарево. И не ждут беды большей, ибо не знают ее - кто
познал, тот уже в пропасти смертной, оттуда возврата нет. Живые не знают.
пастыре, готовящем пастве бойню кровавую, ибо не пастырь он уже, а враг,
служащий бесам, но властвующий над паствой незрящей и неслышащей. Он не
приходит из ночи, не крадется. Он уже здесь. И он во власти полной. Не по
нему крестная ноша.
тогда черная пасть пропасти. И судить будет некому. И виновных искать
некому. И незачем.
уставилась на карлика Цая. Лишь через минуту она обрела дар речи и
спросила:
И в его взгляде не было и тени сомнений. Светлана натягивала на свое
прекрасное, но исхудавшее тело рубаху, его рубаху. Озиралась. Ей явно не
нравилось в серой камере.
волосы. И поцеловала его в щеку, возле самого глаза.
Земля! Мы выберемся из ловушки. Я знаю как... - он вдруг уставился на Цая.
- Болит еще?
малополезная.
Сколько лет прошло, а до сих пор хребет ломит!
ему не хотелось.
к груди, улыбаясь полублаженно.
созрел в считанные секунды. Выберутся! Еще как выберутся отсюда. Главное,
без суеты.
достанет. Скучала, небось, по земелюшке родимой? - Он встал на ноги,
поднял ее, прижал к себе сильнее. - Думала про лужайки и березки, про
пляжи и песочек... а очутилась в палатах подземных.
между прочим!
осекся, достал из подмышечного клапана Кристалл, сияющий всеми багряными
гранями, и добавил: - А может, и не будет.
понять, что не двинется с места.
передашь дословно: он, его люди - Европа, мы с Кешей остаемся здесь, на
Андреев Николай
Посняков Андрей
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Распопов Дмитрий