сияние, и он остановился.
колокольно прозвучал в пещере. - Вы все здесь облучены, не вздумайте
сопротивляться. Ватута, будешь передавать мои приказания своим подданным.
время и затормозится где-нибудь в прошлом или будущем. Асмодей сделал
почти невозможное, и мы прибыли вовремя.
и показал на мертвого Кун Канну.
что этот предатель сотворил в своей родной Дилонии!
Ронна и Бах; дилона ударило о землю, он лежал неподвижно, коротышку Баха
несло как пушинку на ветру в глубину голубого леса. Авиетку трясло.
Асмодей, сидевший у пульта, пытался поднять ее, но ее снова бросало на
почву. Кнудсен видел две картины одновременно: ту, что показывали датчики
хронолета - они отчетливо высвечивали полянку; и ту, что передавали
изнутри авиетки ее приборы. Обе картины были безрадостны: нападение было
слишком внезапным и мощным.
привидение, чем реальное тело.
случилось? И почему не поднимаешь хронолет им на помощь?
последнее подобие предметности. Кнудсен знал гораздо больше Марии - и
потому не спешил с ответом. Она продолжала:
не спешишь на выручку? Почему теряем драгоценные минуты, когда им еще
можно помочь?
Мы блокированы. У нас отказали двигатели.
требовал, чтобы они убежали от опасности, а сам не противоборствовал
нападению? Ведь так? Почему ты струсил, вот что я хочу знать!
красивой и в молодости, но, сердясь, хорошела. Сейчас она увиделась ему
такой зловеще красивой, что сжалось сердце. Она ненавидела его - нужен был
сильный толчок, чтобы вырвалась наружу так долго сдерживаемая ненависть.
"Сильный толчок? - подумал он с горькой иронией. - Трагедия, а не толчок!
Возьми себя в руки! - мысленно приказал он себе. - Хронолет не уничтожен.
Не такой корабль "Гермес", чтобы его можно было превратить в груду
обломков с первого удара".
что знаешь ты!
"иду к вам, держитесь!". Но не оттого, что струсил. Нападение совершилось
разом и на хронолет, и на десантный отряд. Но хронолет лишь блокирован и
обездвижен, а десантный отряд разметали. Бах, возможно, погиб. Авиетку с
Аркадием, Асмодеем и Уве Ланной гонят в плен или на гибель. Она
закатывается в невидимость, а что в той невидимости? Связи нет - их
передатчики повреждены, приемники "Гермеса" бездействуют.
физические поля. Гравитационные удары, резонансная судорога...
снаружи.
сквозь веки. Мир пылал и содрогался. Огромные деревья - еще недавно
величественные стволы с голубыми кронами - метались, раскалывались и
рушились белокалильными факелами. Земля стала подобием воды - по ней
мчались волны песка и камней, она вспухала и опадала, взбрызгивалась
фонтанчиками, взлетала облачками валунов и осколков, земляные волны
оторачивало, как пеной, пылью. Небо валилось на землю. Мимо хронолета
ошалело пронеслась одна из Гарун. Мария вскрикнула - звезда чудовищным
болидом врезывалась в планету. Гаруну взметнуло ввысь, она пропала в
пылающем лесу.
- авиетка пропадала где-то вдали, в еще не возмущенном краю.
Светопреставление было поставлено только в окрестностях корабля.
защитные экраны откажут.
бить нам? Хочу выскользнуть в фазовое время. Но хрономоторы от неожиданной
вибрации, которую автоматы сразу не погасили, разрегулированы. Если не
будешь меня отвлекать...
склонился над пультом, пальцы бегали по кнопкам - как по клавишам рояля в
бурном фортепианном пассаже. Она видела его спину - какая хмурая спина,
какие суровые плечи! А в лакированной панели мнемосхемы отражалось его
лицо. Лицо было незнакомо: старый друг, сколько раз смотрелось на него,
каждая черточка, каждая морщинка - так всегда представлялось - изучены
абсолютно. Внешне все такое же: те же морщинки, те же глаза, те же волосы,
но всё вместе - неожиданное.
когда над его неуклюжестью подшучивали друзья; помнила мужчину,
подавленного их общим великим несчастьем - гибелью ее сына и мужа; знала и
знаменитого хроноконструктора, создателя первых кораблей времени -
спокойного, невозмутимого при осложнениях, равнодушного к своей славе, к
ученым почестям... Этого, собранного и натянутого, сурового, почти
жестокого - таким он глядел из панельного зеркала, - еще не знала. Таким,
наверное, был древний бог Хронос - недаром он повесил в каюте образ
грозного бога.
забыл о ней. На панели вспыхивали и погасали красные и зеленые огоньки,
они вытягивались в линии, складывались в запутанные фигурки - схемы
взаимодействия аппаратов. В их метании ощущался хаос, пальцы Кнудсена
нажимали на кнопки - каждая красная и зеленая вспышка была ответом на
приказы с пульта. Пальцы нервничали и сердились, они чего-то добивались, у
них что-то не выходило. Правая рука разбрасывалась пальцами по всему
пульту, левая била в одни и те же точки - как бы вызывая что-то из
бездействия. И вскоре у Марии сложилась ясная картина - правая рука
обеспечивала координацию, она создавала общий фон, она трудилась
сосредоточенно и хладнокровно. А левая взывала: каждый палец, нажимая на
свои кнопки, чего-то настойчиво требовал и раздражался, что требование не
исполняется. Марию захватила живая речь левой руки, она хотела проникнуть
в скрытое ее значение, но смысл оставался вне ее понимания. Мария не
вынесла и сказала очень тихо:
разлаженные автоматы, она это поняла:
клавиатурой, и она вскоре определила, что картина вспышек меняется.
Зеленые и красные огоньки складывались в правильные сочетания, стали
повторяться одни и те же фигурки. Повторяющиеся фигурки, видимо,
образовали схему, какой добивался Кнудсен. Его пальцы успокаивались - уже
не раздраженные, просто властные, они приказывали, а не взывали. Из рук
исчезало живое чувство, так поразившее Марию: они только что были