вынырнула из транса. Она зашипела, забрызгала ядом и одним неуловимым
движением перелилась через передние шеренги своих головорезов. Ее всю
трясло от ярости.
Мальчишка будет первым!
замолчал и стал отводить кулак, обмотанный ремнем. Флагман Макомбер встал
рядом с ним и поднял меч. И в то же мгновение Двуглавый Юл гаркнул в обе
глотки:
закадычного двухголового друга легенду о взятии Планеты Негодяев, Ваня
спросил его, как он относится к Великому Спруту сейчас, когда все уже
позади. Двуглавый Юл ответил на своем кухонно-пиратском жаргоне:
бывший пират.
Грабил, пленял, убивал. Лил кровь всех цветов и оттенков. Но при этом я
сам рисковал жизнью, у меня вся шкура в дырах, подо мной три корабля пошли
ко дну, обломки их и по сию пору носятся где-то на границах обозримой
Вселенной... А эта скотина Великий Спрут сидел жирным мешком в своем
медном купоросе и только денежки подсчитывал... Эксплуататор!
Ванькиной мамой, неловко подносил ей самодельные натюрморты из голотурий,
морских звезд и морских ежей, но так и не дождался от нее ничего более
любезного, нежели холодная улыбка и холодные слова благодарности. Нет, так
и не забыла ему Галя ни похищения через экран телевизора, ни грязного
карцера, ни угрозы быть сожранной заживо. И допустила его дружбу с младшим
сыном только под настойчивым нажимом добродушного мужа и старших
сыновей...
маленькому закадычному другу, - тысячи лет болтался я по Вселенной и ни
разу не встретил никого, похожего на меня. Решительно не знаю, откуда я
взялся. Носитель разума без родины - подумать только! Самое раннее
воспоминание мое - держит меня на теплых щупальцах старая полипиха с
планеты Желтых Трав... Я там побывал спустя несколько веков, разграбил и
сжег один тамошний город... Да, добрая она была старуха, кормила меня
полупереваренной хлореллой, без нее я бы сдох, конечно. А обретались мы в
трюме у знаменитого тогда работорговца, Кровососа Танаты. Потом в трюме
разразилась чумка, Кровосос Таната приметил меня и взял к себе каютным
слугой. Бил он меня зверски и укатал бы насмерть, да тут команда
взбунтовалась, Танату бросили в реактор, и сделался я юнгой на пиратском
корабле... И пошло, и пошло. Вот. А Родины своей я так и не знаю. Сначала
спрашивал - у приятелей по налетам, в кабаках, у пленных, а потом и
спрашивать бросил, никто не знает. Так-то вот, друг мой Ванька...
строй тарантулов.
Макомбер с поднятым мечом и Ваня с кулаком, отведенным назад для
встречного удара.
сорвал с правой головы черную повязку.
вороненый ствол пулемета.
Сколопендра, было черное дуло, уставившееся на нее в упор. Затем из дула
брызнуло сине-багровое пламя, загремела длинная очередь, и из правого уха
правой головы Двуглавого Юла посыпались, звонко ударяясь о каменный пол,
горячие гильзы.
тулово, битком набитое страхами и неистовой злобой. Гнилыми клочьями
разлетелись крытые хитином сегменты, и грохнулась на пол срезанная пулями
тупая башка, бессильно грызя камень грязными от яда серповидными
челюстями.
второй очередью по тарантулам. - Вперед, братишки-спайдеры!
ударили духовые трубки. В страшной тишине после пулеметного грома было
отчетливо слышно, как железные гарпунчики с мягким треском пробивают грудь
Двуглавого Юла, и Ваня с отчаянием увидел: друг детства его, бывший
вольный пират и незаменимый вратарь нарьян-марской любительской команды
качнулся под смертельными ударами, попятился и упал.
жестоко и яростно. То ли заря свободы, зажженная в их сердцах землянами,
то ли самоотверженная гибель Двуглавого Юла, то ли тысячелетняя ненависть
к поработителям, а скорее всего, и то, и другое, и третье вместе, но
погасло в одно мгновение в их душах миролюбие, и смирение, и отвращение к
убийству. Тупой угол тарантульего строя был мгновенно стиснут с флангов.
Бешено заработали ядовитые когти. Острие угла искрошил мечом флагман
Макомбер и размазал по полу Ваня - сила кулака его равна была удару задней
ноги лошади, и головогруди тарантулов расквашивались под ним, как тухлые
яйца под сапогом. И тесно, тесно сделалось в тоннеле.
- Гонитесь за ними по пятам!
тысяч лет встретившись с достойным противником, тарантулы с каждой минутой
дрались все более вяло и неуверенно. Затем они побежали. Добивая удиравших
(пленных не брали), спайдеры рассыпались по закоулкам и переходам. Сейчас
же поднялись разноплеменные рабы, обслуживавшие Цитадель. Мечущихся в
поисках спасения охранников и холуев рубили вручную, и запыхавшийся
Рамкэг, со свистом дыша через тысячи своих трахей, пошутил с мрачной
наивностью одного средневекового автора, что туши их жирны и хорошо
удобрят почву планеты...
уникальной битвы. Восставший угнетенный всегда прав, и этим все сказано.
Да и в памяти у. Вани сохранилось весьма немногое. Она ведь милосердна
бывает, память человеческая.
секира. (Откуда, как попала в руки?) За ним, не отставая ни на шаг, мчится
Рамкэг и мчатся еще два взъерошенных спайдера, они волочат с собой
какого-то холуя, отвратительного пупырчатого слизня, непрерывно
извергающего со страху вонючий помет. Кто-то бросается на Ваню сбоку.
Какая-то тварь - то ли гигантский скорпион, то ли рак... Ваня, не
останавливаясь, бьет наотмашь секирой - тварь с треском разламывается, на
колени выплескивается коричневая жижа...
лицо - дикая кислотная вонь, от которой слезы выскакивают из глаз. Вот
оно, логово Великого Спрута. Ах, поздно... Жирными червяками корчатся на
ковре щупальца, покрытые жадно зевающими присосками и роговыми крючьями.
Насмерть перепуганный сине-фиолетовый раб трясущейся рукой показывает...
Великий Спрут, весьма деловой носитель разума и неимоверно богатый
мерзавец, кончил самоубийством - обкусил себе все щупальца и утопился в
унитазе. Ваня смотрит на жирную студенистую тушу, плюет и спускает воду.
Кончено с Великим Спрутом.
соотечественника, жирного спайдера в двенадцатилинзовых очках в золотой
оправе.
произносит он. - Я могу, я очень могу, я бесценен, я ученый и
изобретатель. Я могу пригодиться любой расе и любой власти. Мозг мой
является хранилищем множества тайн о природе и духе, я пригоден для
служения любой цивилизации!
Володихин Дмитрий
Шекли Роберт
Гюго Виктор
Браун Дэн
Шилова Юлия
Шилова Юлия