риться. Она либо пропускала мимо ушей ее предложения, либо, когда
Сильвия очень уж приставала к ней, отвечала, что она не создана для это-
го ремесла. Тогда Сильвия иронически осведомлялась, для какого же ремес-
ла она считает себя созданной. Это задевало Аннету. Когда человека, ко-
торому никогда не приходилось трудиться ради куска хлеба, нужда застав-
ляет искать работу, ему тяжело оттого, что он не знает, на что годен и
годен ли вообще на что-нибудь, несмотря на свое образование. Однако нуж-
но было на что-то решиться. Аннета не хотела жить на средства сестры.
Конечно, Сильвия не дала бы ей этого почувствовать, она помогала ей
охотно. Но, с удовольствием тратя деньги на нужды Аннеты, она помнила,
сколько истрачено: ее правая рука всегда знала, что дает левая. Еще луч-
ше это знала сама Аннета. Ей была нестерпима мысль, что Сильвия, подсчи-
тывая свой приход и расход, записывает (мысленно, разумеется) в дебет
истраченное на нее, Аннету... Проклятые деньги! Казалось бы, какие могут
быть счеты между двумя любящими сердцами? В любви Аннеты и Сильвии их не
было, а в жизни были. Не одна любовь управляет жизнью. Ею управляют и
деньги.
усвоила.
она решила пойти к начальнице того коллежа для девушек, который она
окончила. Г-жа Абрагам когда-то благоволила к способной и богатой учени-
це, дочери влиятельного человека, и Аннета рассчитывала на ее со-
чувствие. Эта замечательная женщина, одна из первых поборниц женского
образования во Франции, обладала редкими качествами - энергией и здравым
смыслом, а их дополняло (или порой, в зависимости от обстоятельств, уме-
ряло) трезвое политическое чутье, которому могли бы позавидовать многие
мужчины. Интересы своего коллежа г-жа Абрагам принимала гораздо ближе к
сердцу, чем свои собственные. Она была свободомыслящая женщина и даже не
скрывала (конечно, не выставляя его напоказ) некоторого презрения к кле-
рикалам, которое не могло ей повредить, ибо в ее коллеже учились девушки
из кругов радикальной буржуазии и молодые еврейки. Однако надо сказать,
что отвергнутую христианскую мораль ей заменяла гражданская, не очень-то
устойчивая и обоснованная, но тем не менее узкая и требовательная (впро-
чем, это естественно: чем произвольнее догма, тем она суровее). Аннета
благодаря своему положению в свете была в дружеских отношениях с на-
чальницей и говорила с ней свободно и откровенно. Она любила высмеивать
пресловутую общепризнанную мораль, и г-жа Абрагам, женщина скептического
ума, охотно и с улыбкой слушала тирады непочтительной девчонки. Да, она
улыбалась - но только когда они разговаривали с глазу на глаз при закры-
тых дверях. Как только дверь открывалась, г-жа Абрагам вспоминала о сво-
ем звании и официальном положении, и к ней возвращалась твердая, как же-
лезо, вера в заповеди светского кодекса, выработанного несколькими резо-
нерами, блюстителями нравственности. Можно сказать, что совесть госпожи
начальницы в своем естественном состоянии была равнодушна к условной мо-
рали; когда же совесть эта облекалась в привычную броню официальности,
она сурово порицала поведение Аннеты. А г-жа Абрагам о нем уже знала:
история Аннеты обошла все парижские салоны.
та пришла к ней, она не сочла нужным откровенно высказать ей свое мне-
ние. Сперва надо было узнать, с какой целью пришла Аннета и нельзя ли
извлечь из этого какую-нибудь пользу для коллежа. Поэтому г-жа Абрагам
встретила бывшую ученицу приветливо, хотя и немного сдержанно. Но как
только она узнала, что Аннета пришла к ней в качестве просительницы,
г-жа Абрагам вспомнила о скандале и улыбка ее стала ледяной. Принять
деньги от особы предосудительного поведения еще можно, но помогать ей -
неприлично. Г-же Абрагам было не трудно найти предлог для отказа беззас-
тенчивой претендентке: она сказала, что коллежу не требуются учителя. А
когда Аннета попросила рекомендовать ее начальницам каких-либо других
учебных заведений, г-жа Абрагам не пожелала дать ей хотя бы неопределен-
ные обещания. Большая дипломатка в тех случаях, когда она имела дело с
людьми, высоко вознесенными колесом фортуны, она сразу оставляла всякую
дипломатию, когда это колесо сбрасывало их вниз. А это серьезная ошибка:
ведь те, кто сегодня внизу, могут снова очутиться наверху. Хороший дип-
ломат должен принимать в расчет будущее. Но для г-жи Абрагам существова-
ло только настоящее, а в настоящий момент Аннета шла ко дну. Это было
печально, однако г-жа Абрагам не имела обыкновения спасать утопающих.
Она не скрывала своей холодности. Аннета продолжала говорить с ней спо-
койно и непринужденно, как равная с равной, что теперь было уже совсем
неуместно, и г-жа Абрагам, чтобы ее "осадить" и напомнить о разнице в их
положении, объявила, что по совести не может никуда ее рекомендовать.
Аннета вскипела и уже готова была вслух высказать свое возмущение, но
гнев ее быстро утих, сменившись презрением. Ее вдруг охватило ребяческое
желание созорничать, как когда-то, - так и подмывало поиздеваться над
начальницей. Она сказала, вставая:
леже курс новой морали!
ответила сухо:
ность.
лезной браваде. Какая глупость!.. К чему наживать себе врагов?.. Все-та-
ки она невольно рассмеялась, вспомнив сердитую физиономию противницы.
Женщина не может отказать себе в удовольствии посрамить другую женщину.
Впрочем, эта другая, г-жа Абрагам, сменит гнев на милость, как только
она, Аннета, отвоюет себе положение в обществе. А она его отвоюет!
свободных вакансий. Не было их только для женщин. Латинские демократии
созданы для мужчин. Иногда они включают в свои программы феминизм, но
относятся к нему недоверчиво. Мужчины ничуть не торопятся дать оружие в
руки своим соперницам - женщинам, которые и сейчас еще, на заре XX века,
остаются угнетенными. Но такое положение скоро изменится благодаря стой-
кости женщин Севера. Только под нажимом общественного мнения всех других
стран у нас скрепя сердце согласятся признать трудящуюся женщину, кото-
рая хочет пользоваться всеми правами.
бы этому не помешала ее щепетильность. Там готовы были закрыть глаза на
ее двусмысленное положение, если бы она сама захотела дать какое-нибудь
правдоподобное объяснение: сказать, что она вдова или разведена. Но Ан-
нета из какой-то нелепой гордости в ответ на вопросы говорила правду. И
после нескольких неудач она больше не обращалась в коллежи. Не пошла она
и в университет, хотя оставила там по себе добрую память и нашла бы лю-
дей, достаточно свободомыслящих, которые не осудили бы ее и помогли най-
ти работу. Но Аннета боялась новых обид. Она была еще новичком в царстве
нищеты. Гордость ее не успела натереть себе мозоли...
знакомых из буржуазного круга, предпочитая скрывать от них свои невзго-
ды. Она обратилась к нелегально существовавшим тогда в Париже конторам
по найму - вернее сказать, по эксплуатации. Но Аннета была недостаточно
ловка, не умела показать себя с выгодной стороны. Она держалась надмен-
но, сердила людей своей разборчивостью: позволяла себе привередничать,
вместо того чтобы соглашаться на любую работу, как множество несчастных
женщин, которые, не запасшись достаточным количеством рекомендации и
дипломов, готовы обучать чему угодно и работать с утра до вечера за жал-
кие гроши.
иностранками. Она учила говорить по-французски американок, которые были
с ней любезны, предлагали иной раз прокатиться в экипаже, но платили до
смешного мало и даже не понимали, что следует платить дороже. Они, не
задумываясь, платили сто франков за пару ботинок, а Аннета получала у
них всего один франк за урок (в то время нетрудно было найти преподава-
тельницу, которая брала и по пятьдесят сантимов!)... Аннета, хотя и не
имела возможности выбирать, вначале не соглашалась на такую постыдно
низкую оплату, но после долгих поисков не нашла ничего лучшего. Зажиточ-
ная буржуазия готова тратить сколько угодно на обучение своих детей в
привилегированных школах, так как эти затраты делаются на глазах у об-
щества, зато домашних учителей она гнусно эксплуатирует. Ведь этого ник-
то не узнает, и тут имеешь дело с людьми обездоленными, которые не ста-
нут артачиться: один откажется, так на его место найдется десяток дру-
гих, которые будут умолять, чтобы их взяли.
практической жилкой Ривьеров, а гордость не позволяла ей соглашаться на
унизительные условия, на которые шли другие. Аннета была не из тех крот-
ких овечек, которые охают да вздыхают, но соглашаются. Она не охала - и
не соглашалась. И, сверх ожидания, такая тактика имела успех. Люди трус-
ливы. Аннета говорила "нет" с высокомерным спокойствием, которое делало
невозможным всякий торг. С ней не смели обходиться так, как с другими, и
предлагать мизерную плату. Но и ей платили немногим больше. Приходилось
тяжко трудиться, чтобы прокормить себя и сына. Ученики ее жили далеко и
в разных концах города, а в Париже тогда еще не было ни автобусов, ни
метро. К вечеру у Аннеты ныли ноги. Ботинки от такой ходьбы быстро сна-
шивались. Но у нее было крепкое здоровье, и ей доставляло удовлетворение