сердце: "Пусть нет на свете никого красивее Филиппа, он умеет лишь глядеть
на людей, но ему нечего сказать людям. Это не человек, не животное даже, это
просто статуя".
скрывал свои слабости? Как мало знают о нас другие и как строго осудит меня
потомство!
первые годы правления, когда к нему прибыл необыкновенный посол. Во Францию
явился Раббан Комас, несторианский архиепископ из Китая, с поручением от
Великого ильхана Ирана, потомка Чингисхана, предложить союз и пятитысячную
армию, дабы начать войну против турок.
него, юноши, мечта, которая могла стать явью. Европа рука об руку с Азией
ведет крестовый поход - деяние, поистине достойное Александра Великого! И
однако ж в тот день он избрал другой путь: довольно крестовых походов,
довольно военных авантюр - отныне он будет печься о благе Франции, главной
его заботой станет мир. Был ли он прав? Какого могущества достигла бы
Франция, прими он тогда союз, предложенный ильханом! Он отвоевал бы обратно
христианские земли, и слава его прошла бы по всему свету... Он вернулся к
действительности и взял новую пачку пыльных пергаментов.
дата напомнила ему все. Год смерти супруги ЖанА1, которая принесла в
приданое королевству Наварру, а ему - единственную любовь во всей его жизни.
Никогда не пожелал он другой женщины; с тех пор как ушла она из жизни - тому
уже девять лет, - ни разу не взглянул и не взглянет на другую. Еще не утихла
боль, причиненная утратой любимой жены, как начался смутный 1306 год, когда
Париж поднялся против ордонансов о золотой монете и королю пришлось укрыться
в Тампле. А еще через год он велел арестовать тех, которые дали ему приют и
защищали его. Показания тамплиеров хранились здесь на гигантских
пергаментных свитках, скрепленных печатью Ногарэ. Король не распечатал их.
утратили тепло жизни. Неутомимый его мозг, его воля, его страстная и
непреклонная душа - все исчезло. Остались плоды его рук. Ибо жизнь Ногарэ не
была обычной жизнью человека, у которого за внешней официальной оболочкой
скрыто личное существование, который оставляет после себя кучу обыденных,
ему одному ведомых, для него одного мучительно-милых мелочей. Для чужого
взгляда они ничего... Ногарэ, тот всегда и во всем был верен себе.
Отожествил свою жизнь с жизнью королевства. И все его тайны были здесь, вот
они вписаны сюда, как свидетельство его трудов.
судов, пыток, смертей. Потоки крови... К чему? Какую почву вспоила она?"
Устремив взор в одну точку, он размышлял.
могло бы пережить меня?.." Он вдруг почувствовал всю тщету своих деяний,
почувствовал с такой ясностью, с какой думает об этом человек, охваченный
мыслью о собственном конце и о предстоящем исчезновении всего сущего, как
будто мир перестанет существовать с ним вместе.
лицо короля. Все давалось ему легко: и возраставшее бремя трудов, и заботы,
и почести; одного он не мог постичь и понять - это молчаливых раздумий
своего государя. Никогда он не знал, что скрыто за этим молчанием.
сказал Филипп Красивый, понизив голос. - Но был ли он действительно святым?
то, что вы не проводите во Франции желательной для него политики. Вы не
изменили королевскому долгу. Вы стояли там, куда вас поставил Господь, и вы
заявили во всеуслышание, что ваше государство не зависит ни от кого, кроме
Бога.
тоже создания Господни, они страдают, как и мы, и тоже смертны. На то не
было воли Божией.
богатства.
интересы королевства... "Так надо было ради королевства... Мы обязаны
сделать это..." - Людовик Святой радел о вере Христовой и славе Господней! А
я-то, я о чем радел? - все так же тихо произнес Филипп Красивый.
залогом общественного блага и карает всех, кто не желает следовать по тому
пути, по которому движется мир.
пути, и много их еще будет, если один век похож на другой.
из его рук на стол.
Христос знал это. А ваше царствование было великим. Вспомните, что вы
присоединили к короне Шартр, Божанси, Шампань, Бигоц, Ангулем, Марш, Дуэ,
Монпелье, Франш-Конте, Лион и часть Гиени. Вы укрепили французские города,
как того желал ваш отец Филипп III, дабы они не были беззащитны перед лицом
врага. Вы привели законы в соответствие с римским правом... Вы дали
парламенту права, дабы он мог выносить наилучшие решения. Вы даровали многим
вашим подданным звание королевских горожан. Вы освободили крепостных во
многих провинциях и сенешальствах. Раздробленное на части государство вы
превратили в одну страну, где начинает биться единое сердце.
ободрил его, в словах Мариньи Филипп находил опору для преодоления слабости,
столь не свойственной его натуре.
вас удовлетворяет, что скажете вы о сегодняшнем дне? Вчера еще на улице
Сен-Мэрри лучникам пришлось усмирять народ. Прочтите-ка, что мне доносят
бальи из Шампани, Лиона и Орлеана. Повсюду народ кричит, повсюду жалуются на
вздорожание зерна и на мизерные заработки. И те, что кричат, Ангерран, так и
не узнают, никогда не узнают, что не в моей власти дать им то, чего они
требуют, что зависит это от времени. Победы мои они забудут, а будут помнить
налоги, которыми я их облагал, и меня же обвинят в том, что я в свое
царствование не накормил их.
молчание. Впервые в жизни он слышал от Филиппа такие речи, впервые Филипп
признавался ему в своих сомнениях, впервые не сумел скрыть повелитель
Франции своего уныния.
неотложных вопросов.
разбросанные в беспорядке по столу. Потом он резко выпрямился, словно
повинуясь внутреннему приказу: "Забудь тяготы и кровь людей, будь снова
королем".
Глава 4
ЛЕТО 1314 ГОДА
мог последовать за ним туда. На земле безраздельно властвовала весна,
беспечно врывалась в жилища людей, в лучах солнца блаженствовал Париж; лишь
король был точно изгнанник и жил один среди леденящего оцепенения души. Ни
на минуту не забывал он проклятия Великого магистра.
время отвлекали короля от навязчивых мыслей. Но из Парижа шли тревожные
вести, и приходилось срочно мчаться в столицу. Условия жизни в деревнях и
городах становились все хуже. Цены на съестные припасы росли,
благоденствующие области не желали делиться излишком своих богатств с
областями разоренными, в народе сложили даже поговорку: "Приставов целый
полк, а в брюхе - щелк". Люди отказывались платить налоги, и то там, то
здесь вспыхивали волнения против прево и сборщиков. Воспользовавшись этой
неурядицей, в Бургундии и Шампани бароны снова образовали свои лиги и
предъявляли предерзкие требования. В Артуа граф Робер, искусно играя на
общем недовольстве и скандальной истории с принцессами, усердно сеял смуту.
присутствии его высочества Валуа.
четырнадцатый год каждого века отмечен бедами.
государства: 714 год - вторжение мусульман из Испании. 814 год - смерть
Карла Великого. 914 год - нашествие венгров и великий глад. 1114 год -
потеря Бретани. 1214 год - Бувин.., конечно, победа, но граничащая с
катастрофой, победа, купленная слишком дорогой ценой. Один лишь 1014 год
выпадал из этой цепи драм и утрат.
шею Ломбардца, гладила собаку против шерсти.
окружением, в котором вы находитесь, - заявил Карл Валуа. - Мариньи
окончательно закусил удила. Он употребляет во зло ваше к нему доверие,
обманывает вас и все дальше и дальше толкает по тому пути, который выгоден