жен...- Таян-хан вздохнул.- Что делается с этим миром! Не знаю, как теперь
и быть. Может быть, уйти за Алтайские горы?
его голосе слышалась неуверенность, от былой решимости, кажется, ничего не
осталось. Раньше это обозлило бы Джамуху, но сейчас он был равнодушен, и
это удивило его самого.
крупа своего коня! Лучше пусть наши кости белеют на солнце, чем бежать от
Тэмуджина!
пятьдесят пять тысяч воинов. И с ними бежать?
прав. Мы позвали меркитов, ойратов и нашего друга гурхана Джамуху,- при
слове <гурхан> Таян-хан сделал еле заметную запиночку,- не для того, чтобы
веселее убегать. Пойдем навстречу врагу.- Взбодрился:- Пойдем, разобьем и
череп Тэмуджина, оправив в серебро, поставим рядом с черепом Ван-хана.
идущих с ним людей из племен дорбэнов, салджиутов, катакинов двинулись
вниз по реке Тамир, потом повернули на восход солнца, переправились через
реку Орхон. Здесь впервые столкнулись дозоры. Найманы в короткой схватке
убили одного воина и захватили его лошадь. И будто это было не бедное
животное, а чудо, какое привели к походной, на колесах, юрте Таян-хана.
Пегая кобылка с остриженной гривой, плоскими, растоптанными копытами и
мосластым задом тянула из рук воина повод, хватала траву. Седло было под
стать кобылке. Передняя лука лопнула и была стянута ремнями, подседельный
войлок рваный и грязный. Нойоны тыкали кулаками в брюхо лошади,
похлопывали по седлу.
заманивать врага за собой, беспокоя его справа, слева, спереди, сзади?
Худотелая лошадка воодушевила их, они уже видели себя победителями.
Таян-хан молча уступил им. Но он не радовался. Невесел был и Джамуха.
Тоскливое равнодушие, как болотная трава стоячую воду, затягивало душу.
седловиной, похожей на спину двугорбого верблюда, поставили передвижную
юрту хана и юрты ближних нойонов, подняли боевые туги. Внизу стлалась
равнина с небольшими холмами и увалами, покрытая редкой травой, жесткими
кустами дэрисуна и суходольной полыни.
выскакивали небольшие кучки всадников, трусцой приближались к найманским
караулам. Воины кидались вперед, и всадники Тэмуджина ветром уносились в
степи. Вот и худые кони! Потом повалили главные силы. Тысяча за тысячей в
строгом порядке приближались к горе, охватывая ее с трех сторон. В
стройности рядов, в неторопливости движения, в безбоязненности, с какой
воины останавливались на виду у найманского войска, была неодолимость,
непоколебимость, вера в свою силу. До самой темноты подходили воины
Тэмуджина. А в темноте зажглись огни - тысячи огней. Словно кто-то собрал
все звезды с неба и бросил их к подножью горы Нагу.
разносили нойонам вино. Нойоны хвастливо рассуждали о битве завтрашнего
дня. Джамуха почти не слушал. Смотрел на огни стана своего побратима. Он
понял наконец, почему его точит тоска. Кто бы ни победил завтра, это будет
его поражением, последним поражением. Конец вольности племен... Река
крови, прольющейся завтра, унесет остатки древних установлений, и отвага
багатуров, мудрость старейшин, песни улигэрчей будут поставлены на службу
единственному владыке великой степи. Кто будет им? Таян или Тэмуджин? А,
не все ли равно! То, за что он бился, что было сутью его жизни,- погибло.
поставленным Таян-ханом в самом конце правого крыла. Воины не спали.
Сидели, лежали у огней, разговаривали. Думают ли они, что завтра многим
уже не увидеть звезд, не сидеть у огонька, вдыхая горький дым аргала, и не
нужны будут ни острые стрелы, ни добро подогнанные седла, ни резвые
кони?.. Может быть, и ему завтра уже ничего не понадобится... Где-то
далеко в родном нутуге будет тосковать хур в руках Уржэнэ, но он уже не
услышит ни звуков хура, ни голоса жены. Через год-два в пустых глазницах
его черепа прорастет ковыль-трава... Зачем, для чего жил? За что должны
умереть завтра и он, и многие из его воинов?
кучу, ладонью округлил вершину.
и Джамуха.
порученцы - туаджи, о чем-то спрашивали и уносились в темноту. Заложив
руки за спину и затолкав под широкий пояс указательные пальцы, Тэмуджин
ходил вокруг песка, прижмуривал то один, то другой глаз, словно бы
прицеливаясь.
побаивается.
войско, хан Тэмуджин. Потому-то сбил потуже. Нам от этого - польза.
поставил своих воинов. Стрела, пущенная в плотный табун дзеренов даже
неумелым стрелком, всегда найдет цель. Будем бить. А как?
сверкающих доспехах, от широкой ярко-красной накидки упала тень, закрыв
песок. <Опять вырядился, селезень!>- подумал Тэмуджин, захватил пальцами
край накидки, легонько подергал.
свой шатер на себе носит.
брат, так: главные силы Таян-хана стоят в середине, вот по ним и надо
ударить как следует. Переруби у бочки обруч - она сама рассыплется. Наши
главные силы, отданные твоим соизволением мне, поставим так.- Он взял из
рук Мухали нож, нарубил на песке коротких зарубок - одна за другой.- Я
поведу тысячи и рассеку найманское войско надвое.- От зарубок к подножью
бугорка Хасар провел глубокую борозду.
вел сам Тэмуджин, когда был прижат к горам Ван-ханом. Ни одна битва не
бывает похожа на другую. То, что в одной приводит к победе, в другой может
принести поражение. Однако, зная обидчивость Хасара, ничего этого Тэмуджин
не сказал, похвалил:
но... Таян-хан посторонится, пропустит несколько твоих тысяч, потом -
хоп!- Поставил ладони на ребро, сомкнул их, перерезав борозду.- Стиснет,
как хрящик в зубах, пожует и выплюнет. Давай, Хасар, подумаем еще. Нойоны,
идите поближе.
поднялся, положил руки на затылок, выгнулся всем крупным телом - рыжая
борода торчком, шапка съехала на макушку.
синего неба. Всем спать!
положил седло, лег. Нойоны разошлись к своим тысячам. Стало слышно как
возносит молитвы небу Теб-тэнгри. Он ходил вокруг одинокого огонька,
звенел подвесками, железный посох с рукояткой в виде головы лошади гулко
бил по сухой земле. Повернулся на спину. Низко над головой висели крупные
звезды, их свет колол глаза. Прикрыв веки, он заставил себя не думать о
завтрашнем дне. Беспокойное бормотанье шамана, звон его подвесок не давали
забыться сном. Совсем не к месту вспомнил Ван-хана, таким, каким видел в
последний раз,- слабый, больной старик с запавшими глазами. Сейчас .эти
глаза маячили перед ним, безмолвно укоряя. Он часто видел его таким, и на
душу ложилась тяжесть. Ожесточенно подумал: <Сам виноват, старый дурак,
сам!>
стане найманов, призывно пропела труба, едва умолкла, ей откликнулся
большой барабан: бум, бум, бум - круто покатилось с сопки, следом
зачастили малые барабаны; дробь подхватили в его стане, и будто град
обрушился на долину.
дождевыми свесами тучу. Воины уже сидели на конях, тысячи стояли каждая на
своем месте, ждали сигнала. Тэмуджин расположился на вершине невысокого
увала. Отсюда видно было далеко не все. И он приказал прикатить телеги,
поставить их одну на другую. Кешиктены быстро возвели башню высотой в три
человеческих роста, надежно стянули ее веревками, настлали сверху
войлоков. Хлебая горячий обжигающий губы шулюн, хан посматривал на тучу.
Эриксон Стивен
Володихин Дмитрий
Конюшевский Владислав
Андреев Николай
Суворов Виктор
Лукьяненко Сергей