веку.
пость жалованье флотскому офицерству произвесть. Опушенный красивым инеем,
под берегом Котлина застыл корабль с несуразным именем "Петр I и II", а ко-
мандовал кораблем этим Петр Дефремери... На казнь смертную осужден, он от
смерти с помощью Соймонова был избавлен.
литика наша Франции бережется, а посему меня, как француза, даже в море не
отпускают.
когда один раз в году жалованье выдали. Дефремери по этому случаю графин с
вином на столе водрузил.
сию, которой я шестнадцатый год служу. Выпили. Копчушки астраханские - на за-
куску.
вцепишься, сразу Каспий поминаетсяПомнишь, Петрушка, как хорошо было нам на
Дербент плавать? Молоды были-
во льдах! Где Овцын Митька? Где Харитоша Лаптев?
под Азов, в Донскую флотилию, которой Бредаль командует. Бредаль - вояка
славный, сам из норвежцев, я ему напишу о тебе. Он примет. И будешь ты, воюя,
при нужных делах состоять.
себя побереги. Не ядром пугаю. Заразы бойся - чумы-
был одинок: часто встречались санки с офицерами армейскими и флотскими - все
поспешали на юг, в разлив близкой весны, и было ясно: до победы еще далеко...
Ехали! Ехали! Ехали!
тами, режут снег полозья санные.
прежде дебрь, се коль населена! Мы град в тебе престольный видим ныне...
полковых знамен, возле судебных зерцал и казенных печатей, над ящиками с
деньгами. Зорко берегутся от гнева простонародного дворцы царские, дома вель-
можные, здания посольские.
ней царицы офицер выкрикнул:
рыша в карты счастливчику Рейнгольду Левенвольде, волоча на себе чудовищные
пудовые робы, императрица протиснулась в двери опочивальни. Караулу пожелала
басом:
граф Бирен пронырнул в спальню к царице. Дверь закрылась за ним, любимый арап
Анны Иоанновны надел белую чалму с аграфом алмазным, встал у порога... Во
дворце - тишина.
князь волноваться? И что он, князь Голицын, сказывать при аресте станет, о
том никому не объявлять, а мне дословно рапортовать... Ясно?
близ самой спальни императрицы, и она, пред судьями не показываясь, из-за
ширм потаенно слушала, о чем говорят... Вышний суд все подряд в одну кучу
свалил:
ни-хирагры, донос чиновника Перова и... гордыню!
дет прямо сказать: судим тебя князь, за то, что в смутный год тридцатый желал
ты республики аристократической!
князю, он брата Мишу позвал, тот за него расписывался, а князь Дмитрий Михай-
лович при этом Ушакову сказал:
ся, я б советы его мудрые тоже принял... Ушаков сунул руку под парик, скреб
себе лысину:
нем судить его Генеральным собранием...
князь Атексей Михайлович Черкасский. Приговор над стариком начинался восхва-
лением гениальной мудрости царицы Анны Иоанновны, причем всесудьи вставали из
кресел и, обратясь к иконам, благодарили царицу за "матерное" охранение за-
конного правосудия в государстве... Сатану тоже не забыли - о нечистой силе в
последнем § 13 было помянуто (в таких словах: "...еще и злее того яд тот изб-
левал").
все было -оформлено указом.
достоин, однакож Мы, Наше Императорское Величество, по Высочайшему Нашему ми-
лосердию, казнить его, князь Дмитрия, не указали; а вместо смертной казни
послать его в Шлютельбург..."
денские и шпагу; бумаги опечатали, караул приставили при капрале и при сер-
жанте; больной старец начал сборы недолгие в тюрьму Шлиссельбурга.
Емеля, с ним мне скуплю не будет...
ку, ложку, солонку, "кастрюлик с крышечкой", сковородку, вертел, два костыля
инвалидных, порты байковые, колпак на голову, рубаху из шерсти и куль муки
ржаной... Говорил:
книгами моими присматривай... не дай им пропасть!
из томов, листанул - стихи.
ни, и Емельян выкрутился:
снарядили целый обоз с командой воинской, чтобы забрать книги из подмосковно-
го села Архангельское. Голицына стали увозить в Шлиссельбург; слезно простил-
ся старик с братцем Мишею, расцеловался с Емелею, дворня князя пришла в покои
к нему, мужики и бабы кланялись в ноги "страдальцу".
стражей от себя отстранил:
иконами святыми. Приник к полу и разрыдался:
поволокли в сани. Императрице было доложено, что Голицын перед дорогою в
Шлиссельбург не иконам, а книгам молился. Те книги надо проверить - не сата-
нинские ли?
ка Дурново, пошел в место нужное. В дыру зловонную напоследки заглянул и уви-
дел, что средь дерьма бумаги лежат.
Сенька Нарышкин, который в эмиграции под именем Тенкин затаился от гнева
божьего. Особых секретов Анна Иоанновна не выведала, но зато пронюхала, что
цесаревна Елизавета была тайно обручена с этим самым Сенькой.
это обучал его на флейте танцы наигрывать.
вальное трактую я десятью рублями...
ухом, а пальцы в чернилах) по дому хаживал. Губы кусал. Думал, как бы спасти
что от сыщиков? Когда инквизиторы давали ему бумаги подписывать, Емеля подма-
хивал их не гражданской скорописью, а полууставом древним. Это - от ума!
Пусть лучше сочтут его за человека, старины держащегося, нежели примут за
гражданина времени нового... Когда караул устал, приобыкся к дому, стал
Емельян Семенов жечь письма из портфеля княжеского. Лучина уже разгорелась в