большим удобством, чем минуя длинное туловище Ботреджа. На счастье всех
действующих лиц тюремной драмы, ветер дул им в лицо. Карабкаясь по
ступенькам деревянной лестницы, Консуэло выбралась наверх. Бросив простыню в
отверстие, она неслышно прошла за Стома-дором те десять шагов, которые
отделяли подкоп от двери лазарета, и, прижимаясь к стене угла, скользнула в
яркое помещение. Из всех манипуляций прохода к двери и обратно эти два шага
под прикрытием узкой дверной плоскости были острейшим испытанием риска.
Грузный Стомадор, как и первый раз, лег у двери на бок, подтянувшись затем
на руках. Консуэло прижималась к стене спиной, расставив руки и откинув
голову. Такие же предосторожности принимались всеми, не исключая Факрегеда,
и если принять во внимание, что за время действия было всего тринадцать
следовании разных людей из дверей и в двери лазарета, причем никто не
зашумел, не споткнулся, то станет ясным, какое напряжение потрачено было на
этом крошечном участке тайной борьбы.
бессвязная речь, коснувшись отца, бегства, Ван-Конета, странной тактики
адвоката, становилась затрудненной. Когда он умолкал, Галеран говорил с ним,
укрепляя его, как мог, соображениями о возможности отсрочки исполнения
приговора. Уже он хотел проститься и уйти, не веря в поиски Стомадо-ра и
сознавая, что опасность растет, как Давенант сказал:
- сейчас или в прошлую ночь, казалось мне, что я видел на столе свечу,
горящую днем. В окно врывался ветер, но пламя свечи не шевелилось, не гасло,
лишь быстро таяла эта свеча...
взглянувшую на распростертого человека. Его измученное и ясное лицо еще не
успело потерять свое, далекое всему, выражение. Лекан, которого Стомадор
огорошил при входе заявлением: "Это племянница начальника тюрьмы!" - силой
тащил теперь за рукав Факрегеда, чтобы получить объяснение происходящего и
отпроситься бежать. Они удалились.
Ботредж... это божество... это утешение, этого рыцаря-девочку. Она девочка.
Я, может быть, раз тридцать останавливал всяких подходящих особ!
ночь все лучшее человеческих сердец раскрывалось перед ним и невозможное
становилось простым.
женщине, догадываясь о ее положении в жизни с одного взгляда на нее. - Если
нас всех накроют, не миновать боя, и, хотя мы вас не дадим тронуть, риск все
же огромен.
человека, знающего себя. - Могут быть только неприятности, но я на это
пошла.
правду. В камере повеяло неясной надеждой. Давенант глубоко вздохнул. Темная
вода временно ушла из его сознания, и, безмерно счастливый тем высшим, что
выпало на его долю среди мучений и страха, он оживился.
сюда; это был не совсем бред, - прибавил он, уже жалея существо, несущее так
много отрады одним звуком своего голоса, такое настоящее - то самое, такое
удивительное и прекрасное, как будто бы он сам придумал его. - О, - сказал
Давенант, - я спокоен, я равен теперь самым живым среди живых. Уходите!
Простите и уходите.
к смерти, несчастный человек?
благородным тоном этой тоскливой шутки, Консуэло заставила себя отрешиться
от собственного страдания и, став у койки, склонилась, положив руку на грудь
Тиррея.
все то, что рассказал мне мой проводник о вашем столкновении с Ван-Конетом?
лицом. - Но каждый поступил бы так, как поступил я. В присутствии своей
любовницы, приятелей, проезжая с попойки к ничего не подозревающей о его
похождениях невесте, о чем похвалялся, публично унижая ее, тут же за столом
этот человек захотел оскорбить и грубо оскорбил одну проезжавшую женщину.
Немало досталось от него и мне. Я ударил его во имя любви.
голову, плача громко и горько, как избитый ребенок.
рассказал вам все это?
который села, когда Давенант начал с ней говорить. - Но я ничего не знала! Я
- Консуэло Ван-Конет, жена Георга Ван-Конета, которая вас спасет. Я ухожу.
Верьте мне. Скорее проводите меня.
когда оглушение событием превосходит силой возможность немедленно отозваться
на него разумным словом. Давенант громко сказал:
Стомадор испугался.
так стряслось, не погубите нас всех!
торопливо вышла, провожаемая Стомадором и паническим взглядом Лекана.
Давенант не смог больше ничего сказать женщине, так тяжко подвернувшейся под
удар. Галеран вытащил из-под его подушки револьвер и махнул ему рукой,
шепнув:
вслед Стомадору:
он, когда проход опустел, приволок два ящика и поставил их один на другой
так, что доска верхнего закрыла снизу отверстие.
все меняется.
Лекан забросали дыру землей с клумб и притоптали ее. К утру разразился
проливной дождь, отчего это место меж двух кустов приняло естественный вид.
него, затем улыбнулся.
подмел коридор и взглянул на часы. Они показывали четверть третьего.
маскировали отверстие, Гале-ран, Консуэло и Стомадор сошлись в задней
комнате лавки.
углубляться в происшествие. Сядьте в мой автомобиль.
потрясен, что уже не могу стать таким бойким, как когда встретил вас.
на пустырь, где Груббе уже изнемог, ожидая конца.
для Давенанта. Помни, что ты теперь повезешь его спасение.
его имя Тиррей Давенант. Один из самых лучших людей. Пожалуйста, известите
меня.
Груббе свой адрес.
лавке или доставить от нее известие. Галеран проводил взглядом автомобиль и
вернулся в комнату Стомадора.
видать брату моему нового дня. Не пойдет жена против мужа, это уж так.
несколько бутылок перцовки. Не откупоривая, отбив горла бутылок ударами одна
о другую, каждый выпил, сколько хватило дыхания.
сидеть и ждать за углом стены двора. Если подкоп откроется, - убежим.
меблировкой Супруги занимали три роскошных номера гостиницы "Сан-Риоль",
соединенных в одно помещение с отдельным выходом.